(Большая книга победителей: антология)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 9, 2016
Сергей
Оробий родился и живет в Благовещенске. Критик,
литературовед. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного
педагогического университета. Автор монографий «”Бесконечный тупик” Дмитрия Галковского: структура, идеология,
контекст» (2010), «“Вавилонская башня” Михаила Шишкина: опыт модернизации русской
прозы» (2011), «Матрица современности: генезис русского романа 2000-х гг.» (2014).
Печатается в бумажных и электронных литературных журналах.
БОЛЬШАЯ КНИГА ПОБЕДИТЕЛЕЙ: АНТОЛОГИЯ. – М.: АСТ (РЕДАКЦИЯ ЕЛЕНЫ ШУБИНОЙ), 2015.
Сразу после церемонии вручения премии «Большая книга»-2015 на прилавки магазинов легла антология «Большая книга победителей». Там собраны все лауреаты премии за десять лет – двадцать семь текстов двадцати четырех авторов. Большинство авторов написало произведения специально для этого сборника. Список лауреатов представителен: Захар Прилепин и Дмитрий Быков, Александр Терехов и Юрий Буйда, Михаил Шишкин и Владимир Сорокин… Под одной обложкой встретились писатели разных поколений, стилистических предпочтений и художественных пристрастий. Иные в реальной жизни уже и руки друг другу не подадут, а тут – на соседних страницах: «история рассудила».
Антологий малой прозы за последние годы по разным поводам вышло немало: и «Русские дети», и «Русские женщины», и «Новые сказки об Италии» (по приглашению «Премии Горького» и в связи со столетним юбилеем «Сказок об Италии» десять современных прозаиков съездили на остров Капри и написали по рассказу), и «Жестокий рассказ» (составителем последней выступил Владимир Сорокин). И это только мейнстрим, жанровых антологий вроде «Лучшая фантастика 201…» (АСТ) в несколько раз больше и выходят они куда чаще. Оказавшись в этом ряду, «Большая книга победителей», однако, претендует на нечто большее.
Эта книга – не внутрикорпоративное издание, не знак уважения литагентам, она адресована широкому читателю. Тому, кто, может быть, и не следит за современной прозой регулярно, но желает иметь о ней представление. Словом, пиар-ход, но с пользой для широких масс. Но чего здесь больше – пользы или пиара? Кажется, поровну.
Выражаясь строгим филологическим языком, представленные тексты вполне репрезентативны. Говоря проще, многие авторы опознаются даже не по первым страницам, а по названиям. «Спички и табак, и все такое» – узнается игривая брутальность Прилепина. «В лодке, нацарапанной на стене» – такой образ встречался у Шишкина. «Трамвай через Неву» – Евгений Водолазкин? Точно, он. Так что широкий читатель, несомненно, составит необходимое представление о стилистике и повествовательной манере целого ряда авторов.
Справедливо и то, что победители отметились именно в малой прозе. Рассказ – честный жанр. Вот и генеральный директор «Большой книги» Георгий Урушадзе в дни выхода книги заявил: «Литература будущего будет короткой». Кто-то, как Быков и Прилепин, привык работать в таком формате. Некоторые авторы предложили фрагменты романов, в том числе и уже премированных: Сорокин – из «Теллурии», Гранин – из «Моего лейтенанта», Пелевин – из «Смотрителя». Евгений Водолазкин представил вниманию читателей фрагмент еще не опубликованного романа «Авиатор». Все эти «демоверсии» вполне интригуют.
Словом, каждый автор успешно говорит сам за себя. Интереснее другое: что означает вся книга как целое?
Вряд ли по этому тому можно составить представление, «о чем» была новейшая русская проза последнего десятилетия: единого тематического вектора тут не просматривается[1]. Есть, впрочем, сверхзадача, предложенная главным редактором Еленой Шубиной, – идея Книги. Перед нами в широком смысле – тексты о текстах: о книге как предмете материального мира (Кабаков) и образе самого универсума (Иличевский), о читательском опыте юности и зрелости (Буйда, Попов, Сараскина…), о литературе как последних важных словах в высоком (эссе Шишкина) и гротескном (рассказ Быкова) воплощении этой идеи. Если русская проза и верна каким-то исходным установкам, то прежде всего это установка на литературоцентризм – пусть в узких читательских кругах.
