Последние письма В.Я. Брюсова к И.М. Брюсовой (август – сентябрь 1924 года). Публикация, вступительная статья, подготовка текста и комментарии Моники ОРЛОВОЙ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 2, 2016
Моника Орлова – кандидат
филологических наук, хранитель, заведующая экспозицией Музея Серебряного века
(Государственный литературный музей).
Валерий Яковлевич Брюсов (1873–1924) – поэт, писатель, критик, переводчик, один из идеологов русского символизма. В письмах поэт проявлял себя с разных сторон: тонкий собеседник, лирик, делец, редактор, отличавшийся прямотой суждений. Обширное эпистолярное наследие, сохраненное женой поэта Иоанной Матвеевной Брюсовой, дает возможность увидеть многогранность натуры Брюсова*[1]. Письма – среди прочих документов – переданы И.М. Брюсовой в 1956 году в одно из лучших книгохранилищ страны – Ленинскую, ныне – Российскую, государственную библиотеку, в отдел рукописей (теперь – НИОР РГБ). Часть архива В.Я. Брюсова и И.М. Брюсовой хранится в Отделе рукописных фондов Государственного литературного музея (ОРФ ГЛМ).
Том «Валерий Брюсов» (М.: Наука, 1976) и двухтомное академическое издание «Валерий Брюсов и его корреспонденты» (1991–1994), подготовленные «Литературным наследством», включают большое количество писем поэта и его известных современников, однако многие письма не опубликованы. Среди них – многочисленные послания к жене.
В последние годы жизни Брюсов не выезжал из Москвы: его высокие ответственные должности, преподавательская и творческая работа, воспитание племянника жены, заботы о насущном хлебе не позволяли оторваться от ежедневных дел. Сохраненные в архивах РГБ и ГЛМ документы позволяют судить о колоссальной деятельности, которую без отдыха вел поэт в последние годы. Когда в марте 1924 года М.А. Волошин пригласил его к себе в Коктебель, В.Я. Брюсов с радостью согласился приехать. Поездка на отдых в Крым летом 1924-го стала для Брюсова роковой: поэт вернулся в Москву в конце августа в вагоне третьего класса совершенно больным и 9 октября умер от крупозного воспаления легких, осложненного плевритом, как было официально сообщено.
Мемуарные источники и исследовательские работы о пребывании Брюсова в Коктебеле в августе 1924 года перечислены в комментариях к переписке Брюсова и Волошина К.М. Азадовским и А.В. Лавровым. Учеными упомянуты мемуары Л. Гроссмана, А.П. Остроумовой-Лебедевой, Андрея Белого, В.Г. Опалова, исследования В.А. Мануйлова, В.П. Купченко («Литературное наследство». Т. 98. Кн. 2. – М.: Наука, 1994. – С. 278). К этому перечню стоит добавить «Воспоминания о воспоминаниях» Е.В. Чудецкой, заведовавшей мемориальным кабинетом Брюсова с 1965-го по 1975 годы. Машинопись хранится в ОРФ ГЛМ. Воспоминания написаны по рассказам И.М. Брюсовой и оканчиваются последними днями В.Я. Брюсова**[2]. «В конце своей жизни, летом 1924 года Брюсов поехал отдыхать с Жанной Матвеевной и со своим приемным сынишкой Колей в Крым, в Алупку, где супруги Брюсовы проводили когда-то лето их первого года женитьбы. Они возобновили свои прогулки молодых лет. Брюсов был ласков и внимателен. Правда, тревожило Жанну Матвеевну состояние здоровья Валерия Яковлевича, хотя он старался бодриться, подымался в горы, ездил верхом, плавал, но во всех его движениях, во всех его словах видна была усталость. <…> После… Брюсов поехал к Волошину в Коктебель. Там в одной из экскурсий в горы он попал под проливной дождь и схватил воспаление легких. Больной он вернулся в Москву и тут же написал Жанне Матвеевне о своей болезни, прося ее как можно скорее вернуться в Москву. Сам же Валерий Яковлевич не сразу обратил серьезное внимание на болезнь и лечился сначала аспирином, перенося заболевание на ногах. Трудно было Жанне Матвеевне достать билеты на выезд в Москву, и она не сразу вслед за Брюсовым приехала домой. Когда же она приехала, то застала тяжело заболевшего мужа: высокая температура уложила Брюсова в постель. Первое кризисное разрешение с падением температуры вселило в Брюсову надежду на выздоровление. <…> Но ползучее воспаление легких с постоянным разрешением одного за другим фокуса постепенно сильно ослабило больного. Брюсов осознал свое тяжелое положение, спокойно отнесся к нему и, безмолвно лежа, иногда произносил: “Конец! Конец!” Днем 8 октября настало мнимое облегчение. Валерий Яковлевич сказал Жанне Матвеевне несколько ласковых фраз, сказал ей, что ему жаль ее, и последние обращенные к ней медленно произнесенные слова были: “Мои стихи!” Этим он как бы завещал ей их сберечь.
Ночью ему стало худо, и 9 октября 1924 года в 10 часов утра Брюсов скончался» (ОРФ ГЛМ. – Ф. 51. – Оп. 7. – Д. 201. Чудецкая Е. В. Воспоминания о воспоминаниях. – М., 1972. – Л. 94–95)***[3].
