Из записей разных лет. Публикация Елены КРИШТОФ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 8, 2015
Ушел из жизни писатель Николай Климонтович – наш давний друг и постоянный автор. Человек, который писал, как дышал, – и без того, и без другого он не мог жить.
Практически все, что он сочинил за постперестроечные годы, впервые выходило в нашем журнале. Уже потом были книги, переводы и прочее, но первое знакомство читателей с его новым романом, повестью или рассказами происходило при нашем участии. Чему мы всегда были рады.
Эрудит, талант, настоящий интеллигент, он и писал по большей части для этой истончающейся год от года прослойки (ныне заменяющейся так называемым средним классом, что далеко не одно и то же), способной за внешней легкостью и изяществом его письма разглядеть тот глубокий культурный подтекст, тот мощный фундамент, на котором воздвигались эти ажурные произведения. Разглядеть, понять и оценить.
Светлая ему память!
Мы публикуем заметки на полях, которые Николай Климонтович некоторое время назад принес в редакцию со словами: «Взгляните при случае, может, когда-нибудь и напечатаете». Эпиграф к заметкам, увы, оказался пророческим.
Редакция
ВСЯ ЭТА ЛАБУДА
из записей разных лет
Записки печатают, как правило, по смерти их авторов, но этот обычай порочен тем, что автор не успевает явиться за гонораром
Н. К.
2008
для СПИЧ[1], из Евгения Евгеньевича
грусть, шестое чувство, очень собачье и человеческое
как потомственный колониалист, хотел испытать все
нынче гомосексуалист – культурный герой
насколько больше было достоинства в пожилых людях его детства, Бог знает что переживших
если верить Кьеркегору, то скука – демоническая сторона пантеизма. Нет, скорее скука – это пустота, то есть абсолютная противоположность пантеистической наполненности
смиренно-самодовольное сознание, что главное в твоей жизни – христианство
брать деньги, не уважая дающего, пошло
в чужой степи ходят российские деньги и верблюды
трудность подчинения, осложненная чувством вины
щедринское выражение лиц – т. е. саркастическое – фраза времен Тютчева
пошел платить по жэковским долгам. Дело было накануне этого идиотского Дамского дня. Застал татарина, начальника ЖЭКа, который уж с утра был пьян и танцевал перед своим гаремом из бухгалтерш и секретарш камаринского, – кривоногий, пузатый, с красной рожей и потной лысиной. Потом роздал своим бабам запечатанные конверты. Одна от любопытства открыла: там была резаная бумага. Хохотал демонически, но тут заметил Е. Е., налился багровой чернотой и заорал: пш-шел отсюдова… Чем не обобщенный портрет хамской власти
вопрос как не продаться – вопрос глупого студента родом из Чехова. Продаются все. А главная проститутка – русская литература. Не говоря уж о критике
деньги, только они могут защитить. Но увеличение их количества повышает угрозы
не было ни озера, в каком утопили Людвига, ни чумы, бациллы которой поселились в гнилых сваях так крепко, что даже накат свежей воды из лагуны не смог их прогнать, и не было смерти в Венеции… Все фантазии, и это так грустно…
у Рафаэля при дворе Папы перед смертью обнаружились вши. Говорят, на фронте это был первый признак близкой гибели. Как же они это чувствуют: человек жив, здоров, не помышляет о смерти, а паразиты уж тут как тут, они знают. Его и в детстве в пиратских романах пугала и восхищала загадочная фраза крысы бегут с корабля – знают! И собаки предчувствуют боль хозяина, заранее беспокоятся
желание избежать вульгарности – ловушка, загоняет в угол. Вульгарность – следствие равенства, симптом эпохи восстания масс, провозгласившей отмену всякой иерархии…
из записей к ДЮК ЭЛЛИНГТОН БРИДЖ[2]
это были времена, когда в Америке еще тлели остатки патриархата; политкорректность была в зачаточном состоянии; черных еще называли ниггерами, но шепотом, с оглядкой; гомосексуалы уже проводили массовые уличные карнавалы, но в церквях их еще не венчали; женщинам уже неприлично было целовать руку и уступать место в сабвее, но ковбои еще не совокуплялись на экране
ругался, открывая в себе резервы мужественности
так, как Россию, охранять могут только тюрьму
2009
