Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 9, 2015
Свен Кузмин родился в 1985 году. Писатель и художник. Окончил Латвийскую академию художеств (магистр по изобразительным искусствам), учился живописи в Великобритании (Manchester Metropolitan University), однако большую часть своей творческой деятельности посвящает всему, что связано со словом. Публикуется в латвийских журналах Latvju teksti, Rīgas laiks и проч. Занимается экспериментальным театром – является соавтором и участником абсурдно-экзистенциального театра «Nerten». Живет в Риге.
Каждый вечер моя сестра возвращается с работы на поздней
электричке, развозящей пассажиров по покры-тым плохими граффити станциям в
идиллических лесах.
Иногда она покупает вчерашний журнал или еще какую-нибудь мелочь у торговца,
который так уже десяток лет ходит из вагона в вагон. Я знаю, что сестра тайком
вос-хищается его поставленным голосом и испытывает жа-лость к вокально одаренному уже не совсем юноше и его упущенному
таланту. Вибрирующим баритоном он рассказывает немногочисленным пассажирам о
том, как суперклей клеит практически все: и дерево, и
пластмас-су, и все остальное, и про то, как фонарик с шестью све-тодиодами
излучает яркий свет на протяжении десяти тысяч часов. Он говорит «пожалуйста»
на двух языках: лудзу-пожалуйста. Темнеть начинает
непристойно рано.
И вот она рассказывает, как какое-то время назад некий
мужчина еще не совсем средних лет – своим выдающимся носом, тонкими губами и
выпученными глазами похожий на Стива Бушеми –
остановил благозвучного торговца и еще раз детально расспросил о шести
светодиодах, их спо-собности прорезать световые тропы в нарастающей осен-ней
темноте, дополнять созвездия и к тому же дослужить до внесения в наследство. Услышав подобный уличному блюзу ответ, Стив Бушеми с улыбкой сказал: «Спасибо, может, в другой раз» – и
продолжал читать обернутую в кусок зеленых фотообоев книжку. Торгаш разочарован,
но не удивлен. Далее следует неизбежная получасовая тряс-ка под ритм вагона и
разгадывание кроссвордов, и за все это время сестра ни на минуту не спускала
глаз с профиля Стива Бушеми, на что тот не проявлял
никакой реакции. Всю дорогу она смотрела на инфантильноватого
незна-комца и о чем-то напряженно размышляла. Его лицо явно казалось знакомым,
но сходство с известным актером сби-вало с толку. И вот она встала с места в
привычный мо-мент, чтобы выйти на своей остановке, которая оказалась также и остановкой
Стива Бушеми, случайно заехала ему по носу сумкой, в
которой везла домой три пары коньков, и с испугу наступила ему на ногу.
Таком образом они познакомились. Бушеми
хватает-ся за подбитый нос, сестра кладет руку ему на плечо, из-виняется и
спрашивает, все ли в порядке, но при этом не перестает наблюдать. И тут она
вспоминает, где и когда встречалась с этим человеком.
– Вы, конечно, извините, если я ошибаюсь, но мне ка-жется,
что мы с вами знакомы, – говорит она.
– Вы уверены? – отвечает Бушеми,
перешагивая че-рез рельсы.
– Абсолютно. Имени вашего сей-час не вспомню, но мы учились
в одной школе.
Бушеми задумчиво нахмуривает брови:
– Не обижайтесь, но я со многими учился в одной школе.
– У меня была подруга Алиса, – говорит сестра, – так вот, вы
эту Алису как-то раз у меня на квартире затащили в
ванну и уговорили смыть с вас все грехи. Помните?
– Помню! – вскрикивает Стив Бушеми
и щелкает пальцами. – И ванна у вас была красивая, с львиными ножками, правда?
Они медленно отдаляются от станции и со смехом вспоминают,
что история с ванной позже каким-то об-разом распространилась по школе, в
результате чего Бушеми был признан психически
неуравновешенным и отчислен из комсомола.
– Меня, если что, зовут Виталий. Виталий Андреевич, –
говорит Бушеми и протягивает сестре руку.
– Как рано темнеет, правда? – отвечает сестра, и в от-вет
Виталий Андреевич достает из кармана своей лыж-ной куртки фонарик с шестью
светодиодами, который так и не купил.
Он благодарит сестру за воспоминания и на всякий случай
осведомляется, нету ли у них совместных де-тей. Сестра
смеется. Ее дети ходят в четвертый и пятый класс и считают себя взрослыми. Она
называет даты рождения.
– Б-же мой, – говорит он, – это
тот самый год, когда меня выпустили! Такое невозможно забыть. Прекрасный был
год.
