Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 9, 2016
* * *
Сломанными
флажками сверху сигналит птица.
Кто ее
разумеет? – нет никого окрест.
Только над
прудом ива – будто пришла топиться.
Ива стоит и
плачет, черную землю ест.
Бездна
небес глядится в темный нагрудник пруда,
видя в нем
только птицу, рваный ее полет.
Небо само
не может жить ожиданьем чуда.
Ива стоит и
плачет, черную воду пьет.
Что у нее
за горе? Кто ее здесь оставил?
Но прибежит
купаться – выгнется и вперед! –
тонкий и
голенастый, с виду как будто Авель.
Ива ему
смеется – кто ее разберет.
* * *
Золотая
лодка лежит на илистом дне
в слюдяных
улитках по всей длине.
Шелковистой
тиной выстлан ее живот.
Хорошо в
ней лежать и глядеть через толщу вод.
Золотая
лодка лежит в дождевом лесу,
обрастая
лианами сверху и донизу.
Там зеленая
дрема качается, как волна.
Крутобедрая лодка
водой до краев полна.
Золотые
лодки, лежащие на горе
в
ледниковом искристом серебре.
хорошоливольдулежатьдаглазамневмочь
ледяныеслепыелицаглядятсквозьночь
Я жила и
думала, что плыла.
Тяжела душа
моя, тяжела.
* * *
Дерево-дерево
– ствол трубой,
крона – как
дым голубой.
Дай постою
с тобой!
Ночью идет
от земли тепло,
Дерево-дерево
расцвело.
Дай загляну
в дупло?
Дерево-древо
в моем саду –
ветви во
облацех, корни – в аду.
Дай я в
тебя войду…
* * *
И в
чаще – пробудившись ото сна –
идет Адам, дающий
имена…
1
В начале
лета изгнанный Адам
иную жизнь
читает по складам.
Бежав из
детской, знаний восхотев,
рогатку взяв и
сапоги надев, –
стрелять,
ловить лягушек в камыше
и делать
все, что хочется душе.
А Ева колет
пальцы о шитье,
и он вполуха слушает ее.
– Я забываю Отчий наш приют.
Тут ангелы с рассветом не поют.
А по ночам заглядывают те,
что тьмой
иной таятся в темноте.
Я чувствую,
как звери голодны,
как травы
под ногою холодны.
И ныне в
этом теле – во плоти –
наш
первенец стучится взаперти…
– Не ропщи,
жено, не моя вина…
здесь все,
чему давал я имена:
вон там –
река и солнце на воде,
а вот блоха
ползет по бороде,
деревья,
звери, птицы и цветы
и в кожаных
одеждах – та же – ты.
Здесь
каждый вечным именем клеймен.
Но я забыл
значения имен…
А все ж
привольно!.. Погляди, как там
олени
поклоняются цветам,
как сокол
бьет голубку налету
и как
прекрасно терние в цвету!..
2
На
задворках великого мира – окраине света,
где
помойная куча гниет и цветет золотарник,
пахнет
медом и тленом златое Господнее лето,
на останках
забора пирует упорный кустарник.
Нету имени
месту – оно безназванное «где-то»,
где умолкли
языки – ни Азии нет, ни Европы… –
терпеливых
жуков, жадных гусениц тайное гетто,
катакомбы
червей, муравьиные торные тропы.
Захолустье
вселенной, где полдень стоит, как впервые,
где
блуждает вино по дичающим лозам агдама.
Всюду Божии
твари – носители чуда – живые
забывают
свои имена по уходе Адама.
* * *
Стоит
морозный март, не стаяли низины,
обледенелый
двор – что ни обуй – каток.
Такая ночь
висит, – и не припомнят зимы.
И тонок
лунный коготок.
Натоплено в
дому, но, двери отперев, я
со
скользкого крыльца
затылком
и
спиной…
И вот
лежу-гляжу сквозь черные деревья.
И будто бы
постель остыла подо мной.
Как хорошо
вот так сгодиться на прокормку
беспечному,
кому да не вменится в грех
поклевывать
небес твердеющую корку,
а мне
смотреть на свет, текущий из прорех.
Назавтра
поднимусь, насыплю здесь опилок,
где
свойственны насквозь все эти дом и вяз.
Мне б
только не уснуть… Я щупаю затылок.
И все бы
хорошо, да коготок увяз.
* * *
Говорила мне синица:
«Разожми свою ладонь».
Полно, глупая, проситься
в неба синюю ладонь.
Мне самой
бы улететь от тебя на небеса,
где поют осанну в вышних золотые голоса…
Говорила
мне синица:
«Ты глупее, чем синица, –
бабе по
небу летать.
Полно, глупая старуха,
раз ни голоса, ни слуха
да и крыльев не видать».
Солнце к
западу клонится.
Я люблю Твою синицу.
В небе проблеск голубой.
Спи, синица… Я с Тобой.