лето, Ильинское
я из того поколения, что всю жизнь сидело на чемоданах, не решаясь покинуть родину
тело, годное лишь для процедур
город-сказка: улица Бабы Яги, проспект Кощея
на встречу с ближним всегда опаздываем
2010
зима, Москва
Сталин боролся именно с людьми чести. Как человек, ее лишенный, налетчик, грабитель, агент охранки; поговаривали, доносил начальству на товарищей еще в своей бурсе
Любовь – это чувство будущего, в смысле смутного его прозрения
дама вспоминает счастье с ушедшим мужем: это когда с соседями на канале шашлыки жарили
весна, Переделкино
охломонократия
он счел себя заживо пенсионером
властное вседневное воровство мало что аморально, но скучно и пошло, их Кремль нынче – баня с тараканами
у них и хунвейбины всё больше недоумки и недомерки (Наши). Кстати, такая же молодежная гвардия погромщиков была и у Савонаролы
один знакомый хотел сделать счастливой девушку из Лосинки, но это оказалось невозможным: Лосинка цепче Москвы. Девушка принадлежала другому подвиду – пригородному, подмосковному
относилась к мужчинам как к материалу, требующему кройки
долго жить с женщиной – значит быть обреченным на то, что ей начнет казаться, будто все это она уже слышала
лето, Ильинское
в старых журналах пролистал биографические справки. Оказывается, многие и старше меня все еще живут и пишут, пишут
не подлежит общению
неплохо бы на свои похороны куда-нибудь уехать
возраст разговоров о зубах
у Чехова в рассказах среднего периода то и дело кричат сонные петухи; у Бунина раз пять встречается коричневая лысина старика; та же беда у Паустовского – то и дело идет серый дождь. Чехов только в Невесте, под конец, изменил себе: там у него кричат уже сонные грачи. Автоматизм письма многопищущего, нет памяти на уже использованное
по ТВ только ретро – кроме футбола и погоды – советские песни и сталинские фильмы. Боязнь нового: они тогда станут не нужны
тост подпитой женщины: за мужа – это еще не бунт, но уже ропот
еще Кюстин заметил, что русские сами себя не любят (народ, отечество, государственные условия и т. д.). Ср. в наши дни: русские приходят в турагентство. Куда? – Все равно, лишь бы поменьше русских
наше поколение перелома: последнее поколение письменных архивов
П. разлюбил свою лабрадоршу – изменила с кобелем из охраны
в России чем больше места – тем теснее
государь Николай Павлович писал интимные дневники стилем Поприщина; Гоголь этого знать не мог; разрешение на их публикацию дал только внук Николай Александрович
есть критики культурно невменяемые, а есть культурно слабонервные
лежит перед телевизором, болеет за футбол, уверяет, что от переживаний сгорает подкожный жир, как при гимнастике
у нее был самый ровный характер: всегда в истерике
Л. говорит студентам-политологам последнего курса о Ленине: у него был старший брат, его повесили. – При Сталине?
Северная Корея официально объявила себя космосом. Понятно, ее сосед Китай еще в древности считал себя всем мирозданием, чем корейцы хуже. А у Свифта столица великанов называлась Гордость Вселенной
Америка, из которой когда-то привезли табак в Европу, сегодня флагман и пример борьбы с курением. Собственно, иначе и не бывает. Это как с марксизмом: возник в Британской библиотеке, забросили к нам, теперь в Англии это учение давно забыли, а мы все отплевываемся
вдовам погибших шахтеров дали по миллиону рублей. Бандиты с каждой требуют половину. Губернатор распорядился не ловить бандитов, а приставить к каждой семье по милиционеру
по радио ведущий Петя А.: сегодня мы пригласили мастера-печника, наша тема – русская печь. И полчаса говорит сам не останавливаясь – ну, про фольклор там, символику предмета… В конце так и не открывшему рта печнику:
– Спасибо, что провели этот вечер с нами
тема города как противоположности пустыне: в первом невозможно поговорить ни с человеком, ни с Богом
побег из общества психопатов. От людей ЖЖ
проблема молодежи: они, открывая для себя мир, думают, что они его создают
кино Н. Михалкова – прикладное искусство
птичий мозг редакторш, полный темноты и таинственности. Подозрительности и обидчивости, пугливости и мстительности; признаки истероидного психоза, всегда наряды вместо одежды
