(Франко Моретти. Дальнее чтение)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2016
Мария
Нестеренко – филолог, журналист, докторант
(PhD) Тартуского университета. Родилась в Таганроге,
окончила Таганрогский педагогический институт. Публикуется в журналах
«Октябрь», «Prosodia», «Лехайм»,
на сайте «Rara Avis».
МОРЕТТИ Ф. ДАЛЬНЕЕ ЧТЕНИЕ / ПЕР. С АНГЛ. А. ВДОВИНА, О.
СОБЧУКА, А. ШЕЛИ. – М.: ИЗДАТЕЛЬСТВО ИНСТИТУТА ГАЙДАРА, 2016.
К социологии литературы и культуры в целом в России
долгое время относились настороженно, поскольку ее философской базой является неомарксизм. В девяностые годы стали популярны
структуралисты и постструктуралисты: они явились
постсоветскому читателю одновременно, а вот знаковую для европейской
интеллектуальной мысли статью Пьера Бурдье «Поле
литературы» перевели только в 2000 году. Однако
ситуация медленно, но верно меняется, и на русском языке появляются
важные в этой области книги: недавно был переведен фундаментальный труд Иммануила Валлерстайна
«Мир-система модерна», давно ставший для европейских интеллектуалов
классическим текстом. Наконец, вышло
«Дальнее чтение» Франко Моретти – тот редкий случай,
когда перевод важной для своего времени книги появляется практически сразу за
оригиналом. По замечанию переводчиков, «Дальнее чтение» – из тех книг, что «выражают идеи, которые, как говорится,
витают в воздухе (или же представляются таковыми постфактум)».
Моретти
– социолог литературы, публикующийся с середины 1970-х годов в Италии и США.
Его работы переводятся в Германии, Франции, Турции, Японии, теперь и в России.
Издательство Института Гайдара выпустило уже вторую книгу ученого: в 2014-м
вышла в свет «Буржуа. Между историей и литературой».
«Дальнее чтение» – это даже не манифест, а программа по
обновлению методологии изучения литературы. Франко Моретти синтезирует историю идей с синхронным и диахронным исследованием жанров и направлений. Он предлагает использовать теорию культурной
эволюции, адаптирует мир-системный анализ для филологии и примеряет
инструментарий цифровых гуманитарных наук, чтобы посмотреть на макропроцессы,
происходящие в литературе. Словосочетание «дальнее чтение» (distant reading) Моретти
ввел по аналогии с понятием «медленного» или «пристального чтения» (close reading) –
подхода, базирующегося на принципах герменевтики. Впрочем, ни в одной из
статей, собранных под обложкой, все эти методы не сходятся вместе, поскольку
«дальнее чтение» не является стройной теорией, а, возможно, только подступами к
ней.
Основной пафос «Дальнего чтения»
направлен против того, что можно было бы назвать сакрализацией канона, который
представляет собой всего один процент от существовавшего массива: «У нас есть 30 тысяч британских романов
XIX в., или 40, 50, 60 тысяч – никто не знает точно, никто их не читал и никогда не будет читать. А ведь есть еще и
французские романы, а также китайские, аргентинские, американские… Это
хорошая мысль – читать больше, но так мы не решим эту проблему». Вслед за Маргэрит Коэн он называет массив неучтенных текстов
«великим непрочтенным». По мнению Моретти,
литературу следует изучать не вглядыванием в детали, а путем рассмотрения ее с
большого расстояния: изучения сотен и тысяч текстов. Только тогда удастся
увидеть общие закономерности, свойственные литературе. Следует особо отметить,
что Моретти не занимается переоткрыванием
второстепенных авторов. Его интересует механизм отбора и обновления жанровой
системы, стилей.
Поставив
цель, Моретти ищет способы ее достижения.
Декларируемый подход вовсе не предполагает внимательного чтения всех книг,
входящих в понятие «великого непрочтенного». Моретти предлагает использовать инструментарий DH (Digital Humanities): определять частотность слов,
подсчитывать количество диалогов между персонажами и т. д. «Через несколько лет мы сможем
совершать поиск практически по всем когда-либо напечатанным романам и выявлять
закономерности в миллиардах предложений. Лично я в восторге от этой встречи
формального подхода и квантификации». Наглядная демонстрация
того, как может работать DH в филологии,
происходит в статье «Корпорация стиля: размышление о 7 тысячах заглавий
1740–1850)». Используя статистические методы, Моретти
показывает изменения в закономерности романного заглавия. Казалось бы, все
просто: названия романов становятся короче. И что? На самом деле это связано с
изменением функций заглавия. В период становления жанра заглавие выполняло роль спойлера. Когда
читатель был уже хорошо знаком с жанром романа, главной задачей заглавия
становится интрига, и оно делается короче.
Впрочем, DH – не самая интересная и теоретически стройная часть «Дальнего
чтения». Моретти и сам об этом пишет: «мир Digital Humanities,
цифровых гуманитарных наук, понемногу начинает ощущать потребность в обобщающей
теории для нового литературного архива. Следующая встреча эволюционной теории и
исторического материализма состоится именно на этой новой эмпирической территории».
Зачем это
нужно? Изучение литературы для Моретти сродни
изучению биологических видов. Его интересуют глобальные вопросы, на которые
нельзя ответить, ограничившись малым кругом авторов и текстов: почему
возникает литература, какие принципы заложены в ее развитии?
