Михаил Найман. Плохо быть мной
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 2016
МИХАИЛ НАЙМАН. ПЛОХО БЫТЬ МНОЙ. – М.: ВРЕМЯ, 2015.
Когда пишешь рецензию на книгу автора, безвременно ушедшего из жизни, испытываешь странное чувство: даже если текст в художественном отношении абсолютно завершен, кажется, что он все же не дописан до конца. Парадокс сознания: мы переносим свое сожаление о невосполнимой потере, о «недописанной» жизни на текст. В таких случаях знание биографии автора невольно влияет на восприятие произведения: книги, изданные после ухода прозаиков или поэтов из жизни, иначе читаются и иначе «переживаются» на чисто эмоциональном уровне. И это нормально, потому что литература – это еще и искусство искреннего неподдельного сочувствия. Особенно если речь идет о книге Михаила Наймана «Плохо быть мной».
«Миша готов увидеть подлинность во всем, где можно постараться ее увидеть, – в жестких речитативах чернокожих американцев, в простоте (велели – выполнил) физического труда, в словах молитв, даже повторяемых скороговоркой. Он готов, он хочет, он даже стремится увидеть подлинное в каждом из нас. И это желание сконцентрировано на страницах этой книги. Любой, кто станет читать, его почувствует», – пишет Анна Наринская, сестра прозаика, в предисловии к роману «Плохо быть мной». Эта книга вышла спустя два года после ухода Михаила Наймана из жизни. Он скончался в возрасте тридцати девяти лет.
На сайте издательства размещена краткая биография автора, и,
читая ее, понимаешь, что и откуда появляется в творчестве Михаила Наймана. Вот, скажем, абзац о его образовании: «Окончил три
общеобразовательные школы: в Москве, в Реднере
(Пенсильвания, США) и в Оксфорде (Англия). Выпускник антропологического
факультета Сассэкского университета (
Рассказчик в романе Михаила Наймана – молодой человек, только что переехавший в Нью-Йорк. Что интересно, зовут этого молодого человека так же, как автора, – Миша. И хотя в начале повествования, пытаясь устроиться на работу, герой неоднократно повторяет: «Это мой первый день в Нью-Йорке», все равно становится ясно, что с жизнью в англоязычных странах Миша знаком не понаслышке. К примеру, он точно знает, что фраза «Это мой первый день в Нью-Йорке» способна разжалобить потенциальных работодателей. И тут же дается ремарка в скобках, для читателей рассказчик замечает: «Честно говоря, не первый. Не первый и не третий. Был я уже в Америке. В Пенсильвании. И в Нью-Йорк я тогда ездил раза три, и в Русской школе целое лето провел. Но то было в доисторические времена, и я был доисторический, и мой английский тоже».
Но тем не менее он путешественник, он гость, а еще вернее – он «странник» в значении «странный человек». Действительно, Миша на обычные вещи смотрит иначе, чем большинство людей из его окружения. С кем бы он ни беседовал (с бомжами, рэперами, испанцами, наркоманами, стриптизершами и т. д.), о чем бы ни рассказывал (о клубных вечеринках, работе на заводе, осенних листьях в парке и т. д.), он видит «подлинность во всем». Тут хочется добавить – и «подлинность во всех».