Виталий Андреевич явно в восторге. Он спрашивает, чем сестра
занимается. Сестра отвечает, что занимается мойкой полов на станции скорой
помощи и воспитанием взрослых, интеллигентных детей.
– Ну а на самом деле вы чем
занимаетесь? – Он не унимается.
– Честное слово, мойкой полов на станции скорой по-мощи.
– Вот не надо бросаться честными словами, – возра-жает Бушеми, – мойка полов – это ваша дымовая завеса. Но что на
самом деле происходит в вашей жизни?
Сестра задумывается. В ее жизни ничего особенного не
происходит.
– Ну а вы чем занимаетесь?
– Я ищу честных людей, – отвечает Виталий Андре-евич. – По
утрам я убеждаюсь, что мой домик все еще на периферии. Что поблизости никто не
затеял строй-ку или маршрут для прогулок, потому что, как только это произойдет,
я тут же буду вынужден перебраться на другое место. А потом я еду в корыстный и
злой го-род, устроенный по пугающему человеческому образу, хожу по улицам среди
серых зданий, выстроенных ря-дами, как армия гигантских демонов с сотней
стеклян-ных глаз. Они, как людоеды, пережуют тебя и ближнего твоего – и
выплюнут на обочину, в бесконечное течение замусоленных кровеносных сосудов
бесчувственной системы. Я хожу и смотрю, как люди готовы буквально порвать друг
друга на части, и ради чего? Правильно, ради цветных бумажек и металлических шайбочек, ради теплого места в желудке одного из бетонных
демонов, ради лакированного ящика с полным приводом. Я на это смотрю каждый
день, потому что где-то в этом всем, я уверен, есть честные люди. А потом иду
на вокзал, по-купаю билет и возвращаюсь домой.
Сестра растерянно задает единственный глупый воп-рос,
пришедший ей в голову:
– А как вы финансируете свои поиски честных лю-дей? Как вы
денежки зарабатываете?
– Я ворую, – с улыбкой отвечает Виталий Андреевич.
Он провожает сестру домой, где дети уже научились
самостоятельно ложиться спать, и на всякий случай дает ей свою визитку, на
которой шрифтом Times
New Roman набрано одно слово: «Виталий».
Через несколько дней Виталий Андреевич звонит в
диспетчерскую скорой помощи и просит соединить с уборщицей.
– Добрый день, – говорит Виталий Андреевич, – я, если
честно, просто так звоню. Хотел спросить, как час-то вы видите своих детей?
Сестра чувствует себя неловко, занимая служебную линию, и
кладет трубку, но Виталий Андреевич продол-жает названивать, и на четвертый раз
она решает отве-тить – в надежде, что после этого он угомонится. Она отвечает,
что видит детей каждый день и что вопрос на самом деле глупый.
– Я вот своих детей не встречаю вообще, – говорит Виталий Андреевич.
– Я тут посчитал, и получается, что они такого же возраста, как ваши. Во всяком
случае те, которых я знаю. Старший точно ровесник
вашего, пото-му что он родился в тот же год, когда меня выпустили – такой
красивый год нельзя забыть. Вообще, я вам честно скажу, я хотел много, много
детей, но меня этой радости лишили. И даже тех, которые уже есть, не хотят
показы-вать. Утверждают, что имеют на это право! Их чокнутая
мамаша взяла в голову, что настоящий отец непременно должен целыми днями
смотреть на своих детей, чтобы их как следует понять. А ведь мне, напротив,
пришлось их для этого потерять. И только тогда я смог через них заглянуть в
себя.
После такого вступления Виталий Андреевич предла-гает
встретиться, и она, к собственному удивлению, не может отказать.
Они встречаются на горке в сосновом лесу. Виталий Андреевич
освещает путь шестью светодиодами. Они долго плутают по запутанным тропам и наконец оста-навливаются возле покосившейся веранды из
прутьев. На всякий случай у сестры имеются три презерватива во внутреннем
кармане пиджака. Виталий Андреевич галантно предлагает присесть на
импровизированную лавочку.
– И здесь вы живете? – спрашивает сестра.
– Не совсем, – отвечает он. – Это я для гостей пост-роил. На
самом деле смешно, потому что вы мой первый и единственный гость.
Всю ночь он разговаривает без умолку, читает моно-лог отшельника. Его взгляд неуловимо
скачет с место на место.
– Помните, – говорит он, – про поиски честных людей? Так оно
и есть. Я ищу их среди белого дня с дополнитель-ным освещением, но никак не
могу найти. Поймите меня правильно, я не утверждаю, что их нету.