Августовскую хронику пребывания Брюсова в доме Волошина выстроил В.П. Купченко в книге «Труды и дни Максимилиана Волошина. Летопись жизни и творчества. 1916–1932» (СПб: Алетейя; Симферополь: Сонат, 2007. – С. 232–236). 26 июля Брюсов написал своей ученице, поэтессе и переводчице Аделине Адалис (наст. фамилия Ефрон, 1900–1969), что приедет в Коктебель числа девятого или десятого (Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН. – Ф. 13. – Оп. 3. – № 1). 10 августа, возможно под вечер, поэт приехал из Алупки к Волошину. 11–12-го беседовал с ним о Марсе, 14-го совершил общую морскую прогулку вдоль Карадага, а во второй декаде августа в составе примерно сорока человек под руководством Волошина – прогулку к биологической станции, прерванную ливнем и грозой. М.А. Волошин описал это событие в воспоминаниях (Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН. – Ф. 562. – Оп. 1. – Ед. хр. 369, 370), опубликованных в «Литературном наследстве» (Т. 98. Кн. 2. – М.: Наука, 1994. – С. 395–396). 23 и 25 августа по инициативе Брюсова в доме состоялись конкурсы поэтов на темы «Женский портрет» и «Царь Соломон». 28 августа Брюсов и Адалис покинули Коктебель. В коктебельской «Книге разлук» поэт записал: «Коктебелю и его радушным хозяевам, Марии Степановне и Максимилиану Александровичу, я навсегда признателен за то, что после Тавриды узнал Киммерию, край суровый и прекрасный, край многотысячелетней давности и край, где заглядываешь в будущие века, пустыню, где таится жизнь, разгадать которую – великое счастье. Без дружеского призыва М.А. Волошина я не попал бы в эту землю, без его проникновенных стихов и спокойно вдохновенных объяснений не понял бы ее, без особого уюта, созданного М.А. и М.С., не сумел бы жить в ней столько, чтобы угадать – скорее предчувствием, чем уже знанием, – ее мировое величие. Дни, проведенные в Коктебеле, проводят новую четкую черту в моей жизни» («Литературное наследство». Т. 98. Кн. 2. – М.: Наука, 1994. – С. 270–271).
Воспоминания о пребывании Брюсова в Коктебеле записал Л.П. Гроссман, один из гостей дома Волошина, в конце октября 1924 года: «Своих политических стихотворений последних лет Брюсов почему-то не читал, это были, скорее, фрагменты какой-то «научной поэзии» об электронах, координатах, параллелограммах, амперах. Мелькали имена Эйнштейна, Тэна, Пифагора, Риккерта, Маха, Уэльса, Ницше. Звучали строфы вроде:
Путь по числам? – Приведет нас в Рим он
(Все пути ума ведут туда).
Тоже в новом – Лобачевский, Риман,
Та же в зубы узкая узда.
…И только одна тема звучала живой, глубокой, болящей и надорванной нотой: это была тема старости и близкой смерти. <…> Этот коктебельский месяц Брюсова представляется действительно его эпилогом – в общем прекрасным и радостным, но все же подернутым местами той крепкой и пасмурной печалью, которую поэт, кажется, всюду носил с собою.
12 октября над разрытой могилой Новодевичьего кладбища настойчиво и властно зазвучали в памяти… прекрасные фрагменты эпохи брюсовского зенита:
Помоги мне, мать-земля,
С тишиной меня сосватай,
Глыбы черные деля,
Я стучусь к тебе лопатой.
…Эти стихи молодого Брюсова звучат по-новому в моем сознании, когда я вспоминаю последний образ старого поэта на фоне Коктебельских гор, его сутулящуюся, почти согбенную фигуру, слабые жесты его больной руки, его мелькающий взгляд, полный тоски и горечи. И я чувствую, что мне дано было присутствовать при закате жизни одного великого поэта, и понимаю, почему прекрасная торжественность этой славы облечена для меня в тона такой непоправимой печали». (Гроссман Леонид. Последний отдых Брюсова // Собр. соч. В 4 т. Т. IV. – М.: Современные проблемы, 1928. – С. 270–284).
Адресаты последних писем Брюсова не только его жена, но и ее восьмилетний племянник Николай Филипенко: к каждому письму к Иоанне Матвеевне – отдельная приписка для Коли.
Иоанна Матвеевна Брюсова (урожд. Рунт; 1876–1965), дочь чеха, австро-венгерского подданного, мастера литейного цеха завода братьев Бромлей Матвея Францевича Рунта, родилась в предместьях Праги, рано лишилась матери, Анны Юзифовны Кудлич, умершей от чахотки. Е.В. Чудецкой Иоанна Матвеевна рассказывала, что отец заложил часы, чтобы окрестить ее, а крестной в целях экономии позвали нищую с паперти. У М.Ф. Рунта было пятеро детей от первого брака и двое от второго, с Софьей Андреевной Бунаковой, на которой Матвей Францевич женился после переезда с детьми в Москву. Он сумел дать всем детям хорошее образование. Иоанна Рунт закончила в Москве католическую школу Святых Петра и Павла в Милютинском переулке, с пятнадцати лет преподавала иностранные языки: помимо французского знала немецкий, родной чешский, польский, позже вместе с мужем выучила армянский. В 1897 году в дом Брюсовых на Цветном бульваре, 22, Иоанна Рунт попала как гувернантка по рекомендации семьи Глушановских (в этой семье работала Мария, сестра Иоанны), сообщивших девушке, что у Брюсовых все дети талантливы, Валерий – «большой ухажер», и обучала сестер поэта французскому. 28 сентября 1897 года Брюсов женился на Иоанне Матвеевне и прожил с ней двадцать семь лет, до своего последнего дня. Спокойствие и уют в доме поддерживались ею даже в самые тяжелые, послереволюционные годы. У четы не было детей (Иоанна Матвеевна родила мертвого ребенка в 1901 году, затем – снова мертвого – в 1904-м), но Брюсовы воспитали племянника Иоанны Матвеевны Колю как своего сына****[4].
