Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2016
Мария
Шурыгина
родилась и живет в Красноярске. Окончила факультет русского языка и литературы Красноярского
педагогического университета им. В.П. Астафьева,. Работала на радиостанциях, в рекламе, в настоящее время
работа связана с развитием северных и арктических территорий. Рассказы публиковались
в сборниках издательства АСТ, журналах «Новый свет» (Торонто, Канада), «День и ночь».
Когда человек говорит о том, что действительно в нем
болит, он делает это короткими фразами, самыми простыми предложениями. Чтобы успеть
сглотнуть ком в горле, чтобы боль не лишила речи. «Шерман»
разговаривал сейчас так же – короткими судорожными очередями: каждая пятая пуля
– трассирующая, каждая третья – в теплое,
мягкое. Йоганн там, внутри,
наверняка поливал противника матом гораздо активнее – и жал, жал на гашетку: каждая
пятая – как светлячок, третья – в мясо. Танк его подбит, полуслеп и совершенно глух
– связь с ним давно потеряна.
Вспышка! Меня отбросило от перископа, в глазах круги,
красные на сером. Но когда снаряд
ложится рядом, самое подлое –
звук. Броня совсем от него не спасает, а, напротив, хапает, как пустая консервная банка, наполняется им. И
я наполняюсь. Танк проглатывает гром, тот прокатывается по обшивке и, тяжко ворча,
уходит в землю. От вибрирующего гула начинает мутить. Сглатываю и, пытаясь проморгаться, кидаюсь к видоискателю.
У «Шермана» начисто снесена
башня. Йоганн, дружище…
Сейчас вражеская
сволочь возьмется и за нас, оставшихся. Два танка от взвода – я и Лара. Противнику
досталось жестче, но последняя недобитая зараза окопалась в такой позиции, что хрен
достанешь. Рельефы местности, будь они неладны. Мы у него как на ладони, а он… Вражий
«Тигр», едва различимый в кустах, уже ведет расчет, приценивается, кого из нас проще
достать. Так… ориентир на восемь часов, шестьсот метров.
– Лара, готова? Заходишь справа, там прогалина, он будет
почти открыт.
– Да, командир…
Послушная девочка, стойкий оловянный солдатик… Ни мур-мур о том, что до этой прогалины надо еще доползти,
а «Тигр» дремать не станет. Впрочем, я найду, чем его занять. Должен найти, хотя
тоже едва шевелю гусеницами – крепко мне влепили.
Исторический, черт подери, момент – гибель «непобедимой
роты». Вечные везунчики. Но, кажется, и наше везение закончилось. Для Славки, Йоганна и Ситха уж точно.
Боевое задание было из разряда «не разбери поймешь» – то ли для камикадзе,
а то ли, напротив, для детсада на прогулке. Мы только вошли в этот маленький городок
с непроизносимым немецким названием, только Йоганн договорился с какой-то фрау «об организации комфортного
расселения героев-танкистов в условиях боевого затишья», как приказ по рации испортил
нам всю малину. Самолет-разведчик заметил некие вражеские силы, двигающиеся на запад,
в нашу сторону. Но по нему начали стрелять, и он свалил, ничего больше не выяснив.
Нас, единственное воинское подразделение в городке, направили удерживать перекресток,
надеясь, что речь идет только о пехоте. «За вами город – не просто город, а важный
стратегический пункт. Потеряем его – провалим всю операцию». – Полковник в наушниках
шелестел усталым, совсем некомандным голосом. Мы выдвинулись на позицию.
Да, пехота там точно была, хоть и немного. А вот танков
– вдвое больше нашего. И если мы с Ларкой
сейчас, спустя несколько часов непрерывного боя, ляжем под гусеницы
единственного уцелевшего врага – это будет хуже, чем поражение. Это как оступиться
перед финишем.
Лара это понимает, потому и не спорит. «Да, командир…»
– и без всяких охов-вздохов. И вообще она умница,
никакого нервяка в бою. Это странно… Нежный человек, говорящий почти шепотом.