женился на старинной любовнице, печален: что ж веселого на старости лет стать мужем чужой бабушки и дедушкой чужих внуков
субъект без единого признака принадлежности человечеству
утопическая мечта (Мор, Кампанелла) о всеобщем радостном коллективном творчестве воплотилась наконец-то в интернете
обилием официозных праздников вялая тирания стремится заполнить пустоту жизни подданных. Так, празднование давних побед становится все помпезнее, даже истеричнее, ведь новых поводов для ликования нет и, возможно, уже не будет
октябрь-ноябрь, Переделкино
Петербург – Суздаль западников
строка в телепрограмме: мировые звезды советского джаза. Так на знаменах зеленых в Гражданскую войну было начертано: украинские пролетарии всех стран соединяйтесь
душевная и физиологическая судьба – выражение Платонова
2011
зима, Москва
ничего не приходило в голову в отсутствии аванса
здесь люди едва выживают, что же говорить об уссурийских леопардах
мы иногда жалеем, что собака не говорит. Легко представить, как она огорчается, что говорим мы
апрель, Переделкино
насколько тщательно политики поддерживают дикарское идолопоклонство болельщиков – язычниками легче манипулировать. Тем более когда они не вполне в себе. А они не в себе и впадают в буйство, едва отвернутся санитары
старший брат Бунина Юлий (тетя Юля в богеме) спорил с Белым за обедом. – Вот, из-за своих отвлеченностей вы даже есть не умеете. И Белый с ужасом обнаружил, что конец его галстука – в тарелке с ботвиньей. И это неумение точно зафиксировано в его издерганном стиле
Солженицын перенял манеру словообразования как раз у Белого: вместо от пудры ее лицо казалось – от напудра; вместо обветренное лицо – красное от обветра; вместо отдал себя на растерзание – на растерзы. Т. е. проглатывание приставок и окончаний и оставление корня. Из той же серии: вместо ругань – ругня (это, кстати, неплохо)
май, Москва
командир – это лагерная замена сэр
весна-лето, за сочинением СТЕПАНОВ И КНЯЗЬ[3]
интеллигенцией теперь считается круг знакомых: если кого-то не знаешь, то это уж не интеллигенция
Боря М. мне когда-то в мастерской о Параджанове и Белле: клоуны жизни. У покойного Д. А. с жизнью были натянутые отношения, но он тоже хотел стать клоуном-интеллектуалом. В нем была жажда сцены, шарлатанство при отсутствии темперамента, крик кикиморы – имитация жизненной энергии, понятная у инвалида
не имея возможностей сделать секс протестным, стал ханжой
А. С. о конце Леши Парщикова: тот уже почти не вставал, но приготовил для друзей баранью ногу с красным вином. Сам есть не мог и пошел прилечь, пока гости ужинали. Умер через три дня: т. е. он сам из последних сил устроил собственные поминки. Эта воля есть и в его сложных и мастерски сплетенных стихах – к вопросу о литературе и жизненном поведении
поэт всем дает один и тот же телефон 112 00 – последний телефон Блока. Не отпускает его Железная дорога
надо было все же выбрать псевдоним. А то не выговариваемо климонтовичеведение
чувство самосохранения человек очень часто облекает в веру, причем подчас агрессивную
как попадется относительно грамотная редакторша, так первым делом рвется расставлять ненужные тебе запятые
в одиночестве самое плохое, что незаметно для самого себя становишься хуже, чем ты есть на самом деле
прелестное предложение героя Селина: закрыть мир на два-три поколения, чтоб не было сплетен
разновидность людей: русские – испуганные люди
2012
февраль, Паттайя
кхмеры считают, что до женитьбы каждый мужчина должен год прожить в монастыре у монахов. А у нас – пройти курс дедовщины в армии. Соответствуют этим традициям и результаты
у гениев детей не бывает. Представьте себе чадолюбивыми отцами Александра Македонского, Сократа, Платона, Цезаря, Ницше. Из наших – Гоголя, Гончарова, Тургенева, Фета, Чехова, Бердяева, Булгакова – скольких бы страниц недосчитались. У Пушкина и Толстого детей было много, но это по дворянской инерции, они детей, кажется, стеснялись как продукта все-таки побочного
апрель, Переделкино
нынешние немолодые поэты сбиваются в кучу, совсем как их юные предшественники, когда те старались стаей столкнуть Пушкина с парохода