Николай Филипенко (1916–1955) был дружен с Юрием Анатолиевичем Чудецким, сыном Е.В. Чудецкой, погибшим на войне в апреле 1945-го. Она хорошо знала Колю со времен студенчества до последнего дня и рассказала о нем в воспоминаниях, начав этот фрагмент мемуаров со времени появления заболевшего мальчика в доме Брюсова. Сначала – об «оборонах» кабинета Валерия Яковлевича от нового маленького жильца, затем – о привязанности друг к другу. «Несмотря на большую творческую и служебную загруженность, Валерий Яковлевич находил время для маленького Коли: он играл с ним в охоту, пиратов, для чего нередко возил его на своей спине, ползал по полу, прятался под столами, рычал тигром… рисовал ему в тетрадке разных зверушек, помогал вырезать и наклеивать в ней из журналов картинки, ставил для него спектакли теней, готовил для них все фигуры и написал детские стихи… Постоянно читал Валерий Яковлевич Коле сказки Пушкина, стихи и баллады Алексея Константиновича Толстого, Жуковского, пересказывал ему романы Вальтер Скотта… Брюсов мечтал дать Коле блестящее образование, знакомил малыша с классической литературой, с героями Гомера. “Одиссею” читал ему на ночь, когда Коля ложился спать и был уже в постели. В письме к Жанне Матвеевне Бронислава Матвеевна записала ходивший по Москве анекдот: Колечка, гуляя с Валерием Яковлевичем, заинтересовался пробегавшей мимо собакой: какого она стиля, дорического или ионического? <…> Желая занять мальчика и попутно познакомить его со странами света, Валерий Яковлевич стал собирать с ним марки, сам увлекся филателией, сделался знатоком марок. Коллекционерство занимало немало времени: Валерий Яковлевич стал разыскивать нужные ему марки, каталоги, завел знакомство с разными марочниками. Его зачислили в члены филателистского общества. <…>
Когда родители Коли – Елена Матвеевна и Николай Николаевич Филипенко вернулись в Москву, они забрали к себе сына. Но мальчик скучал по “Брюсовым”, по укладу их жизни, рассказам “дяди Ва”, а Валерий Яковлевич не выдерживал и двух дней разлуки: он ехал за ним к Филипенко, которые не так уже были привязаны к сыну. Более чем четырехлетняя разлука отучила их от него, и у них в это время была уже дочь Соня, все заботы о которой поглощали их внимание и любовь. Время тогда было трудное в смысле продовольствия, и Брюсов… баловал Колечку сладостями, главным образом сахаром, за них выменивал на “Сухаревке” свои любимые, драгоценные книги. <…> От природы одаренный и способный Коля, оставшись без Валерия Яковлевича восьми лет, вырос прекрасным человеком, патриотом Родины, доброжелательным и сильно любимым своими товарищами. В годы Отечественной войны сражался с фашистами, был командиром танкового экипажа, был ранен и умер вследствие ранения и контузии. Кончив строительный институт, он сохранил большую любовь к литературе, истории, математике. Сделала ли его таким природа или руководство первых его жизненных шагов Валерием Яковлевичем?» (ОРФ ГЛМ. – Ф. 51. – Оп. 7. – Д. 201. – Л. 89–91).
В НИОР РГБ в фонде В.Я. Брюсова (Ф. 386) хранятся три последних письма В.Я. Брюсова к жене. Два – из Коктебеля (15 и 18 августа 1924 года). Третье письмо отправлено поэтом уже из Москвы, 2 сентября.
Письма печатаются по автографам. Тексты даны в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации. Указаны дата и место написания корреспонденции. В примечании к письму – архивный шифр и характер документа. Подчеркнутое автором письма выделено курсивом. Конъектуры публикатора заключены в угловые скобки. Пометы, относящиеся к документу, воспроизведены вслед за его текстом перед примечаниями.
1
15 августа 1924. <Коктебель>
Милая Jeanne!
Со мной случилось маленькое несчастье. На другой день по приезде в Коктебель (кстати: путь был долгий, скучный и очень тягостный) я пошел с некоей «экскурсией» на Карадаг, здешнюю самую высокую гору (потухший вулкан)1; нас вел некий геолог проф<ессор> Байков2, который собрался давать научные объяснения. Шли мы, шли и зашли уже далеко в горы, как вдруг нашли тучи и хлынул ливень. Начался потоп. Вода сверху, снизу, с боков. Одно время мы укрывались в кустах (леса там нет), потом, убедясь, что дождя не переждать, решили идти назад. Все дороги размокли, превратились в непролазную грязь. Каждое углубление стало бешеным потоком, который сбивал с ног пытавшихся перейти его вброд. Эти потоки волокли вниз груды огромных камней. Гром гремел, молния сверкала, а дождь все лил, лил, лил. И три часа мы шли вниз под этим дождем. Прекрасные сандалии мои обратились в лохмотья, брюки – в грязные тряпки, куртка – в мокрые лоскуты, шляпа – размокла и развалилась, как гриб… Пришлось все же идти в броды, ползти по грязи, карабкаться по скользко-мокрым камням, и все это – под дождем, в мокрой насквозь и насквозь одежде, и так три часа. Естественно, что я захворал. Приемы хины кое-как меня поправили, но остался ожесточенный неврит в руке. Я не могу сейчас ни согнуть, ни разогнуть руку (левую), почти не могу спать, ибо боль длится 24 часа в сутки. Здесь есть доктор. Он посоветовал компрессы, аспирин и салициловую мазь. Все это выполняю, но улучшений пока мало. Вот почему сейчас выехать в Москву я никак не могу: я и двигаться-то могу с трудом – каждое движение причиняет боль. Сижу на солнце и не шевелюсь – все, что могу делать. Итак, не сердись, что я запаздываю. Это совершенно против моих ожиданий и против моей воли. Чтобы ехать, необходимо, чтобы рука хоть сколько-нибудь упокоилась. Без компресса я совсем пропадаю от боли, а где же в вагоне, в дороге (на пароходе и т. д.) класть компрессы! Придется промедлить еще несколько дней, это – неизбежно. Не сердись!