Наверное, у нее что-то со связками. Но даже сквозь толкотню помех и наши обычные
победные вопли он слышен – тихий, призрачный голос.
Откуда я знаю о ее нежности? Без понятия. Но знаю так
же твердо, как устройство гусениц родного Т-34. За кадром ее голоса еле слышно звенят
колокольчики, и почему-то очень приятно представлять, как в башне стальной махины
позвякивает какая-нибудь глупая «музыка ветра» и переливаются тихие всплески их
совместного шепота – голоса и колокольчиков.
Мат со стороны ее серенькой «девочки», ее «Чаффи», – большая редкость. Не знаю,
как она держится, когда мы в пылу боя ругаемся, не соблюдая калибра, принятого в
приличном обществе. Я сдерживаю ребят, но иногда срываюсь и сам. Ларка нас извиняет – да просто заранее
выдает нам индульгенцию на все: мы ведь вместе с самой первой, африканской, кампании.
И всё еще живы. Иногда кажется,
что знаем друг друга лучше, чем собственных родственников, – все закидоны, особенности, привычки.
Ситх в бою всегда напевает-похрипывает.
И всегда одно и то же:
Йожин з бажин мочалем
се плижи,
Йожин з бажин к весници
се ближи…[1]
Припев закончит – и опять заново, но мы уже привыкли
– не бесит, даже какой-то ритм бою придает.
А сегодня… Вот
только что пел-пугал врага этим своим Йожином
– болотным чудовищем, и… Ситха
срубило, как мяч срубает кеглю. Попадание было прямым, танкист, будто пластиковая
фигурка, – чпок! – и нету, пусто на башне. Только кровавые
потеки и ошметки. Никогда не привыкну
к такому.
Стоп. Об этом буду думать после. Если это «после» со
мной случится. Начинаем движение, огибаем останки одного из наших танков. Покореженная
громада боевой машины, борт вскрыт.
«Ох… мальчишечка» – Ларкин вздох
увлажняет эфир. Да, только ты его так и называешь. Славка всегда вскидывается, если
кто-то из батальона напоминает ему о возрасте – пацан, вчерашний школьник, хотя и воюет неплохо. От тебя
ласку эту терпит, изображает снисходительную усмешку, но чувствуется – греет его
это. Грело.
– Отставить! Лара, орудие
на восемь часов. Огонь!
Мимо. «Тигр» не смущен, тут же отвечает
– обшивка гудит, голова тоже.
– Командир?
– Рикошетом пошло, я в порядке.
«Тигр» кладет снаряд чуть левее. Зар-раза… Пристрелялся. Лара уже вышла к прогалине, крадется к
вражьей зверюге.
– Вижу его.
– Заряжай!
– Готова.
– Выстрел!
Опять мимо.
– Миша, крутись быстрее, он к тебе разворачивается!
– Да вижу я, вижу!
– Воткни ему! Бронебойный, пятьсот метров! Огонь!
Мы с «Тигром» стреляем одновременно. Меня накрывает мощной
звуковой волной. И вдруг словно выбрасывает из боя: я на минуту обретаю сторонний,
будто бы незаинтересованный взгляд. С каким-то неожиданным удивлением смотрю на
батальную сцену, на танки – свои и чужие. Они всегда напоминают мне животных. Как
их гусеницы наползают на молодую траву – жрут ее, молотят
дерн, подминают под себя. Как по-слоновьи
танки втюхиваются в заболоть, копошатся в вязкой грязи, задирая стволы-хоботы повыше. Как умирают.
Впрочем, умирание для всех одинаково – для животных, людей, механизмов.
Нет, про умирание человеков я наврал.
Ух, как паршиво… И без того влажные
наушники, кажется, наполняются горячим, мокрым. Кровь? Да ну, не может быть… И с глазами непорядок: в смотровой
щели нулевая видимость – то ли туман, то ли дым.