Миша словно раскрывает истинную суть людей, вещей, явлений, он смотрит глазами человека нездешнего, приезжего, как бы «со стороны» и потому «странно». Словно сам того не ведая, рассказчик использует прием «остранения» в классическом понимании Виктора Шкловского: «не приближение значения к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание “видения” его, а не “узнавания”». Так встретившись с таможенником в аэропорту, Миша ведет с ним разговор о том, что весь мир – это одна большая таможня. Люди сами устанавливают для себя границы возможного и невозможного, понимания и вражды, свободы и неволи, любви и ненависти. Неожиданно вся беседа оказывается единой метафорой, а ведь это всего лишь обычная процедура досмотра в аэропорту. Таможенник делится с Мишей наблюдением: «Каждая страна заточена в клетку. Даже мне, если я захочу полететь куда-то, надо будет проходить через таможенный контроль. Очень бы хотелось попасть в какое-нибудь место просто так. Оказаться на пляже, увидеть океан и закат. Без таможни…»
К слову, пограничное состояние ума, души и духа очень характерно для героев книги «Плохо быть мной». Они мечутся то от родины к чужбине, то от пьянства к трезвости, то от равнодушия к любви. Некоторые персонажи не могут определиться даже со своей половой принадлежностью и застревают на «границе полов». Так женоподобный юноша, как и Миша, ищущий работу, говорит, что от безысходности готов устроиться в садомазохистский клуб, и вдруг замечает: «Буду рабом, вернее, рабыней». Вот так каждый проходит таможенный контроль, проверку на прочность.
Еще более красноречивый диалог завязывается между Мишей и случайным знакомым, который говорит: «Назвать человека странным – в моем понимании, выделить его лучшее качество. <…> Ты понял, о чем я?» И герой отвечает: «А чего не понять? Странно – от слова “странник”. Ты всю ночь странствовал».
Вообще в книге «Плохо быть мной» много случайностей, как и во всяком нормальном путешествии. Однако в восприятии «очарованного странника» Миши ничего не происходит «просто так», все имеет свой скрытый смысл, свои причины и последствия. Вся реальность в романе Михаила Наймана – это чужая страна, каждый человек – путешественник, и рассказчик Миша – это автор путевых заметок протяженностью в целую жизнь, он пишет и роман, и одновременно свою биографию. Иногда кажется, что автор и рассказчик сливаются в единое целое, и тогда биография Миши становится автобиографией Михаила Наймана. И в любом случае трудно «быть ими», потому что обостренное восприятие действительности, тонкое понимание искусства, искренность и доброта кажутся его окружающим неким болезненным отклонением от нормы.
Например, в наши дни мало кто хочет заниматься физическим трудом и вряд ли много найдется таких людей, которые хотели бы подружиться с бомжами, а Миша мечтает: «Жил бы здесь всю жизнь каким-нибудь негром из Гарлема или, как Розарио Доусон, сидел бы на ступеньках у подъезда… Или дворником в Томпкинс Сквер Парк. Собирал бы листья… И чтобы бездомные рядом». Кстати, он часто на протяжении романа ведет с бомжами разговоры, становится им если не другом, то добрым приятелем. И снова автобиографическая черта. В предисловии Анна Наринская делится воспоминаниями: «Я помню, как, вернувшись в Москву в двухтысячных, он стал помогать каким-то прекрасным людям, которые кормили бездомных у трех вокзалов, и каждый раз возвращался с невероятными трогательно-смешными историями из жизни кормящихся – они у него сплошь представали какими-то гибридами шекспировского короля Лира и марктвеновского короля просто. Я неизменно вопила: “Ну почему, почему ты это не записываешь?” А он неизменно отвечал: “Нет, у меня не получается писать про Россию. Я здесь недостаточно посторонний”. В Нью-Йорке некий рассказчик Миша оказался достаточно “посторонним”, чтобы поведать читателям о “гибридах шекспировского короля Лира и марктвеновского короля”».
В тексте другие персонажи не раз называют Мишу не только «странным», но и «романтиком». Как все романтики, Миша легко влюбляется и идеализирует представительниц слабого пола: «Женщины вообще более христианские создания. Они знают, как страдать. Знают, что проигрывать не грех. Главное – они милосердные. Всегда простят твою слабость».