Когда выезжаете вы? 20-го или позже? Я считаю, что самое раннее смогу выехать из Коктебеля в понедельник, 18-го, а может быть, и не смогу еще. Хорошо, если бы Ты мне телеграфировала день своего отъезда.
Еще раз: не сердись. Уверяю Тебя, что мне очень невесело, даже совсем плохо, и я куда предпочитал бы гулять по Алупке, чем здесь лежать и плакаться над своей рукой. Все произошло иначе*****[5], чем я располагал.
Обнимаю Тебя, целую Тебя. В этой болезни мне очень Тебя недостает.
Всегда Твой
Валерий.
Коктебель. Дача Волошина.
На обороте
Милый, милый Коля!
Как-то Ты живешь без меня в Алупке. Я плыл на пароходе из Ялты в Феодосию. Было интересно, но очень неудобно, а главное, хотелось спать. Пароход должен был прийти в 11 час. вечера, а пришел в 5 час. утра. Жанна расскажет Тебе, как я ходил в горы и попал под дождь. Там я простудился. Теперь никуда не хожу, не купаюсь, лежу и плачу. Очень мне здесь плохо. Надеюсь, Ты – умный. На большие скалы не лазишь, по краям не ходишь и тетю Жанну слушаешься. Ведешь ли ты дневник, как обещал? Твои камушки у меня (и твоя морская шляпа). Здесь есть интересные камушки, но я их не собираю: их долго искать надо, а у меня рука болит. Горы здесь маленькие, деревьев почти нет, а о кипарисах здесь и не слыхали, не говоря уже о пальмах или олеандрах: одни кусты и только. Ну, будь умный. Я Тебя очень люблю и очень Тебя целую.
Скоро увидимся.
Твой дядя Валя.
НИОР РГБ. – Ф. 386. – Карт. 142. – Ед. хр. 19. – Л. 16, 17, 17 (об.).
На конверте почт. адрес: «Гр. Иоанне Матвеевне Брюсовой. Мечетная ул. д. Касимова. Алупка. Таврич. губ. От В.Я. Брюсова. Коктебель, д. Волошина». Почт. шт.: «Феодосия. 15.8.24». На обороте почт. шт.: «Алупка. 17.8.24».
Рукой И.М. Брюсовой, на конверте карандашом: «15. VIII 24 г.».
1 я пошел с некоей «экскурсией» ~ на (потухший вулкан) – речь идет о прогулке, описанной несколькими мемуаристами, например А.П. Остроумовой-Лебедевой: «Отойдя версты на три и поднявшись на крутые, глинистые холмы, мы были неожиданно застигнуты грозой и сильным ливнем. Небо обрушилось потоками воды. Все бросились кто куда. Среди грохота грома и падающей воды Максимилиан Александрович усиленно кричал нам, чтобы мы спрятались в пастуший шалаш. Через несколько минут мы вместе с шалашом и пластом земли поплыли вниз по скату холма. Незаметные ручьи на глазах превратились в бурные реки. В их пенистых, стремительно мчащихся водах вертелись камни, оторванные комья глины и дерна. Все это мчалось к морю. Картина была грандиозная. Библейский пейзаж бушующей стихии. Идти было невозможно, приходилось сползать вместе с пластами глины и земли. Волошин не потерял присутствия духа. Просил всех переждать натиск воды. Организовал переправу через воду цепью, и таким образом никто не пострадал. Все шли босиком, сняв свою обувь. Помню то чувство необыкновенной бодрости и подъема, когда мы вернулись домой по уши мокрые, в глине и песке. <…> В этот вечер было затмение луны» (Остроумова-Лебедева А.П. Лето в Коктебеле // Автобиографические записки. В 3 т. – Т. 3. – М.: Издательство Академии художеств СССР. – С. 35–36).
2 проф<ессор> Байков– подразумевается Александр Александрович Байков (1870–1946), химик, специалист в области металлургии, академик с 1932 года.
2
18 августа 1924. <Коктебель>
Милая Jeanne!
Спасибо за телеграмму. Но, признаюсь, она меня все же удивила. Неужели Тебе недостало денег? Мне казалось у Тебя их вполне достаточно, чтобы прожить с Колей до 20-го и доехать до Москвы. Говорю это потому, что явились новые обстоятельства. Есть упорный слух (пока, впрочем, не вполне подтвержденный), что Госуд<арственное> Издательство1 совершенно реформируется, почти ликвидируется и что все договоры, заключенные с авторами, аннулируются******[6]. Если это так, приехав в Москву, не только я не получу ожиданных 2 тысяч рубл., но вообще мы окажемся в очень затруднительном положении, потому что вся наша надежда, денежная, была утверждена на Гос<ударственном> Издат-е. Боюсь, что, приехав в Москву, я не получу ничего кроме пенсии, а Ты знаешь, надо и за квартиру заплатить2, и Аннушкины долги покрыть3 и многое иное. Если у Тебя денег все же хватит, лучше, мне кажется, ехать Тебе в Москву не откладывая. Тем более что получить билет из Севастополя, кажется, очень нелегко, а дальше будет еще труднее.