Они наверняка есть, где-то глубоко в мясорубке системы. И что я сам при этом
делаю? Я беспардонно вру вам по телефону. Говорю, что распознаю
своих детей не глядя, что мой отцовский инстинкт силен, как вихрь.
Глупости. Через пару лет я буду счастлив, если вообще узнаю их лица. Вы-то это
все по-нимаете. Вы знаете, что значит желать вашим детям все-го самого лучшего
на свете, правда? И как я могу об этом рассуждать и в то же самое время
допускать, что моих детей втягивают в эту разрушительную систему и наряду со
всеми остальными приковывают кандалами благосо-стояния и комфорта к стенам
каторги? Об этом страшно даже думать. Еще страшнее, чем то, что люди без малей-ших
угрызений совести превращают друг друга в рабов, в домашний скот и при этом
смотрят друг другу в глаза и рассуждают о единстве и равноправии, самых рогатых
идолах современности? И наконец, кого волнует то, что я против такого уклада? А
я категорически против! Я возра-жаю! Такая система не
имеет права на существование.
– У вас уже есть идеи, как это изменить? – спрашива-ет
сестра.
– Нет у меня никаких идей. – Он берет сосновую шишку и
кидает в ствол дерева. – Задача некоторых людей – просто наблюдать. Чем больше
мы будем прос-то спокойно сидеть и наблюдать, тем
скорее это все рух-нет, и я очень жду этого дня.
– Ну, не знаю, – говорит сестра, – я, например, вол-нуюсь о
своих детях, а не о том, как развалить систему, ничего не делая.
– Вы совершенно не должны о них волноваться. Прос-то давайте
им жить, – возражает он и кидает еще одну шишку.
– Я подозреваю, что таким образом я подвергну их риску стать
такими же, как вы.
– И по-вашему, это плохо?
– Простите, Виталий Андреевич, но я считаю, что да. Вы
слишком уверены в своей правоте. Даже тогда, в школьные годы, когда Алиса
умывала вас в ванне, вы были полностью уверены в своей правоте. Помните? Все
остальные же думали, что Витя разыграл потрясающую комедию. А вы что? Вы же
действительно верили, что руками непорочной девы можно отмыть грехи, даже ка-яться
не надо. Разве не так? Ха. В тот раз вы хотя бы вложили в отпущение грехов хоть
какое-то усилие. Я же помню, вы долго ее уговаривали. А теперь вам почему-то
кажется, что достаточно назвать себя отшельником, уйти от общества, и отныне
все грехи будут уходить совершенно бесплатно. А вот хрена лысого, Виталий Ан-дреевич.
Ничего в этом ненавистном вами обществе за-бесплатно не бывает.
Виталий Андреевич молчит. Он рассеянно крутит пальцами
шишку, разглядывает со всех сторон.
Сестра нарушает неловкую тишину заявлением, что ей пора
домой.
– Давайте я вас провожу, – предлагает Виталий Анд-реевич, и
они медленно шагают в сторону дома, где дети все еще играют в компьютер. В пять
утра, в розовом рассвете, он прощается и идет обратно в свою одинокую крепость,
машинально освещая асфальт светодиодами. Сестра еще какое-то время стоит на
пороге. Нащупав пальцами неиспользованные презервативы в кармане, она немного
устыдилась своих замыслов.
На протяжении всей следующей недели она смотрела на
диспетчера скорой помощи в надежде, что Виталий Андреевич позвонит, и каждый
вечер возвращалась до-мой с великим разочарованием. Ночами она практичес-ки не
спала. Кровать казалась неудобной и пропахшей. Ближе к утру
она успокаивала себя тем, что просто со-шла с ума, что бы это ни значило, и на
часик закрывала глаза только ради того, чтобы во сне увидеть неудоб-ность
кровати и то, как слои пледов, оде-ял и подушек превращаются в острые скалы,
врезающи-еся в кожу при каждом движении. Днем она старалась не смотреть в
зеркало, избегая вида собственных сухих, воспаленных глаз. Она ходила на работу
каждый день и щедро раздавала свободные смены коллегам. На работе она не
отводила глаз от диспетчера, при этом понимая, что возможность звонка Стива Бушеми сокращается с каждым днем. В электричке она первым
делом обходила все вагоны и тщательно изучала каждое место, а потом садилась
где-то в середине состава, где, как ей казалось, ее легче всего заметить.
Прошла еще одна неделя, которая от предыдущей
от-личалась лишь тем, что сестра полностью потеряла ап-петит.