1900 год. На лекции Вл. Соловьева об Антихристе Розанов соскучился, задремал и упал со стула. Этот случай остался в памяти поколений, содержание же лекции помнят единицы. Анекдоты – самая живучая часть литературы
кошмарить бизнес. Тогда уж и вампирить банки
май, Москва
всякие племянницы и любовницы в роли нынешних редакторов, мало сказать, бесповоротно необразованны, они еще и дурно информированы – о многих вещах, общеизвестных в культурном мире, им забыли сказать. Не говоря уж о воспитании на уровне продавщиц продмага: к авторам они относятся как к просителям и попрошайкам
лето, Ильинское
дачная вонь по субботам: жгут даже не дрова, а что попало. Пьяное хоровое пение вечером, днем – вой бензопилы, вонь от ремонтируемого автомобиля, песни Пугачевой на всю катушку. Поразительный талант нашего населения быстро и эффективно все вокруг себя загадить и даже вполне восхитительную жизнь сделать невыносимой
глубочайшая бесполезность индивидуальной жизни искупается в творчестве полной ненужностью творений
в конце концов нынешняя московская война – это борьба сословий: образованного и номенклатурно-чиновничьего
я уж где-то писал о поразительном сходстве описания бегства Верховенского-старшего от благодетельницы – и реального бегства Толстого от жены, случившегося лет через тридцать после Бесов. Там все совпадает, вплоть до погони, болезни героя и его смерти на станции. Вот сила художнического ясновидения
это верно: в смутное время праздновать праздник Смутного времени
женился вторым браком на инвалидке без ноги, надеясь, наверное, что она ему будет за это благодарна. Ободрала как липку
по телевизору дура: я здесь посмотрела фильм с очень хорошим мужчиноМ
простодушные грузины, которые, живя по ту сторону Кавказского хребта, являющегося естественной и географически признанной границей Европы и Азии, искренне считают себя европейцами
большинство нынешних поэтов приписано к цеху работников умственного труда ошибочно, они должны проходить по разряду рукоделия
Робеспьер призывал к почетной бедности. Термидор с этим благодушием быстро покончил. У нас это называлось НЭПом. А уже в 33-м одного секретаря райкома посадили за то, что он с застарелой большевистской прямотой, вместо того чтобы радоваться номенклатурному пайку, посылал жену стоять в очереди за хлебом вместе с женами рабочих
шутки Войны и Пусси Риот властями восприняты как кощунство. А хорошая шутка, говорит Кундера, всегда и есть кощунство
инфантильная склонность к уменьшительным и ласкательным суффиксам. Забавно в устах дикторш и ведущих ТВ. А также у милиционеров. Последнее особенно понятно: сюсюканье – свойство скрытых садистов
Натан Альтман, автор знаменитого ахматовского портрета, в эвакуации в Перми ловил в своей мастерской тараканов и раскрашивал их в зеленый и красный цвета. На вопрос зачем отвечал: таракан же пошел за хлебом для семьи, а вернется ни с чем, но красивым. Золотых тараканов он называл лауреатами Сталинской премии… А ведь верно, бедные и больные, а также одинокие люди любят наряжаться. Я помню одного колченогого поэта, так он всегда был в ослепительной рубашке, в бабочке, с красивой тростью. Да и женщины, коли наспех красятся утром в метро, значит, у них была хорошая ночь: одинокие с самого раннего утра уж с макияжем
забавно: в Венеции на Мурано с XVI века уже была шарашка – стеклодувов там держали под охраной, чтоб не разгласили состав стекла и плавильных секретов. Кстати, там же и тогда же на островах были первые в Европе гетто для евреев. Вот оно, славящее Человека – Возрождение
на лице ведущей стояло выражение глубокомысленного всепонимания, такое умеют изобразить только очень недалекие женщины
то есть можно сказать, что в некотором смысле нынешний антисемитизм носит сословный характер – подозревают еврея в любом, кто умнее. Кто-то объяснил, отчего в Англии не было антисемитизма: англичане никогда не считали себя глупее евреев
возвращается сталинская туфта: Москва – порт пяти морей. В этом на самом деле планомерное растление нации: эффективная ложь должна быть не только бесстыдна, но – регулярна, это, кажется, еще Геббельс говорил