Что до меня, то здоровье мое все же улучшается, хотя медленно, рука все болит; я не купаюсь, никуда не хожу, вечером прячусь от ветра, мажу руку какой-то целебной грязью, которая имеется здесь, и т<ому> под<обное>. Но до сих пор только с большим трудом могу этой рукой двигать. Даже бреюсь одной рукой. Кроме того, у меня болит еще нога, об чем я уже никому не говорю. Вообще – болен. Однако уехать бы уже мог, если бы, во-первых, не это скопление отъезжающих из Севастополя. Мне ответили, что все билеты на мягкие вагоны разобраны на весь август. Надеюсь это затруднение преодолеть при помощи разных «влиятельных» лиц, но на это нужно некоторое время. И если бы, во-вторых, не отсутствие денег. Пришлось платить доктору, купить сандалии, покупать лекарства и т. д., и у меня денег тоже не хватило (помнишь: у меня и было их немного, ибо я рассчитывал выехать в Москву дня через три, а сижу здесь уже девять). Я написал в этот самый «Словарь»4 и, надеюсь, оттуда пришлют, но сюда по телеграфу переводить деньги нельзя, и приходится ждать почты, которая приходит лишь три раза в неделю.
В общем, все очень невесело, даже хуже того. Я впал в совершенное уныние: болен, надо ехать, уехать нельзя, в Москве печальные перспективы… Досадую на себя очень, что поехал в этот Коктебель. Все сплошь здесь для меня неудачно и неприятно. Скучаю по Тебе и по Коле. Беспокоюсь за Колю очень. Все боюсь, что с ним что-нибудь случится. Береги его всячески. Пишу ему несколько слов на обороте.
Целую и обнимаю Тебя.
Всегда Твой Валерий.
На обороте
Милый Коля! Все еще я болен, не купаюсь, не гуляю, скучаю по Тебе. Камушков Тебе не собрал, но купил целые полфунта (они маленькие). Там есть очень хорошие и почти драгоценные: аметисты, яшма, лунные и другие. У берега камней здесь нет, а все или песок, или мелкие камушки. И гор здесь мало; ходим по ровным дорогам: это скучно. Зато здесь много винограду и он очень дешев: 10 копеек, 15 копеек фунт, и очень вкусный. В горах зайцев нет, но есть дикие барсуки – я их не видал. Много здесь скорпионов, но маленьких, не очень ядовитых. Много змей, тоже не очень опасных. Что деревьев нет, я Тебе уже писал. Видишь: страна не очень веселая. Будь умным, слушайся Жанну. Я Тебя очень люблю, всегда об Тебе думаю и смотрю часто на твои портреты. Целую Тебя крепко. Твой дядя Валя.
НИОР РГБ. – Ф. 386. – Карт. 142. – Ед. хр. 19. – Л. 18, 19, 19 (об.).
На конверте почт. адрес: «Гр. Иоанне Матвеевне Брюсовой. Мечетная ул. д. Касимова. Алупка. Таврич. губ. От В.Я. Брюсова. Коктебель, д. Волошина».
Почт. шт.: «Коктебель. Крым. 21.8.24».
Рукой И.М. Брюсовой, на конверте карандашом: «18. VIII 24 г.».
1 Госуд<арственное> Издательство– Госиздат – первое крупное советское издательство. Образовано в 1919 году под руководством В.В. Воровского. В 1921–1924 гг. издательство возглавлял О.Ю. Шмидт. После реорганизации в 1921 году объединяло крупнейшие советские издательства. В 1930-м преобразовано в Объединение государственных издательств РСФСР (ОГИЗ). Сохранившиеся в НИОР РГБ договоры В.Я. Брюсова с Госиздатом позволяют судить о грандиозных планах, лишь частично реализованных Брюсовым из-за его смерти. В 1924 году вышла книга «Основы стиховедения», договор на издание которой был подписан в 1923-м. В договоре № 4072 с Госиздатом (Москва. 1 марта 1924 года)речь шла о предоставлении в готовом виде «Собрания избранных стихотворений 1894–1924 гг.». В разделе о суммах выплат говорилось о том, что издательство «…уплачивает В.Я. Брюсову гонорар в размере тридцати копеек золотом за каждую стихотворную строку, со знаками, по курсу золотого рубля на день уплаты.
4. За каждую 1.000 экземпляров повторных изданий Госиздат уплачивает В.Я. Брюсову вознаграждение в размере 50% того гонорара, который приходится на каждую 1.000 максимального количества экземпляров первого издания.
5. Авторский гонорар уплачивается не позднее 14 дней по подписании договора – 25 %; не позднее 14 дней по предоставлении рукописи в окончательно готовом для печати виде – 55 % и не позднее 14 дней по подписании последнего листа 1 авторской корректуры – 20%. Если просрочка в получении срочного платежа произойдет не по вине Госиздата, то в этом случае расчет производится по официальному курсу того месяца, когда уплата должна была быть произведена Госиздатом, согласно условиям договора».
НИОР РГБ. – Ф. 386. – Карт. 117. – Ед. хр. 29. – Л. 57.
После смерти В.Я. Брюсова изданы Избранные произведения. В 3 т. – М.-Л.: Гос. изд. тип. «Красный пролетарий», 1926–1927: Т. 1. Стихотворения 1894–1904; Т. 2. Стихотворения 1905–1912; Т. 3. Стихотворения 1913–1914.
Брюсов не дожил до выхода из печати его последнего стихотворного сборника «Mea» (М.: Госиздат, 1924). Е.В. Чудецкая утверждала, что книга вышла в день смерти поэта. По ее же свидетельству, незадолго до смерти поэт активно работал над изданием Полного собрания сочинений А.С. Пушкина.