И вот как-то ночью, в усыпленном с трудом сознании,
ворочаясь среди острых скал, она понимает, что настало время если не что-нибудь
изменить, то как минимум ис-следовать окружающую
обстановку. Она сосредотачива-ет всю свою умственную силу в одной точке под
ногами и резко выпускает ее в каменистую почву. Невидимая, но сильная ударная
волна, выбив искры из камня, кра-сит небо в оттенок рассвета и подкидывает ее
высоко над скалами. Она ловит себя на мысли, что впервые летает сама, без
механических вспомога-тельных средств. Пару раз
пролетев над скалистым мас-сивом, она немного пугается высоты – или, может
быть, свободы – и опускается ближе к земле, чтобы на всякий случай найти
удобный пятачок травы в тени какого-ни-будь дерева, и, только приземлившись,
она с ужасом по-нимает, что к основанию огромной скалы, над которой она только
что парила, цепями прикованы сотни, кто знает, может быть, тысячи людей. Гремя
кандалами, они синхронно стучат по скале тяжелыми кирками, но не как гномики из
диснеевского мультфильма, а как пот-ные, изнемогающие каторжники. У многих
вместо глаз пустые темные провалы.
Сестра просыпается от стука в дверь. Она смотрит в окошко и,
увидев свет шести диодов, открывает дверь и без раздумий кидается обнимать
Виталия Андреевича.
– Добрый вечер, – тихо, чтобы не разбудить детей, говорит
Виталий Андреевич. – Я тоже рад вас видеть. Можно к вам на минуточку?
– Конечно, проходите. – Она отвечает охрипшим го-лосом.
Виталий Андреевич садится за стол. Он одет в лыж-ную куртку
с пушистым капюшоном. Не выключая, он ставит фонарик на стол рядом с вазой
засушенных цветов.
– Как у вас дела? – Он переходит на шепот.
– Нормально. Разве что я очень ждала вашего звонка.
– Да? А мне казалось, что мы обо всем поговорили.
Сестра явно разочарована.
– Простите, что не позвонил, – говорит Виталий Ан-дреевич
после неловкой паузы, – я был занят. Но у меня для вас есть подарок.
Он сует руку за пазуху и, глядя в потолок, достает и кладет
на стол толстый конверт. Суставы его пальцев щедро покрыты свежими царапинами и
синяками. Сест-ра заглядывает в конверт и какое-то время молчит.
– Я… Я так не могу, – с трудом произносит она. – Здесь же,
я даже не знаю, три, четыре сантиметра денег?
– Все в порядке. – Он улыбается. – Купите детям мо-роженое.
Или проездной.
– Какой проездной, Виталий Андреевич? Здесь может быть
больше денег, чем я видела за всю свою жизнь.
– Ну так тем более.
– Зачем вы так поступаете, Виталий Андреевич? Вы же…
– Цыц, – перебивает он, прикладывая
к губам указа-тельный палец с опухшим, скорее всего, сломанным сус-тавом. – Вы
мне очень помогли. Если бы не вы, я бы так и сидел в своем лесу. Спасибо. Вы
честный человек.
Он встает, забирает свой фонарик и идет в сторону двери.
– А смысл? – задает сестра первый попавшийся воп-рос.
– Смысл чего? – Виталий Андреевич оглядывается.
– Вашей борьбы с миром, ваших поисков, вашего от-шельничества.
В чем смысл?
– Да нет никакого смысла, – отвечает отшельник Ви-талий
Андреевич.
Разумеется, это была их последняя встреча. На сле-дующий
день сестра отправилась за грибами на место, где состоялась их беседа. Она
долго блуждала по тем-ному сосновому бору в надежде найти жилье Виталия
Андреевича, и через пару часов поиски увенчались ус-пехом. Оно представляло
собой небольшую деревян-ную хижину с кирпичной трубой и, в принципе, было
довольно плохо спрятано. Во всяком случае, она увиде-ла его издалека. Дверь
была не заперта, и сестра загля-нула в комнатушку. Все, что она нашла, был
старый мат-рац на полу, скромная лампа и завернутая в фотообои книжка на
письменном столе, недопитая кружка чая и открытая банка тушенки. По полу были
разбросаны ви-зитки с напечатанным шелкографией
словом «Виталий». Все это Виталий Андреевич оставил моей сестре, о чем
свидетельствовала запись на титульной странице книги: «Я был несказанно рад с
Вами познакомиться. Возьмите эту книжку и прочитайте. Уверен,
что Вам пригодится. Вечно Ваш, Виталий Андреевич».
– Как интересно. А что это была за книга? – спросил я.
– Мне кажется, если я тебе расскажу, ты подумаешь, что я
окончательно сошла с ума, – ответила сестра и от-вела подчеркнутые серыми
тенями глаза в сторону.