И тишина. Когда смолкает бой – тишина
невозможная. Только в ушах стучит. Но через багряный прибой начинают проступать
звуки, кто-то пытается перекричать ток моей крови, стукот сердца. Ларка…
– Командир? Командир! Миша! Ответь,
прием!
– Тихо… Я в порядке. Как там «Тигра»? Это от него столько
дыма?
– От него. Миш, мы живы…
Миша – только ты зовешь меня так. Остальные – «батя» и «командир». Звали. Отвоевались
братцы-кролики. Как же вас найти теперь?
Виртуал отрицает смерть.
Когда тебя убивают, ты просто вываливаешься из игры и тут же заходишь в новый бой
– в стандартных «Танках» дискретные сессии. Но мы же не стандартные, мы крутые до не могу. И эта новая пилотная версия игры придумана для таких же. Тут всё по-честному. Ну… почти. У каждого – три жизни. После третьей своей
гибели в игру не войдешь. Можно новый диск купить, но там взвод будет другой, машины,
люди… – всё другое. А мы почти год вместе: новая версия «Танков» – это бесконечная
череда кампаний и очень крутые симуляторы движения, запаха, текстуры, звука. Даже
чересчур крутые, голова до сих
пор звенит… Трое из моей роты выбыли. Думал ведь, надо хоть телефонами обменяться
– мало ли что… Но мы такие удальцы
были, так у нас все получалось, что боялся сглазить. Казалось, запишем номера –
и везение закончится. Вот и закончилось. Теперь Славка – в Москве, Ситх – в своем Визовице, а Йоганн, наверное, все еще матерится в Казани. И ищи-свищи,
даже имен настоящих не знаю. Только Ларка
со мной. Пока со мной…
Я вдруг испугался. А если в засаде еще какой вражина ждет – и как жахнет! Подруга моя боевая чего-то
затихла. Всполошившись на ровном месте, почти кричу в микрофон:
– Лара, ты где? Нос пудришь, что ли?
Вдруг в динамике – всхлипы.
– Лар… – Я аж
немею от неожиданности. Вот так новость – Железная Кнопка расплакалась. – Чего ты?
Всхлипываешь:
– Испугалась… Думала,
попали в тебя.
Черт… а я испугаться не успел.
– Ну-ка, отставить! Отчиняй башню, выбирайся – назначаю тебе свидание на
поле боя!
Господи, чего не придумаешь, чтобы успокоить женщину…
Никогда этого не умел. Но тут главное – бодрого тона не потерять.
– Причепурься!
Форма одежды – летняя, парадная. Синие мундиры с золотой оторочкой. Рукав вшивной.
Лацканы широкие. Талия на десять сантиметров ниже, чем в мирное время.
Слезами полнится эфир, но узнаешь цитату, подхватываешь
игру:
– Ниже?
– То есть выше.
– А грудь?
– Что грудь?
– Оставляем на месте?
– Нет, берем с собой[2]!
Смеешься невесело. В наушники дует вентилятор – как будто
ты тихонько дышишь в ухо. И от этого дыхания вдруг сжимается сердце.
Наши фигурки ковыляют через пространство монитора. Да
нет, это мы сами пробираемся по полю навстречу друг другу. Ведь вот удушливый чад
– выгорает топливо. Вот огонь с обшивки перекидывается на сухую траву – топчу ее
ботинком. На танк Ситха лучше
и не смотреть, башня уляпана
бурыми пятнами. Это симуляторы или жизнь? Или наша жизнь – сплошная симуляция?
С востока наползает грозовой фронт. Свинцово-синие тучевые
полки надвигаются линейным боевым порядком – и ни просвета меж их телами. В кучевой
плотной массе что-то ворочается, порыкивает, пока невнятно, на грани слышимости.
Изредка фотовспышками фронтовых корреспондентов мигают зарницы. Земля замерла в
предчувствии битвы небесных полчищ.
Срываюсь на бег, будто очень важно добраться до тебя,
пока не хлынуло, – очень-очень важно, а потом – поздно, не встретимся! И ты, запыхавшаяся,
– вот она! Бежишь, перескакивая через рытвины, волосы светлым облаком на фоне темного
неба. Глаза испуганные, грозовые-серые.