«Романтик» Миша зачитывался Тургеневым, но «тургеневских девушек» в реальности так и не повстречал. «У меня были девушки, с которыми я знакомился в клубах в Англии, и я пробовал полюбить их так, как у него написано, только они меня всегда поднимали на смех, и вообще получалось полное безобразие и гнусность…» – признается он женщине, встреченной в очереди желающих найти себе работу. Путешествие «романтика» обречено закончиться какой-то катастрофой. Это закон жанра, и именно так все и случается: в эпилоге Эстер, роковая женщина Миши, находит героя в психиатрической клинике. Она пишет: «Я очень рада, что он простил меня. Но я просыпаюсь каждую ночь и горько плачу. Я лежу и думаю: почему это произошло с ним? Я, конечно, очень сильно виновата. Но еще я думаю, что это случилось, потому что жизнь оказалась ему не по зубам». Эстер – обычная роковая дама. А Миша – необычный. Он все время находится в пограничных состояниях, в том числе и между психическим здоровьем и нездоровьем. И вот результат – «жизнь оказалась ему не по зубам».
Есть и еще одна важная параллель между биографиями Миши и Михаила Наймана. На сайте издательства «Время» читаем в авторской справке: «В 1994–1997 гг. принимал активное участие в акциях неформального движения современной электронной музыки в Англии». Роман «Плохо быть мной» неимоверно музыкален. В нем есть ритм, нерв и драйв, в нем присутствует постоянное цитирование, осмысление и переосмысление строчек из известных музыкальных композиций. Автор, а вместе с ним и рассказчик – это «философы от музыки». Например, в скрытой форме в романе пересказана восточная притча о том, что лучший музыкант – это тот, который ничего не играет, то есть тот, кто способен даже тишину воспринимать как музыку. Миша рассуждает: «”Я, например, уверен, что быть круче рэпера – разве что быть нерэпующим рэпером. – Я с опаской посмотрел на него. – Молчаливый рэпер”».
Цитаты из композиций Snoop Dogg и других произведений рэперов приобретают неожиданное значение. «Они говорят: “Почему проблема черных в Америке является проблемой для американского общества?” А им на это: “Кто тут дока с ответом на все? Это ниггер с мазафакинг пушкой!”» – размышляет Миша. В мире-«клетке» среди сотен границ и таможенных постов он позволяет себе быть неполиткорректным, он говорит обо всем, о чем говорить не принято, он пишет свои путевые заметки, как пишут рэп.
Это отражается даже на построении предложений. В них, как в песнях или речитативах, могут быть убраны целые куски фраз, если они кажутся автору лишними или нарушающими ритм. К примеру, «Полина с силой притянула меня к себе и повалила на себя. Я старался как мог. А она вошла в привычную для себя роль жертвы. От этого ей становилось грустно, а мне – потому что ей. Потом мы раскатились по разным сторонам кровати». Вот эту строчку: «Ей становилось грустно, а мне – потому что ей» – вполне можно прочитать, как рэп, или пропеть, как блюз, в микрофон под подходящий бит.
Остается добавить, что Михаил Найман в описании «пограничного путешествия» сохраняет тонкое чувство юмора. Взгляд с улыбкой иногда скрыт, но все же он чувствуется и в описываемых ситуациях (так Миша собирается поздравить бездомного с Рождеством, отправив открытку на его домашний адрес), и в языке романа. Комический эффект в ряде случаев основан на абсурдной последовательности предложений, например: «Но тут она вспомнила, стянула с себя штаны и уселась на унитаз. В ту же секунду нам всем стало хорошо». Далее автор словно напрочь «забывает» о туалетной теме и начинает описывать, в чем именно заключалось это «хорошо». Таким образом достигается эффект спутанности речи и сознания, ведь Миша зачастую находится в «пограничном состоянии» из-за алкоголя, наркотиков, а в конце книги также из-за психологического надрыва, закончившегося в итоге попаданием в клинику.
«Плохо быть мной», – говорит нам название книги, но, прочитав ее, делаешь обобщающий вывод: плохо быть кем бы то ни было. Быть – это, оказывается, тяжкий труд. И не быть – не менее тяжелое испытание. И вот тут по-прежнему неотвеченным повисает в воздухе хрестоматийный гамлетовский вопрос. Остается надеяться, что многим читателям пригодится опыт «странника» Миши в их собственном не таком уж длительном, если хорошенько вдуматься, путешествии.