Эта «литературоцентричная» установка иронически обыграна в рассказе Евгения Попова «Слезы радости». Герой рассказа писатель Гдов (альтер эго автора) пришел летом 2015-го на Красную площадь, где в то время проходил книжный фестиваль, поразился обилию читателей и произнес перед ними прочувствованную речь: «В конце концов, мы относительно молодая нация… Может, очухаются все-таки наши люди и перестанут убивать, насиловать, грызть друг друга, аки дикие звери, грабить ближних своих без меры. Ведь смысл жизни – в примирении всех со всеми. Да? Ну а если даже всё потом вдруг станет совсем худо, то мы будем помнить, что миг счастья был, что у нас была Большая книга. И еще я скажу, если кого пугает, что и так слишком много в русской литературе книг понаписано, то это ведь повод не для печали, а для радости, товарищи! Книг много не бывает…».
В этом горячем монологе нельзя не расслышать иронической ноты. Пафос ожидания чего-то лучшего встречается здесь с вечным русским фатализмом: «а если даже всё потом вдруг станет совсем худо». И с чаянием той самой Большой, без кавычек, книги, в которой, может быть, написано самое главное, собрано все лучшее. Вспомним, какое воплощение этот трагикомический мотив главной книги, книги как поводе для единства нашел в «Библиотекаре» Елизарова и «ГенАциде» Бенигсена.
Итак, по этой антологии трудно сказать, «о чем» была русская проза последнего десятилетия, но можно увидеть, как она была устроена. «Большая книга» появилась в 2005-м – в том году, когда, по версии Льва Данилкина, в русской прозе был зафиксирован «Большой взрыв»: сорок романов вместо десяти, новое литературное поколение. В этом смысле «Большая книга победителей» – о том, какой была русская литература 2005–2015-го, от «Большого взрыва» (Лев Данилкин) до «Большого коллапса».
Строго говоря, именно в это десятилетие премии и стали определяющим, структурирующим фактором литературного процесса. Да, всякий скажет, что любая премия – предприятие по определению субъективное и несправедливое. Но это как демократия по Черчиллю: она несовершенна, но лучше ничего не придумано. Из всех форм (около)литературной жизни именно премии – единственный механизм, который в полной мере обеспечивает контакт читателя, автора и издателя: первому интересно, второму почетно, третьему выгодно. О состоянии литературного процесса можно судить по состоянию «главной» литературной премии. Советскую эпоху представляет Сталинская премия: четкая иерархия, социокультурная вертикаль отражают жесткую структурность советской литературы. 1990-е – эпоха «Русского Букера»: и стихийное импортозамещение, призванное срочно воскресить призрак большого нарратива, и загадочность понятия «букеровский роман», и расплывчатость его характеристик отражают ризомность культурной жизни девяностых. 2000–2010-е – это все-таки «Большая книга»: культура лонг— и шорт-листов, очерчивающих для критиков событийное поле года, сложное сочетание премиальных факторов («известная личность/понравилось/актуально/об этом писали/не будет скандала/будет скандал» – К. Мильчин[2]), «мудрость толпы» в действии, отсутствие «главного победителя» (важна вся тройка) – все это отражает гетерогенность, матричность культурной жизни XXI века.
