(Людмила Улицкая. Лестница Якова)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2016
Дарья Грицаенко родилась и живет в Москве. Студентка Литературного института им. А.М. Горького. Лауреат премии журнала «Дети Ра» (2015). Публиковалась в изданиях «Год литературы», «Знамя», «Московский вестник», «Дети Ра», «Литературная газета», «Литературные известия», «Лиterraтура», «Сетевая словесность», «Textura», «Литературная учеба».
ЛЮДМИЛА УЛИЦКАЯ. ЛЕСТНИЦА ЯКОВА. – М.: АСТ (РЕДАКЦИЯ ЕЛЕНЫ ШУБИНОЙ), 2015.
Увесистый томик в семьсот с лишним страниц, для которого сложно найти место и время в ритме современной жизни. Вымирающий эпистолярный жанр, отсылающий к далекому прошлому – первые письма написаны героями больше ста лет назад. Тривиальные истины, банальный сюжет, знакомые по предыдущим романам обороты, пафосная аннотация о «семейной саге» и спираль ДНК на обложке – в новом романе Людмилы Улицкой ничто не предвещает сильных впечатлений. Но именно эту книгу ждали с нетерпением: не так давно Улицкая говорила, что не будет заниматься крупной формой после романа «Зеленый шатер» («Эксмо», 2010), а вскоре стало понятно почему – через год вышел сборник интервью и эссе писательницы «Священный мусор», где Улицкая рассказала о своей борьбе с раком. Тем больший ажиотаж вызвал новый роман.
Главная героиня Нора, как однажды и сама Улицкая, после смерти бабушки находит ее переписку с дедушкой Яковом, начавшуюся еще в 1911 году, – больше пятисот писем. Она забирает эти письма, но так и не решается открыть – страшно, что «посыплются скелеты». Ведь дедушку Нора видела всего один раз, в детстве, когда он вышел из лагеря. Однако читателю разрешается заглянуть в письма раньше героини – и две истории, дедушки и внучки, раскрываются перед ним параллельно, пока не сойдутся в одну. С его юности – и до ее старости, когда она сама уже станет бабушкой и наконец решится прочесть письма и дневники деда и поразится сходству своих мыслей, интересов и взглядов с родным, но незнакомым человеком.
Пять поколений, два континента, четыре войны, не считая «холодную», три смены власти – но все это само по себе как будто неважно. Важно, что студенту сложно найти работу, чтобы обеспечить молодую жену; что никакое лекарство не помогает от экземы; что приходится долго ждать писем и не знать, получила ли мать посылку с маслом. Важно уговорить ребенка постричь ногти, научиться водить машину, купить гитару. Первая мировая война означает, что погиб любимый брат Якова. Смерть Горького – повод для внеочередного письма супруге. Война в Афганистане – тревога за сына. Мировая история интересует Улицкую лишь в той степени, в какой она коснулась семьи, и поэтому исторический масштаб нисколько не утяжеляет книгу. Хотя повествование может показаться несколько монотонным из-за огромного количества подробностей, имен, дат, географических координат, описаний вещей – для Улицкой мелочей не существует. Она бережно хранит каждую открытку, каждую телеграмму, каждую обыденную деталь вроде цвета шапки и погоды в тот или иной день. Отчаянная попытка восстановить и сохранить то, что безвозвратно утеряно, – заведомо безуспешна, хотя по-человечески понятна.
Но «Лестница Якова» – это не просто дань памяти. Пробелы реставрируются с помощью фантазии, прямая речь дополняется внутренней, и архив обрастает сюжетом и образами, превращаясь в художественный текст. Молчащие поколения обретают голоса, хоть и не совсем такие, какими были при жизни, а сама история становится мифом, где отделить факт от вымысла уже невозможно да и не нужно. Подобный миф, пожалуй, есть в каждой семье – это квинтэссенция опыта и переживаний, определяющая наше настоящее и будущее.