ОРФ ГЛМ. – Ф. 51. – Оп. 7. – Д. 201. – Л. 92–93.
Об этой работе Брюсова свидетельствует Договор № 4635:
«Москва 7 июля 1924 года. Государственное Издательство (Госиздат), с одной стороны, и Валерий Яковлевич Брюсов, с другой стороны, заключили настоящий договор в нижеследующем:
1. В.Я. Брюсов принимает на себя ответственное редактирование полного собрания сочинений А.С. Пушкина, с соответствующей вступительной статьей и научными примечаниями, состоящего из 10 томов, по 25 листов каждый, в целом 250 печатных листов, считая лист в 40.000 типографских знаков.
<…>
6. В.Я. Брюсов обязуется представлять вполне готовый к печати материал в следующем порядке: к 15 октября 1924 года первые 25 листов и далее через каждые два месяца, к 15 числу, – следующие 25 листов, и во всяком случае – с тем условием, что последние 25 листов сдаются им не позже 15 октября 1926 года.
7. За означенную работу Государственное Издательство выплачивает В.Я. Брюсову следующий гонорар: за редактирование текста, считаемого в количестве 200 листов по двадцать пять /25/ рублей золотом за лист; за вступительную статью и научные примечания, считаемые в количестве 50 листов по сто /100/ рублей золотом за лист, причем гонорар сей уплачивается в следующие сроки: не позднее 14 дней по подписании договора – 25 % всего гонорара, затем, по предоставлении каждого тома, – 55% гонорара, причитающегося за фактически представленный материал и, наконец, – 20% гонорара – не позднее 14 дней по подписании редакторской корректуры каждого тома.
8. Всякая отсрочка представления материалов может быть допущена лишь по соглашению с Государственным Издательством.
9. В случае несвоевременного представления В.Я. Брюсовым материалов для печати, а равно и в случае несоблюдения Государственным Издательством условий, указанных в п. 7-м сего договора, таковой по заявлению правой стороны подлежит расторжению. <…>
Главный редактор Иорданский
Редактор Валерий Брюсов».
НИОР РГБ. – Ф. 386. – Карт. 117. – Ед. хр. 29. – Л. 60).
Помимо этого, Госиздат занимался изданием Большой Советской Энциклопедии.
2 за квартиру заплатить – неизвестно, какую именно плату за квартиру имел в виду В.Я. Брюсов. Вся недвижимость в городах была национализирована указом ВЦИК от 20 августа 1918 года. До этого Брюсовы ежемесячно платили владельцу дома, купцу И.К. Баеву, за квартиру на первом этаже, которую снимали с 1910 года (улица Первая Мещанская, 32. Ныне – Проспект Мира, 30, Музей Серебряного века. Дом В.Я. Брюсова – один из отделов ГЛМ). От платы Брюсов был освобожден 2 марта 1922 года, свидетельством чего является удостоверение: «Дано сие гр. Брюсову В.Я. в том, что он состоит профессором и ректором Высшего Литературно-Художественного Института, а потому согласно постановления През. Мос. Сов., опубликованного в “Рабочей Москве” от 1-го Марта 1922 г. № 20, не обязан вносить плату за квартиру и коммунальные услуги».
НИОР РГБ. – Ф. 386. – Карт. 134. – Ед. хр. 15. – Л. 1.
3 Аннушкины долги покрыть – здесь и в следующем письме речь идет об Анне Ивановне Обручниковой, домработнице Брюсовых, жившей у них много лет с семьей, среди членов которой были сын Сергей Георгиевич Обручников, его жена Агриппина Андреевна Обручникова и их дочь Елена, фотографии которых хранятся в Изобразительных фондах ГЛМ.
4 «Словарь» – речь идет о работе над изданием Большой советской энциклопедии. Сохранился документ – «Договор № 191. Копия.
Москва, 23 апреля тысяча девятьсот двадцать четвертого года. Государственное Издательство (Госиздат) в лице Заведующего Госиздатом О.Ю. Шмидта, с одной стороны, и Валерий Яковлевич Брюсов, с другой стороны, заключили настоящий договор в нижеследующем:
1. Валерий Брюсов принял на себя исполнение обязанностей редактора по Литературно-Художественному Отделу издаваемой Госиздатом «Большой Советской Энциклопедии». Размер всей Энциклопедии определяется не менее двадцати и не более двадцати пяти томов. <…>
2. В обязанности В.Я. Брюсова входит организация Отдела, выработка общего согласованного плана Отдела и его п/отделов, установление типа и архитектоники статей, распределение материала между крупными статьями, приглашение редакторов п/ отделов и сотрудников и распределение их обязанностей, редактирование доставленных авторами статей и общее согласование статей различных авторов со стороны их построения и соответствия задачам и духу Энциклопедии, – словом, принятие всех мер и исполнение всех обязанностей, необходимых для составления Отдела в соответствии с предъявленными к Энциклопедии требованиями и указаниями Главного Редактора.
3. За исполнение указанного в. ст. 2-й литературного труда Госиздат уплачивает В.Я. Брюсову вознаграждение в размере двенадцати рублей /12 руб./ с каждого проредактированного им печатного листа /из расчета сорока тысяч букв/ и сверх того постоянное вознаграждение в размере ста рублей /100 руб./ в месяц за все время исполнения В.Я. Брюсовым указанных в ст. 2-й сего договора обязанностей.
4. Расчет производится после сдачи материалов в тщательно обработанном и готовом для печати виде в указанные редакцией сроки с расчетом, чтобы не задерживался выход очередных томов.