Так что в самом факте появления этого толстого тома многое сошлось. Как складывается история литературы? Вот так и складывается: из премиальных решений, из книжных списков, из рейтингов – а там и до Нобеля недалеко. Литературная же премия – это механизм «мягкой», промежуточной канонизации. Ее логика похожа на логику классического детектива: тут всегда есть интрига, всегда есть круг подозреваемых в литературном таланте (замаскированный под шорт-лист), всегда остается место для случайности. Не менее важен вопрос репутации. В этом смысле «Большая книга» всегда держалась с большим достоинством: ее миновали нелепые скандалы, сопутствовавшие «Букеру», она на всякий случай ограждала себя от столь одиозных личностей, как Виктор Топоров (придумавший зато «Нацбест»). Она приветствовала разные жанры – например, вывела на орбиту знаковый, как сейчас понятно, ЖЗЛ Быкова о Пастернаке (хотя доминировал в ее списках все-таки роман). В ее истории были по-настоящему символичные решения. Вот 2011 год: на сцену поднимаются Михаил Шишкин (первое место за «Письмовник»), Владимир Сорокин (второе место за «Метель»), Дмитрий Быков (третье место за «Остромова»). Высокая классическая проза, памятник постмодернизму, которому мы столь многим обязаны, и качественная беллетристика – иерархия выстроена безупречно. Словом, премия «Большая книга» всегда была самой солидной, самой денежной, самой представительной, самой-самой…
И вот сейчас именно она пишет историю победителей.
Тут, впрочем, опять вспоминается Черчилль: «История будет ко мне благосклонна, потому что я намерен ее написать». Историю пишут победители, но они необязательно работают в одной команде. «Большая книга» была самой-самой, но не единственной. «Где, допустим, Михаил Гиголашвили, где Андрей Рубанов?» – спросит читатель – и будет в своем праве.
Возможно, составители антологии хотели представить читателю нечто вроде современного «гамбургского счета». Однако русская литература 2010-х устроена таким образом, что «гамбургских счетов» здесь всегда будет несколько. Иногда списки победителей пересекаются, иногда фатально не совпадают, но и в том и в другом случае дают пищу для размышлений.
Другими словами, образ современной прозы – это длинная очередь к Главному Редактору: вот конвой привез Лимонова с очередными тюремными записками, вот подошел Проханов с новым ультрапатриотическим романом, в конце коридора показалась Улицкая… «Так, Пелевин, а вы куда без очереди?» – «Да мне только справку…» – «Всем только справку». – «Да у меня новый роман вышел, я национальное достояние!» – «У всех новый роман, не хуже вашего, сядьте на место, за Прилепиным будете».
Литературное поколение, ядро которого представлено в этой книге (Прилепин, Быков, Иличевский, Шишкин, Пелевин, Сорокин…), уже признано и награждено. В год, когда вышла «Большая книга победителей», уже вполне обозначилась некая новая генерация русской прозы: Александр Снегирев, Саша Филипенко, Ульяна Гамаюн, Полина Жеребцова – «новые тридцатилетние». Нас ждет смена парадигмы. И когда она произойдет, «Большая книга победителей» будет литературным памятником прекрасного десятилетия «2005–2015». Ну а если не произойдет (бывали же в нашей истории и вполне себе нелитературные эпохи!), тогда эта антология станет тем посланием в бутылке, которое служит надеждой потерпевшим кораблекрушение.
Распечатаем и перечитаем.
[1] Впрочем, еще в 2012 году «Русский репортер» и Colta.ru предложили свои тематические путеводители по русской
прозе, которые любопытно перечитать и сейчас. Среди расхожих тем: человек в экстремальной
ситуации, тоска по СССР, новый сентиментализм, (пост)апокалиптика и др. Colta.ru даже составила рейтинг тем, выбрав которые, писатель
с большой вероятностью может получить премию «Русский Букер».
См.: Мильчин К. Невроз времени: Путеводитель по темам
современной русской литературы // Русский репортер, 2012, №30-31; Ганин М.О чем нужно писать, чтобы получить «Русского Букера»? // Colta.ru, 16.7.2012.
[2] «Большая книга»: прогнозы книжных критиков // Афиша-Воздух,
25.11.2014. https://daily.afisha.ru/archive/vozduh/books/bolshaya-kniga-prognozy-knizhnyh-kritikov/