сентябрь, Переделкино
иногда вспоминал свою бедную страну, где все трудоспособное мужское население было занято в охране
в книжке о Суворове (замечательной, к слову)
неизвестного мне К. Осипова, вышедшей ровно летом 41-го, нашел запись
шестидесятилетнего Суворова, еще до Италийского похода, обнесенного почестями
после Измаила в декабре
я потому и порвал с театром, что возненавидел царящее там прекраснодушие. Театр – не дом, а служба. А им бы только вместе пить да шариться по гримеркам. Ну, и каботинство, конечно. Но их все-таки когда-то научили азам дисциплины, и остатки ее они донесли до театров. Литераторов ни дисциплине, ни пристойному поведению не учат
ночью, в бессонницу, слышал по Эху интервью с Прохановым. Его метафизический православный имперский коммунизм – это, конечно, русское юродство, своего рода pussy riot, ведь и стиль панк ему не далек. Это, наверное, от его предков разноверов, как называли прежде старообрядцев. Хотел сказать всего лишь юродство, но удержался – в юродстве есть сила. И наше счастье, что русские юроды не становятся ни президентами, ни палачами, другая задача – сидеть на цепи и лаять, как Корейша
из интервью С. Волкова с Лосевым. Тот говорил об Ахматовой и Олеше, что у них так и не сложились автобиографические книги. Чепуха, автобиография и не может сложиться, пока автор жив. То есть не может сложиться никогда. Он добавляет, что у мемуаров Ходасевича и Бунина та же проблема
из записей к ОСТРОВИТЯНИНУ[4]
благородство в отличие от мещанской порядочности не может быть предметом обмена: я хорош с тобой и ты будь со мной хорош. Потому что у мещан – стремление бежать дурного в себе, у благородного человека – невозможность дурного. Мещане иногда совершают некрасивые поступки, за которые им потом стыдно. Благородные не совершают некрасивых поступков, они совершают преступления. Потому что о некрасивых поступках предупреждают в школе и семье, от неблагородных удерживает родовая память
человек не выходит из дома, но испытывает по нему тоску. Так мы в России испытываем по ней же ностальгию
октябрь, Москва
в нашем мире праздность обернулась бездельем, говорит Кундера, и бездельник томится от скуки… Это так: потерян вкус неги и лени, умение ничегонеделанья, извлечения удовольствия из праздности. Т. е. тот навык, что прививали аристократам с детства
ноябрь, Москва
в провинциальной стране есть еще, оказывается, и провинциальные вузы (слушая радио)
нет, это не пожизненный срок президента, это пожизненный срок населения. Ведь он убежден, что это не мы его – он нас выбрал
мерзко ведут себя зачастую даже не из недостатка культуры и воспитания, но по отсутствию воображения
выйти в Думу с предложением сменить памятник Мухиной Рабочий и Колхозница на Охранник и Торговица
не все еще знают, что олигарх и олигофрен не однокоренные слова
в непьющий дом не прихватил для себя пол-литра, чтобы не оскорблять чувств неверующих
адвокат С. из обостренного чувства прекрасного воздвиг в тесной прихожей коринфскую колонну
чем больше страна осваивает западные вещи, тем явственнее становится, насколько она провинциальна
меня рано зачем-то научили, что писатель – романтический герой, а занятия литературой сродни небывалому путешествию и дивному приключению. Юнга Верн, китобоец Мелвилл, Киплинг, Хемингуэй. Даже Чехов, даже домосед Гончаров… Последней каплей, однако, стал литератор Мастер, романтический герой-интеллектуал, протеже дьявола, обитатель желтого дома
полбеды, что критики сами не умеют писать, почему они и злы, и подались в такую малопочтенную профессию. Хуже, в массе своей они еще и не умеют читать
вокруг Патриарха – скорее всего из алчности окружения – все запуталось: то ли Карл обокрал Клару, то ли Клара Карла… Тем более девушкам не следовало прыгать в ров с крокодилами в одних колготках: неприятности с милицией, вычеты на лечение земноводных от депрессии, полученной в результате пережитого шока
по Эху Москвы сообщили прогноз погоды на Каймановых островах. Слава Богу, погода хорошая… Вот что значит вольнолюбивая радиостанция, другие б уведомили, что на Колыме метель…
декабрь, Москва