В них тоже дождь. Хватаю тебя за плечи, ты вцепляешься в меня – замираем, будто
ждем грома. Дисконнект? Нет?
Выдыхаем напряжение – встретились! Первые капли оставляют в пыли пулевые отверстия.
Оглядываюсь в поисках укрытия. Рядом – сорванная и вывороченная
чуть не наизнанку башня вражеской «Пантеры». Рывком разворачиваю стальную скорлупу:
– Прошу, миледи, под сень… гм… киске в пасть.
По обшивке застучал дождь. Шел и шел. И где-то шли бои
– кажется, везде-везде, во всем мире. Мы сидели, укрытые броней – тесно, как в раковине,
выброшенной на побережье, – и слушали гул. Гул остывающего под дождем металла –
не океана.
Дождь усиливался, непрошеные твои слезы высыхали. Вглядываясь
в мокрую пелену вокруг, бормочу:
– Пусть враги умоются… Хотя мы их сегодня уже умыли.
Ты, не смаргивая, также смотришь в дождь и шепчешь, будто
стихами:
– И враги, нами умытые, выйдут на свет
со злыми, склеенными в стрелы ресницами, на которых дрожат светлые капли, росная
влага. Умойтесь, враги мои. Как вы прекрасны…
– Ты чего? Лар?
– Ничего, – вздыхаешь смущенно. – Иногда кажется, мы их по-настоящему ненавидим. А они –
такие же, как мы. Обычные люди – служащие, учителя, менеджеры, просто по ту сторону
монитора. А мы – здесь. Вот и вся суть конфликта. Войны нет, но она нам почему-то
нужна.
Нужна – не то слово. Я возвращаюсь
с работы, включаю компьютер, захожу в игру. И вот только в этот момент чувствую
– я дома. Здесь меня ждут, здесь я нужен и что-то могу. Мой дом – эта война.
– Нужна. Нам же Иваныч уже все объяснил, помнишь?
Робокоп Иваныч – знакомый из соседнего взвода
– явился как-то в ангар пьяным. У нас был техдень – ну, продать трофеи, купить новых ништяков для апгрейда,
подлататься. Иваныч – мужик хороший, но, как выпьет,
становится нудным до чертиков. В тот день, видимо, что-то совсем его в реале размазало.
Он сидел и трындел. О том, что
нам целого мира мало, мир для нас – как садок для рыбы, реальность обмелела для
таких левиафанов, как мы. Даже в стихи впал:
– Душе со скуки нестерпимо гадко,
А говорят, на рубежах бои…
Там – бои! Понимаете? Где-то там, а мы-то здесь! Сидим… Это только в детстве верилось, что
все будет: и битвы, и подвиги, и прекрасные женщины, и ты – титан мысли и гигант
действия… И нет ничего. Вот ты
какие книжки в детстве любил? – Робокоп
вдруг пристал к сидящему рядом
старлею.
– Ну «Капитана Блада»… И этого… «Крузо».
– Крузо-кукурузо… А я бредил «Тремя мушкетерами»! Ну реально бредил. Атос – лучший из героев, близкий,
родной человек был. И до слез хотелось – в седло, за подвесками, в драку, чтобы
один – за всех! Вот позови они тогда, мушкетеры, – все бы бросил и помчался. Столько
души своей пацанячей в эти мечты
вкладывал… И где это все? Почему
не сбылось? – Иваныч бормотал
все тише, потом умолк, так и не выйдя из игры.
Наверное, догнался с расстройства
да заснул на клавиатуре. Печаль его догнала.
Ты ежишься рядом.
– Да, помню. В детстве у всех, наверное, это было – такая
вот невостребованная эмоция. Очень сильная, на всю жизнь. А может, кто так мечтал,
на самом деле рождены для большего?