Многие склонны идеализировать свою личную историю, а для Улицкой додумать – не значит приукрасить. Ссоры между детьми и родителями, предательства, супружеские измены с обеих сторон, лечение от наркомании, разводы, фанатичная религиозность, потеря ребенка, вступление в брак кому-то назло – все это есть, хотя и не названо своими именами. Улицкая повествует, никого не оправдывая, но и судить не берется. К примеру, описывая молодую супругу Якова, с трудом управляющуюся с сыном, писательница представляет отца непоседливым ребенком, бабушку молодой и красивой девушкой, и сама она как мать понимает такие проблемы. Здесь нет осуждения – только стремление к пониманию. Поэтому весь роман пронизывает искренняя любовь автора к своим персонажам.
Пристальное внимание к внутреннему миру героев, сам характер переписки – мы «слышим», но не «видим» героев, знаем только неизменные черты вроде цвета глаз. Практически неизменной сохраняется и интонация каждого героя, несильно меняется круг его интересов. И если читатель собьется со счета или устанет следить за датами, только смущенный отказ прислать в письме фотографию или упоминание о тросточке даст понять, что персонаж успел постареть. Нет существенных изменений в характере, нет принципиальной разницы между героем-ребенком и героем-стариком – Улицкая делает акцент на самой сути личности, которая мало меняется с возрастом, на чем-то, что сохраняется в глубине души каждого, как бы ход истории ни вмешивался в личную судьбу.
Если история рассматривается через личность, то сама личность определяет себя через культуру. Среди героев – ученица Айседоры Дункан, джазовый музыкант, театральная художница, ученый-математик, режиссер-постановщик; среди их знакомых – Михоэлс и Крупская; круг их интересов – педагогика, экономическая теория, иудаизм и христианство, генетика, классическая музыка, новейшая литература, программирование, физика, политология, театр, психоанализ… Мелькают имена, знакомые и забытые, упоминаются романы, научные труды, журналы, спектакли, оперы – кажется, ссылок на другие книги даже больше, чем имен. В этом романе каждый искренне увлечен и находится в поиске собеседника, у каждого своя сфера интересов, но все они рано или поздно пересекаются. Поговорить с близким о Шекспире, Чехове, джазе или высшей математике так же важно, как признаться в чувствах. И как различные области науки и искусства обладают неожиданными точками соприкосновения и вместе составляют единую мировую культуру, так и всех этих людей, казалось бы, таких разных, что-то неуловимо роднит. А порой именно взаимопонимание открывает путь для любви.
«Назавтра они встретились снова. Маруся рассказала ему о том, что скоро закончит Фребелевские курсы и уже знает, чему она будет учиться дальше, и рассказала все, что знала, о великой танцовщице, и ее ученице, и о ритме, который никто не слышит, а в этом и есть главное направление, потому что вне ритма нет никакой жизни, надо уловить эти ритмы, этому можно научиться, и неважно, какую ты выбрал себе стезю, но без этого пульса, без великого метронома ничего невозможно. И эти годы учебы оказались только подготовкой к тому, чем ей нужно заниматься… Именно, только этим!
Да, да, я очень это понимаю, я это понимал еще совсем ребенком, я болел ангиной, стоял с завязанным горлом у окна и считал падающие осенние листья и знал, что от того, как они падают, как раз и зависит боль, которая отзывается на каждое касание листа к земле, и никому не мог этого сказать, и вы первый человек, который в состоянии…»
Личные разговоры не отделяются от философских, они понятны и доступны, даже если образование читателя не позволяет ему одинаково хорошо разбираться во всех названных областях. Даже пафос ветхозаветной притчи нивелируется в обычной дружеской беседе с не всегда уместным смешком: «Как что? Сон патриарха Иакова возле Вефиля. Ему приснилась лестница, по ней ангелы снуют вверх-вниз, а с самого верха лестницы Господь Бог ему говорит что-то типа – вот ты здесь лежишь, а я тебе объявляю, что земля, на которой ты дрыхнешь, тебе подарена, я благословляю тебя и все потомство твое, а в тебе и все прочие племена. <…> Главное для нас – что Господь всех благословил через евреев, всех поголовно. И если евреев из этого мира выгонят, неизвестно, сохранится ли благословение… – засмеялась Нора».