Было бы неверно считать, что Моретти
первый, кого взволновали эти проблемы, особенно в контексте русской научной
традиции. Здесь следует вспомнить Б.И. Ярхо, который впервые провел аналогию
между природой и литературой и попытался использовать для литературоведения
инструментарий естественных наук. «История русского стиха» и «История
европейского стиха» М. Л. Гаспарова также в чем-то близки идеям Моретти. Ученый
стремился к созданию макропарадигмы, способной описать эволюцию стиха. Сам Моретти в числе
своих предшественников упоминает, например, книгу «Европейская литература и
латинское Средневековье» Эрнста Роберта Курциуса, где
в основе лежит представление о европейской культуре как о едином пространстве.
Впрочем, Моретти позволяет некоторую критику этого
«научного шедевра».
Как уже отмечалось ранее, «Дальнее чтение» – это
программа, если угодно, набор приемов, поэтому нет ничего странного в том, что
читатель не обнаружит у Моретти крепкой
методологической спайки. Каждая статья может высвечивать ту или иную сторону
метода. Сам исследователь пишет, что статьи «организованы с помощью своего рода невидимого маятника,
попеременно затрагивающего то эволюцию (Европейская литература Нового времени,
Литературная бойня), то миросистемную теорию (Гипотезы,
Планета Голливуд)».
Моретти
использует идеи культурной эволюции,
чтобы показать причины выживаемости одних типов текста, он уподабливает
литературные процессы биологическим. Литературные
формы также могут возникать в результате случайных мутаций, также существует
аналог естественного отбора – отбор читательский (Моретти
не использует этот термин). Так, например, статья «Литературная бойня»
начинается с перечисления заглавий из абонемента 1845 года популярных среди
читателей книг. «А что остальные 99,5
процента?» – задается вопросом Моретти. Задача исследователя – «не столько изменение
сложившегося канона (открытие предшественников или альтернативы им), сколько
коррекция того, как мы смотрим на всю литературную историю в целом –
каноническую и неканоническую вместе». Чтобы решить эту задачу, Моретти сосредотачивается на «соперниках», чей стиль похож
на стиль автора канонизированного (в данном случае – это Артур Конан Дойл). Моретти анализирует
развитие приема «присутствие улик» в викторианском детективе и доказывает, что
именно те тексты, в которых он наблюдается, имели больший успех у читателей,
поскольку последний мог вести как бы свое параллельное расследование. Результат
анализа представлен в виде эволюционного древа. Однако «очень немногие из
конкурентов Конан Дойла не использовали
вообще никаких улик… все эти писатели полностью забыты». Причину такого
положения вещей Моретти видит в том, что некоторые
писатели чувствовали значимость этого приема, но не понимали, как именно нужно
с ним обращаться. Самым успешным оказался Конан Дойл,
хотя далеко не все рассказы, как пишет Моретти,
соответствовали этой модели. Это с его точки зрения «подчеркивает важную
дарвинистскую особенность литературной истории: в моменты морфологических
изменений, какими 1890-е гг. были для детектива, конкретный писатель ведет себя
так же, как и жанр в целом: нерешительно. В момент смены парадигмы никто
не знает, что сработает, а что нет, – ни Эшдаун, ни Пэркис, ни Конан Дойл».
Мир-системный анализ – направление в социологии, флагманом которого является
американский теоретик Иммануил Валлерстайн.
Центральным понятием этой концепции является мир-система –
«территориально-временное пространство, которое охватывает многие политические
и культурные единицы, но в то же время является единым организмом, вся
деятельность которого подчинена единым системным правилам». Мир-система состоит
из центра, периферии и полупериферии. Центр находится
в наиболее экономически выгодном положении, поскольку обладает монополией на
экспорт определенных товаров в периферийные страны. Полупериферии
занимают промежуточное положение. Моретти
предполагает, что мировая литература существует по тем же законам: в
странах-центрах изобретаются литературные формы и жанры, которые затем
экспортируются в периферийные страны. Моретти пишет:
«…изучение мировой литературы должно
будет каким-то образом воспроизводить эту страницу (то есть эту связь между
анализом и синтезом) в области литературы. Однако в таком случае история
литературы быстро станет очень непохожей на то, как она выглядит сейчас: это
будет история литературы из вторых рук – мозаика, состоящая из исследований
других людей, без какого-либо непосредственного прочтения текстов».
Амбиция исследователя пропорциональна расстоянию от текста. Материалом в «Гипотезах
о литературе» становится западноевропейский роман. В фокусе Моретти темы, место действия, стиль. Синтез
экспортированных форм и местных особенностей, например, языка или стиля,
приводят к наиболее интересным изобретениям, которые, по мнению Моретти, чаще всего появляются в зоне полупериферии:
«В других местах результатом конфликта
с символической властью Западной Европы становится важное изменение парадигмы,
такое как русский роман идей или латиноамериканский магический реализм (или
несколько отличный случай поколения Кафки-Джойса)».
Моретти
лишь в одной статье предпринимает попытку соединения идей культурной эволюции и
мир-системного анализа, в
«Эволюции, миросистемы, Weltliteratur»: эволюция – это
то, что работает во времени, мир-системный анализ – в
пространстве. В предисловии к статье он пишет, что в ней «хорошо показаны концептуальные отличия
между этими двумя теориями и хуже продемонстрировано, как эти различия
соотносятся с двумя долгими периодами в истории самой литературы». Однако, как
правило, эти две линии разведены.
«Дальнее
чтение» Франко Моретти любопытным образом
встраивается в русскую интеллектуальную традицию: как пишут переводчики,
«русская наука никогда не была чужда широким обобщениям». Историческая поэтика
Веселовского, типология культур Лотмана, сюжетостроение
Шкловского, хотя на передовой русского литературоведения последние годы было
явно что-то другое. Кажется, что «Дальнее чтение» Моретти
имеет все шансы стать инъекцией живого и оптимистичного научного позитивизма
для русской филологии.