Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2016
Алексей Копейкин – главный редактор портала «Библиогид»,
заведующий отделом рекомендательной
библиографии Российской государственной детской библиотеки. Автор
статей, эссе, рецензий и обзоров, посвященных детской литературе, составитель
книжных серий для детей.
Вопрос
о соотношении фантастики и реализма в детской литературе напрямую связан с тем,
что ищут и чего ждут от нее дети, и представлениями взрослых о том, какой она
должна быть. И здесь целый клубок застарелых проблем. Разумеется, большинство
детей скорее захочет прочитать что-нибудь про волшебников (условный «Гарри Поттер»), чем про то, как травят новенького ученика в
обычном, не волшебном классе (условное «Чучело»), хотя
по сути и то, и другое – школьная повесть: фантастическая обертка ярче и сразу
привлекает внимание. Спрос рождает предложение: огромное
количество низкопробной писанины подражателей Джоан Роулинг приводит к девальвации фантастического в детской
литературе и, как следствие, к предубеждению взрослых – родителей и педагогов –
против фантастики как таковой («Зачем ты читаешь всякую чепуху? Почитай лучше что-нибудь про настоящую жизнь!»).
Педагогически настроенные взрослые (учителя, некоторые библиотекари) вообще
часто склонны рассматривать качество детской книги с позиций наивного реализма:
дает ли она ребенку верные представления о мире? Активнее всего взрослые
отзываются на такие детские книги, в которых фантастический элемент минимален и
используется как прием (например, «Класс коррекции» Е. Мурашовой, «Где нет
зимы» Д. Сабитовой). На мой взгляд, именно поэтому
теснее связанные с фантастикой тексты таких мощных подростковых авторов, как
англичанин Дэвид Алмонд или наш Эдуард Веркин, получают куда меньший резонанс, чем они того
заслуживают. О Веркине если и говорят, то в первую
очередь как об авторе романа «Облачный полк», где тоже есть исчезающе
малый фантастический элемент, но главное ведь, что это книга о подростке –
герое Великой Отечественной войны, книга на «важную» тему. Еще более
характерный пример – всеми признанный Владислав Крапивин, чье творчество
располагается на самой границе между фантастикой и реализмом, и не всегда можно
четко определить тот момент, когда одно у него перетекает в другое. Если о крапивинских книгах заговаривают педагоги или библиотекари,
они, как правило, вспоминают реалистических «Мальчика со шпагой» или «Журавленка
и молнии». У подростков же самое обсуждаемое – трилогия «Голубятня на желтой
поляне» и цикл о Великом Кристалле, то есть откровенная фантастика. Кажется,
взрослые побаиваются фантастического, зато дети идут ему навстречу без всякого
страха.
Опираясь
на свой двадцатипятилетний опыт работы в РГДБ, возьмусь утверждать, что за все
эти годы тяга к фантастике у наших читателей не ослабела. Спрашивают и называют
в числе любимых как отечественных авторов, так и
зарубежных: Кира Булычева и братьев Стругацких, Дж. Р. Р. Толкина и Урсулу Ле Гуин, Джоан
Роулинг и Диану Уинн Джонс,
Аю эН и Андрея Жвалевского с Евгенией Пастернак… А вот родители наших
читателей порой ведут себя анекдотично. Один не в меру заботливый папа
разразился гневным письмом на имя директора библиотеки с требованием немедленно
убрать из открытого доступа книги Д. У. Джонс, поскольку – о
ужас! – в них говорится о ведьмах. К счастью, прослышав об этом, одна не менее
заботливая мама немедленно написала ответное письмо, в котором настоятельно просила
ни в коем случае не убирать из открытого фонда книги той же самой писательницы,
поскольку ее ребенку они очень нравятся да и сама она, мама, не находит в них
решительно ничего предосудительного.
Между
тем фантастика – это не только обертка, «фантик», это, как говорили Стругацкие,
способ думать. А любовь к ней или, на худой конец, восприимчивость сродни
музыкальному слуху (это уже слова другого хорошего писателя – Александра Мирера).
Мне
кажется, современные писатели не слишком-то озабочены тем, к какому из полюсов
– реалистическому или фантастическому – стремиться. Тот же Веркин
охотно вводит в тексты фантастические элементы, однако по своей писательской
природе он, безусловно, реалист. Станислав Востоков работает и как реалист,
более того – «писатель-деревенщик» («Зимняя дверь»), и как автор повестей со всякими чудесами («Фрося Коровина», «Высшим силам
требуется помощь») – можно сказать, что для него влияние Кира Булычева не менее важно, чем Юрия Коваля. Других писателей
– к примеру, Артура Гиваргизова – едва ли можно
назвать фантастами или сказочниками, но без вымысла, преувеличения, гротеска
они непредставимы и невозможны: фантастическое у них
вытекает из абсурда окружающей жизни. Хотя есть и авторы, отчетливо тяготеющие
именно к сказке и фантастике в их традиционном смысле: Ая
эН, Светлана Лаврова, Алексей Олейников… Как бы там ни было, не припомню в современной литературе
для детей практически ни одного сугубого реалиста, какие бывали, скажем, в
советские времена (тот же Владимир Железников,
Альберт Лиханов). Без развитого воображения, умения
выдумывать, строить миры детскому писателю просто никуда.
Не
сомневаюсь, что сказка останется магистральным направлением еще надолго, может
быть, даже навсегда. Проблема в том, что качество фантастического сейчас
снизилось: писатели не то чтобы разучились выдумывать, скорее, предпочитают
идти проторенными путями – заглядывают в рот отечественным классикам, втихаря списывают у зарубежных коллег, и желающих взламывать
каноны как-то не очень видно. Ярким метеором на этом в
общем-то унылом фоне просверкал прекрасный (ужасный!) «Убыр»
Наиля Измайлова (он же Шамиль Идиатуллин),
но и в его подростковом мистическом триллере, основанном на татарской мифологии
(награжден премией В.П. Крапивина), очень заметно влияние Стругацких, Мирера, Стивена Кинга. С другой стороны,
рынок и читатель консервативны; довольно трудно выступить в роли революционера,
заранее зная, что не найдется желающих пойти за тобой. Поэтому и детская
фантастика развивается пока без революций и больших потрясений.