<…>
6. Настоящий договор считается вступившим в силу с 1 марта 1924 года и действителен в течение трех лет от названного дня…»
НИОР РГБ. – Ф. 386. – Карт. 117. – Ед. хр. 29. – Л. 58–58 (об.).
После предисловия к первому тому (1929) от редакции сообщалось: «Во время подготовки к печати I тома редакция Большой Советской Энциклопедии понесла тяжелые утраты. Скончались: Валерий Яковлевич Брюсов, один из основателей Большой Советской Энциклопедии, участвовавший в выработке общего плана издания. Михаил Васильевич Фрунзе, руководивший редакцией Военного отдела <…>».В вышедших первых двух томах Энциклопедии отмечено, что В.Я. Брюсов принимал участие в редактировании первого тома, в отделе «Литература». Об участии Брюсова в работе того же отдела сообщено и во втором томе (1926).
Незадолго до смерти Брюсов написал докладную записку об оптимизации работы над Энциклопедией. Сохранился черновой автограф этого текста: «Первоначальный план построения Б.С.Э. включал следующие основные положения: <…>. Практика нескольких месяцев работы над I т. Э-ии показала, что осуществление такого плана встречается с длинным рядом затруднений и неудобств, вряд ли преодолимых: <…>.Но гораздо важнее в проектах затруднения по существу. <…>Исход из этих затруднений – один: отказаться от системы «указателей». Из этого, однако, вытекает реорганизация самого типа статей.<…>В заключение, несколько слов вообще о собственных именах в Э-ии. Согласно первоначальному плану число их должно быть в БСЭ по возможности ограничено. Однако никак не должно забывать, что БСЭ есть все же не только издание для самообразования и для пропаганды, но и справочное.Лишенное справочного характера оно утрачивает едва ли не более 1/2 своего значения. Поэтому все имена, о которых советскому читателю может потребоваться справка, должны найти свое место в Э-ии. Чтобы поставить точки над i, я прибавлю, что таковы, напр., имена государей, полководцев и т<ому> под<обное>, с которыми еще очень долго советский читатель будет встречаться в книгах – и в очень хороших книгах как научных, так и художественно-литературных – и справку окоторых… он имеет право искать в С.Э., причем, не найдя такой справки, будет иметь право жаловаться на неполноту издания.
24 сент. 1924. В.Б.».
НИОР РГБ. – Ф. 386. – Карт. 117. – Ед. хр. 4. – Л. 1–6.
3
2 сен<тября> 1924. <Москва>
Милая, дорогая Jeanne!
Сейчас получил Твое письмо, направленное в Москву. Объясняю весь ход дела.
В Коктебеле я задержался прежде всего от болезни. Полторы недели я не мог разогнуть руки и жестоко хромал на одну ногу. Оправился около 20-21 и тотчас начал хлопотать о билете. Но билетов не было. В кассе предлагали на 5 сентября! Обращался в местком Феодосии. Приняли любезно, но билеты предложили на 2-ое. Так я бился с неделю. Наконец решился дать червонец носильщику. Тот в тот же день достал билет. (NB – А в вагоне потом оказались свободные места!) Но билет получил я 3-го класса и на почтовый поезд. Ехал двое суток, в духоте, на досках. Приехал в Москву чуть живой. Так было со мной.
Теперь относительно Тебя. Получив Твое письмо, где Ты просишь выслать денег, я удивился и смутился. Явно, что в Коктебеле денег у меня не было. Но были основания думать, что и в Москве их не будет. Были слухи, что все договоры Госиздата аннулированы. А пенсии едва должно было хватить на уплату за квартиру за 2 мес<яца>. Тогда я написал Тебе, предлагая скорее ехать, и думал, что у Тебя на отъезд еще сохранились деньги от 27 червонцев, что я Тебе оставил. Приехав в Москву, я узнал от Аннушки, что, по Твоей просьбе, Сережа1 был в Институте2 и что там обещали Тебе послать 100 р. Я успокоился, думая, что они Тебе послали, и отправил Тебе свою первую телеграмму из Москвы. В Институт я попал лишь вчера, в понедельник, и узнал, что деньги не посланы. Тотчас я распорядился перевести Тебе по телеграфу 120 р. и отправил Тебе свою вторую телеграмму. Так было по отношению к деньгам.
Теперь вопрос: хватит ли Тебе 120 р.? Если будет возможность, переведу еще немного, но это узнаю только сегодня. Ехать в 3 классе очень плохо. Всячески старайся ехать во 2-м. Затем прими во внимание, что в Москве и подъезжая к Москве – очень холодно. Я сейчас болен от перемены климата. Имей пальто и теплые вещи под рукой.
Письмо неожиданно оборвалось. Хотел написать еще многое. Но, пока я писал, пришел Павел Никитич3. Долго разговаривали. Сейчас уже нет времени писать. Надо бежать в Наркомфин4 за пенсией. А письмо хочу послать срочной почтой.
Целую Тебя. Жду Тебя. Соскучился без Тебя. Дома пусто (кстати: здесь Тейфук Касимов5). Приезжай как можно скорее. Еще телеграфирую.
Всегда Твой
Валерий.
Милый Коля! Благодарю за письмо. Скучаю по Тебе. Приезжай скорей. Тебя ждут камушки. Здесь все дождь, но это ничего. А кур у Аннушки украли. В доме Тебя все вспоминают и ждут. Очень Тебя целую.
Твой дядя Валя.
P.S. «Дела благополучны» в телеграмме значит, что с Госиздатом все вновь устроилось.
НИОР РГБ. – Ф. 386. – Карт. 142. – Ед. хр. 19. – Л. 21, 22, 22 (об.).