Но в реальности для нас не нашлось войны. Робокоп Иваныч
тогда еще сказал, что, мол, есть вот двигатель внутреннего сгорания. И сами мы уже
внутреннего сгорания от этой невостребованности
своей.
– Сгорание – выгорание… Наверное. Мне кажется, человеку, чтобы не умереть слишком рано, приходится умирать постепенно. Частями.
Вот выгорает отзывчивость, потом благодарность, потом совесть. Когда умирает вера
в людей, человек уже сам не рад жизни. Не знаю…
Мне иногда кажется, что благодаря нашим боям здесь я еще жив – почти
полностью. Здесь есть и героизм, и братство, и…
Вот дурак…
реально дурак. Точнее, виртуально. И ты смотришь, как
же ты смотришь… Надо перевести
разговор, сдержать слова, что так давно пытаются сорваться с языка. Не перейти черту.
Хотя в мечтах столько раз уже переходил. Но ты в Питере, я в Иркутске – «Запад есть
Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут».
Чувствую, как броня моя мягчает, как траки вязнут в непрошенной нежности. Усилием каким-то
неимоверным мысленно грохаю перед собой заграждение, тяну колючую проволоку. Тысячи
километров от меня до тебя прорастают противотанковыми ежами. И пока они не распались
прахом над полем нашего боя, надо что-то делать, отвлечь. Отвлечься. Спрашиваю быстро:
– Как думаешь, найдем наших? Лимит жизней у них исчерпан,
да и у нас осталось по одной всего.
– Попробуем. Они обязательно новый диск
купят, куда они без «Танков»? Надо в первой локации их искать, в Алжире. Первая
же никогда не меняется, это потом кампании тасуются произвольно.
– Не знаю, можно ли
скатиться с нашего уровня на первый. Но попробуем. Если получится вернуться в Алжир,
встретимся у мэрии, в нашей кальянной.
Поищем ребят. Это трудно, но, наверное, можно…
Ты вдруг тихо, губами одними:
– Не хочу у мэрии…
Ресницы мокрые, мокрые волосы – прядками
плакучей ивы. Твои колокольчики звенят у меня в ушах, проговаривая тайное, на что сам я так и не решился:
– А ты… хочешь? В реале?
Броня моя тает как воск. Отвечаю не раздумывая – слишком много
потрачено на раздумья!
– Очень хочу. Я так давно тебя не видел.
Смеешься:
– Никогда! Миш, я ведь только ник твой знаю. Ты правда Миша?
– Михаил Шайтухин. А ты, лейтенант Лара Пэра?
– Лариса Перова. Я думала…
Вдруг – вспышка справа и свист, потом
грохот. Что? Мы же победили! Не всех?!
– Телефон! – кричу я. – Твой телефон!
– Восемь – девятьсот пятьдесят три – пятьсот четырнадцать…
– Ты перекрикиваешь войну. Мчимся к своим машинам, я лихорадочно повторяю про себя
номер, врезаю в память. Укрыться не успеваю – пулеметная очередь срезает меня на
лафете. Как символично… Game over.
Стягиваю влажные наушники, тру ладонями глаза. Комната
кружится – передоз виртуала. Поднимаюсь, бреду до кровати
и падаю, не стянув влажной от пота футболки. Темнота…
Утром я не вспомнил телефон. Последние четыре цифры потеряны
где-то там, в бою за маленький немецкий город с непроизносимым названием. Лара,
прости, я не могу позвонить. Но это ничего, я теперь знаю, что делать.
Мы все сидим у мониторов, а солнце проходит свой круг,
деревья лохматятся в небо, и реки текут, огибая и преодолевая, свершая вечное волшебство
жизни где-то там. Без нас.
Хватит. Я куплю новый диск – жди меня, Алжир! – я поселюсь
на «танковых» форумах, найду Ларку
– и не отпущу больше. И будет гул океана, и шелест колокольчиков, и мы остановим внутреннее сгорание… Мы обязательно разыщем
ребят и замутим что-нибудь в реале, вместе.
Game over. Пора открывать глаза.