(Александр Иличевский. Справа налево)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2016
Сергей Оробий родился и живет в Благовещенске. Критик,
литературовед. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского государственного
педагогического университета. Автор монографий
«”Бесконечный тупик” Дмитрия Галковского: структура, идеология,
контекст» (2010), «“Вавилонская башня” Михаила Шишкина: опыт модернизации русской
прозы» (2011), «Матрица современности: генезис русского романа 2000-х гг.» (2014).
Печатается в литературных журналах.
АЛЕКСАНДР ИЛИЧЕВСКИЙ. СПРАВА НАЛЕВО. – М.: АСТ, РЕДАКЦИЯ ЕЛЕНЫ ШУБИНОЙ, 2015.
Формально эта книга структурирована по типам человеческих чувств: «Зрение», «Слух», «Осязание», «Память» и т. д. По сути же она, как и положено жанру, почти обо всем на свете. Эссеист – рассказчик с широкими полномочиями, и Иличевский наделен ими сполна: он в больших количествах генерирует афоризмы («Любая хорошая живопись – это сжатый до одного кадра фильм»), охотно проводит далековатые сближения («Именно Гоголь в русской культуре полномерно мог бы сродниться со стезей Германа»), попутно решает главные вопросы («Кстати, вот что такое счастье?») и постоянно прислушивается к своим ощущениям («Что такое Чукотка? Как ощущается, что ты на Чукотке? Что это значит для нашего ощущения пространства?»).
Кстати, о Чукотке (и еще множестве мест, описанных в этой книге). Подобно физику Королеву в «Матиссе», автор «Справа налево» – очарованный странник: слова «пространство» и «ландшафт» – ключевые для его мирочувствия: «Пространство – это богатая насыщенная матрица, соотносящаяся с координатной сеткой примерно так же, как идея – с собственной тенью в пещере Платона… Посылая Писемского на Апшерон и автора “Обрыва” в плавание на фрегате “Паллада”, Российское географическое общество тем самым как раз и выражало свое понимание того, что пространство находится в сложных отношениях с географией. Ибо текст есть та самая тучная матрица ландшафта, о которой говорилось выше… Так как пространство создается словом и временем? Это тайна за семью печатями и, по сути, тайна творчества».
Порассуждаем в пространственных категориях и мы: какая она, матрица Иличевского?
Уже по «Матиссу» и «Персу» было ясно, что Иличевский – интеллектуал особого склада, обладатель оригинального мышления, в котором тонко сбалансированы «физика» и «лирика». Это создает необычный, стереоскопический взгляд на реальность и прокладывает путь парадоксу. Вот один из характерных пассажей: «Мне кажется, потому пейзаж прекрасен, что Господь – Творец его – наслаждался при его творении и частичка образа и подобия в нашем глазу дает нам наслаждение, сходное с божественным. А теперь подробней. У каждого существа – своя специфика зрительного аппарата. Например, лягушка видит только движущиеся предметы. Если муха неподвижна, она жива. Зрительный нерв человека чрезвычайно “укоренен” в мозге… То есть у нас есть встроенное, не зависящее от наших приобретенных зрительных навыков восприятие ландшафта. Вероятно, именно поэтому мы имеем отчетливые отношения с пейзажами».
Каждый такой фрагмент таит в себе полноценный интеллектуальный сюжет. Что здесь происходит? Поэт, рассуждающий о божественном, в какой-то момент уступает естествоиспытателю, вооруженному точным знанием; итогом же этой сложной мысли становится не разъятие природы, но ощущение ее тайны – те самое «отчетливые отношения с пейзажами».
Да, Иличевский – сложный писатель, но сложность эта не книжная, а мировоззренческая. Он не выдумывает – он так видит реальность. Тут вспоминается набоковский совет на лекциях по «Улиссу»: автор «Дара» предлагал студентам наклониться и снизу посмотреть назад между коленями, утверждая, что этот трюк с изменением взгляда можно сравнить с новой литературной техникой Джойса. А вот один из трюков Иличевского: «Звезда VY созвездия Большого Пса светит с расстояния пяти световых тысячелетий. Тот свет, что мы видим, принадлежал еще фараонам. Два миллиарда километров разделяют ее полюса, что в четыре раза превосходит расстояние от Юпитера до Египта. Наше Солнце – жук-скарабей в сравнении с VY. Но скарабей силен, и сильно наше Солнце… И тем страшней думать о нейтронной звезде, плотной, как атом, думать о черных дырах. Но все равно, как бы ни были ошеломительны чудеса Вселенной, все они ничтожны по сравнению с человеком. Понимаете? Сириус – алмаз фараонов, огненная гора, чей огонь способен испепелить сонмы ангелов, – абсолютное ничто, горстка теплого праха по сравнению со смертным, самым слабым простым человеком».
В романах Иличевского такие пассажи порой рвали повествовательную ткань и перегружали сюжет. Автор не всегда справлялся с багажом впечатлений (а этому багажу – как и способности нередко оказываться в удивительных обстоятельствах – позавидовал бы, пожалуй, сам Индиана Джонс[1]: «Кроме шуток, году так в 1983-м над моей головой бесшумно промчался знаменитый челнок “Буран” – совершенно невиданный дельтообразный летающий объект, прямехонько сошедший со страниц романов фантастов» – каково?). Жанр Иличевского – не роман, хотя он и создал целую «романную квадригу» «Солдаты Апшеронского полка». («Возможно, он даже сумел вывести некую романную формулу – по которой и выстраивает свои “квадриги” с впечатляющей скоростью», – предположил как-то Лев Данилкин, но формулы этой не назвал.) Его форма – интеллектуальная арабеска. Скажем больше: «Солдат» было интересно читать главным образом потому, что автор на наших глазах искал свой повествовательный язык, свою нарративную структуру, идя от переусложненного «Перса» к «простым» «Анархистам». Ни персонажи, ни сюжет специальной ценности там не представляют; самое ценное – это склад мышления автора. Адекватная феномену «Иличевский» жанровая/повествовательная форма найдена именно в новой книге. Здесь нашлось место всему: мистике двойных звезд и рассуждениям о свойствах вакуума, мыслям о пчелах и любви к Хлебникову, топографии Москвы и топологии облаков, притом каждый из составивших книгу текстов, по замечанию критика, «мог бы быть разращен до романа»[2]. Это своеобразная точка сборки творчества писателя. Возможно, самая гармоничная из его книг.
И, как это часто бывает, чтобы найти себя, автору нужно было научиться писать иначе – справа налево.
____________________
[1] Аналогия с предприимчивым археологом не столь натянута, как может показаться. «Порой мне кажется, что, если б я не был писателем, если бы мне некуда было девать свою энергию, я стал бы авантюристом, который компенсирует риск осмыслением, изменением действительности. Писателю тоже очень срочно необходимо изменить мир, а как он это может сделать? Взять и что-то написать», – признался Иличевский в одном интервью (Площадь Иличевского [беседу вел Л. Данилкин] // Афиша, 2007, № 16, 24 августа).
[2] Балла-Гертман О. За молнией: Неявная антропология Александра Иличевского // «Радио Свобода» от 9 июня 2015 года. http://www.svoboda.org/content/article/27049556.html