Наряду с «еврейской» темой Улицкую интересует еще одна, которая называется в романе по-старому – «женский вопрос». Впервые об этом говорит Маруся, первая и единственная любовь Якова, бабушка Норы. Вот так она сообщает ему о беременности: «Я никому не могу рассказать о своем положении. Оно ужасное. И в этом заключается трагедия женского существования, женского рабства природе… <…> для меня это будет означать, что моя артистическая жизнь заканчивается, почти и не начавшись. И я вижу себя сейчас такой, как моя мама, погруженной в скучный женский быт, кастрюли, воротнички, шитье и перешивание. Я это ненавижу! И мама моя, ты не знаешь, писала в юности стихи и хранит свою тетрадку, где записаны поэтические строчки как памятник ее несостоявшейся жизни…» И неспроста она назовет внучку в честь героини пьесы Ибсена «Кукольный дом», а когда та подрастет, наслушается «…смелых, но старомодных речей о полной эмансипации женщины в социалистическом мире, произнесенных шепотом из страха перед соседями». Убежденная марксистка порой показывает себя не с лучшей стороны: наутро после первой брачной ночи Яков приносит Марусе завтрак в красивой тарелке, а у нее это вдруг вызывает раздражение, и она начинает страстную речь о мещанстве, марксизме, социальном расслоении и угнетении…
И все же в этой истории женщине отведена особая роль – просто потому, что именно она приводит в мир новую жизнь, а продолжение жизни – ключевая тема романа. Повествование начинается с того, как Нора, будучи кормящей матерью, омывает тело умершей бабушки. Хотя эта ситуация описана очень земно, с физиологическими и бытовыми подробностями, она недвусмысленно символизирует вечный цикл жизни-смерти-жизни, возобновление и преемственность. Тот же, но уже более оптимистичный смысл у конца истории: внук Норы появляется на свет в день рождения ее бабушки и тоже получает имя Яков. Женщина ценит прошлое, она восстанавливает утраченные связи и напоминает об их важности: «Важно не переживание чужого опыта, а строительство нового текста на основании предыдущего». Здесь «текст» надо понимать в самом широком смысле: для Улицкой, биолога по образованию, ДНК – это алфавит Бога. Женщина хранит архив, женщина его упорядочивает и дополняет выписками из документов. Положить документ в основу художественного произведения – тоже способ сохранить нечто важное. Наконец, женщина завершает цикл, исполнив несбывшуюся мечту своего предка – Яков всю жизнь придумывал истории, то и дело советовался с женой и сыном, какая идея больше подходит для рассказа, искал сюжеты и образы… «Яков! Яков! Ты хотел написать эту книгу и не написал?»
И только когда Нора приходит в архив КГБ в поисках ответов, которых нет в письмах и дневниках, в художественный текст грубо вмешивается документ: дело «вредителя» Якова Осецкого, заявления, протоколы допросов, ордер на обыск, опись имущества… Почти тысяча книг, причем половина – на иностранных языках (английский, немецкий, французский, турецкий), диссертация, написанная в ссылке, множество записных книжек с конспектами научных трудов – все это, судя по документам, изучали три месяца после конфискации. А затем сожгли. Светлая история о памяти завершается осознанием факта, что есть утраты, восполнить которые невозможно.
И тогда граница между фактом и вымыслом, личным и общественным, художником и обычным человеком кажется совсем тонкой, если не условной. В конце концов и она нарушается, условности больше ни к чему: Улицкая пишет послесловие, в котором благодарит близких, друзей и коллег, будто действительно прощаясь, и подписывается совсем просто, как девочка, – Люся.
Жизнь продолжается, лестница продолжает куда-то вести, только возникает вопрос – куда, в чем смысл истории и человеческой жизни. Улицкая не дает ответа. Возможно, потому, что во сне патриарха Иакова лестница – это не только путь, но и связь земли и неба, человека и Бога, личности с чем-то, что ее превосходит; в контексте книги это еще и связь с природой, культурой, связь поколений и памяти. Все связано со всем – известная истина, о которой трудно говорить. Улицкой это удается.