Конверт обрезан справа, вероятно, из-за вырезанной марки. Надпись: «Срочна<я> <почта>». На конверте почт. адрес: «Гр. Иоанне Матвеевне Брюсовой. Мечетная ул. д. Касимова. Алупка. Тав<рическая губерния>. От В.Я. Брюсова. (Гражданская,».
Рукой И.М. Брюсовой, на конверте чернилами: «2 сент<ября>
<19>
1 Сережа – возможно, подразумевается Сергей Георгиевич Обручников, сын А.И. Обручниковой, домработницы Брюсовых. Жена С.Г. Обручникова Агриппина Андреевна оставила воспоминания о доме Брюсова, записанные с ее слов Л.В. Филипповой, сотрудницей ГЛМ, 17 марта 1982 года. Документ хранится в рукописном отделе ГЛМ – ОРФ ГЛМ. – Ф. 51. – Оп. 7. – Д. 164.
2 В Институте – речь идет о Высшем литературно-художественном институте (ВЛХИ), созданном в 1919 году по инициативе А.В. Луначарского. После прихода к власти большевиков Брюсов смог реализовать свою мечту о создании государственного высшего учебного заведения для подготовки литературных работников: поэтов, прозаиков, критиков, редакторов, драматургов, переводчиков. Брюсов до конца жизни был ректором и профессором ВЛХИ. Подробно, с библиографическим перечнем мемуарных источников о В.Я. Брюсове и ВЛХИ см.: Молодяков В.Э. Валерий Брюсов: Биография. – СПб.: Вита Нова, 2010. – С. 589–601. К этому можно добавить абзац из воспоминаний Е.В. Чудецкой: «Брюсов… говорил, почему художники, музыканты, архитекторы могут получать специальное образование, ознакомиться с техникой своего “ремесла”, и только литераторы и поэты должны сами всякий раз “открывать Америки”, сами проходить через разного рода ошибки и терять время на самостоятельные поиски техники стихосложения и писательского искусства. План работы ВЛХИ, программа занятий – все это создано заботами Брюсова. Ректор института, профессор по многим его дисциплинам, он не оставлял своих лекций и в МГУ, своих других нагрузок и по Дому печати, был членом Гос. ученого совета, членом Академии наук СССР».
ОРФ ГЛМ. – Ф. 51. – Оп. 7. – Д. 201. – Л. 92.
3 Возможно, подразумевается Павел Никитич Сакулин (1868–1930) – российский литературовед, член-корреспондент АН СССР с 1923 года, академик АН СССР с 1929-го, в последние годы жизни – директор Пушкинского Дома. В ОРФ ГЛМ хранятся документы: Сакулин П.Н. В.Я. Брюсов. Речь на гражданской панихиде 1924. 10 октября. 6 л. (ОРФ ГЛМ. – Ф. 160. – Оп. 2. – Д. 30); Сакулин П.Н. Подготовительные материалы для работы о В.Я. Брюсове [1924–1926]. 15 л. (ОРФ ГЛМ. – Ф. 160. – Оп. 2. – Д. 43).
4 Наркомфин – Народный комиссариат финансов, НКФ – государственный орган РСФСР/СССР в ранге министерства, ответственный за проведение финансовой политики советского государства в 1917–1946 гг.
5Тейфук Касимов – возможно, речь идет о родственнике семьи Касимовых, в доме которых Брюсовы отдыхали в Алупке и куда отправлены два предыдущих письма В.Я. Брюсова к жене. В НИОР РГБ сохранена телеграмма от семьи Касимовых, отправленная из Алупки в Москву 14 октября 1924 года: «Брюсовой 1 Мещанская 32 Москва. Ужасная весть о безвременной кончине Валерия Яковлевича беспредельно огорчила нас просим вас успокоиться и принять истинное расположение к вам. Касимовы».
НИОР РГБ. – Ф. 386. – Карт. 149. – Ед. хр. 35. – Л. 1.
Публикация, вступительная статья, подготовка текста и комментарии Моники ОРЛОВОЙ
Рубрику ведет Дмитрий БАК
[1]Наиболее характерные для эпистолярного стиля Брюсова черты поэтики отмечены М.Л. Гаспаровым в статье «Эпистолярное творчество В.Я. Брюсова» в 98 томе «Литературного наследства» «Валерий Брюсов и его корреспонденты» (Кн. I. – М.: Наука, 1991. – С. 12–29).
[2] Воспоминания, требовавшие значительной редакторской правки, готовились к печати ставропольским литературоведом В.С. Дроновым и не были опубликованы. Отдельные отрывки из них в виде небольших эссе, как было задумано В.С. Дроновым, вошли в «Брюсовский сборник» (Ставрополь, 1975. – С. 174–191).
[3] Ср. этот отрывок из воспоминаний Е.В. Чудецкой с материалами к биографии Валерия Брюсова И.М. Брюсовой в кн.: Брюсов В.Я. Избранные стихи / ред., вступ. ст. и коммент. И. Поступальского. – М.-Л.: Госиздат, 1933. – С.149.
[4] Подробнее об И.М. Брюсовой см.: Орлова М.В. «Она воистину была замечательна»: Иоанна Матвеевна Брюсова // Звено. 2013–2014. Вестник музейной жизни: Государственный литературный музей / ред.-сост. Э. Д. Орлов, Е. В. Худякова. – М. : ГЛМ; СПб.: Нестор-История,2015. С. 266–282. (В печати).
[5] Слово «иначе» подчеркнуто трижды.
[6] Сноска рукой В.Я. Брюсова внизу страницы письма: «И Энциклоп<едический> Словарьзакрывается.