букву ё окончательно ввел и утвердил в нашей азбуке Карамзин. Показательно, зачем она ему понадобилась: писать слово слёзы
у Бунина Окаянные дни обрываются (именно обрываются, последние записи И.А. закопал в саду и при бегстве из Одессы впопыхах не сумел разыскать) сценой в церкви. Он любуется остатками прошлого, здесь только и сохранившимися, растроган службой, пением на клиросе, треском свеч, теплом, старинным духом предания… И вспоминает, что прежде в церкви бывал лишь по необходимости, на чьем-нибудь отпевании, стоял, слушал службу, а сам думал, как бы сбежать на паперть покурить… Как я узнал в этом и свое обычное томление в храме, и ту же жажду – на воздух. Хотя люблю присесть сзади на лавочку, слушать пение и тихо греться, пока меня никто не видит. Даже крещусь иногда… И какое у Бунина трагическое понимание, что всё, его Россия ушла навсегда, хотя он еще был на русской земле. Какое чувство вины: не понимали уникального величия этого всесветного чуда XIX века (Валери), заболтали по либеральным мелочам, пропили с цыганами, пролузгали (Волошин)
старые люди, продружив по три десятилетия, вдруг начинают ссориться – нет сил дружить, излучать тепло на другого
вспоминал незабвенную Беллу, всякие случаи и анекдоты. Вот как-то ей звонит перепуганный А. В. и вопит: читал сейчас Правду, Белла, нас повесят на одном фонаре! – На разных, Андрюша, на разных…
эти нынешние полагают, что элита – это не результат длительного отбора по признаку лучших качеств, а то, что быстрее всего всплыло
о конце света достоверно ничего не известно, но налицо конец здравого смысла
жанр нынешних телесериалов: региональные ужасы
расторжение старой дружбы стоит многого душевного труда
Стасик К., не имея денег территориально расширить свою усадьбу, все время ее перестраивал. Главным объектом реконструкции был не дом, в котором все-таки жили, а баня, в которой никто не мылся: в доме была ванная комната. Когда он снес баню в третий раз, то упал в яму и повредил спину. Но продолжал строить. Это один из многих примеров того, как у нас жить не умеют. Все время вместо жизни только устраиваются. А сама жизнь переносится на будущее в надежде, наверное, обрести где-нибудь хоть какой-то для нее смысл
Бруно сожгли за утверждение множественности миров. Но мода меняется: советский астрофизик Шкловский перед его смертью был подвергнут остракизму коллег за обратное утверждение, за статью Мы одни во Вселенной
преемник Гаранта за одну неделю дважды предупредил население, что у нас не 37-й год. Эту новость понятливые граждане усвоили и быстро смекнули: значит, 36-й
и еще про елки: вместо традиционной большой елки на Тверской расставили в кадках какие-то ростки, опутанные серпантином, – для народа. А огромную елку выставили на Кутузовском, на пути следования первого лица в Кремль. Такого холуйства не было ни при Николае Палкине, ни при Николае Кровавом, ни даже при лучшем друге всех советских пионеров
еще из милицейского: труп проявил признаки замерзания. Учиться и учиться их красивому слогу, не говорить же просто человек замерз. Банально, да и начальство не поймет
интеллигенция то и дело западает на модные словечки. Они вдруг начинают мельтешить в ученой и неученой журналистике. Некогда с легкой руки Льва Гумилева все заговорили о пассионарности – даже продавщицы стали пассионариями. Потом пришла парадигма, и это слово, не очень понимая его значения, употребляли даже студентки журфака и выпускники Литинститута. Позже, после чтения французских новых философов, к месту и не к месту возникал симулякр. Нынче сезонное слово – фрик, хотя в русском языке есть замечательный украинизм вахлак
мы весьма прихотливо воспринимаем литературу. В чем же ее, литературы, обманная магия? Скажем, мы с детства помним не только Ростовых и Болконских, но и какую-то Анну Павловну с ее салоном, которая ни малейшего значения для действия не имеет. А два безымянных, но бессмертных гоголевских крестьянина, разглядывавших чичиковскую бричку, которые исчезают навсегда, едва мелькнув. Или хлыст, которым отец бьет по лицу Зинаиду… Долго перечислять. И это не пресловутые чеховско-хэмовские детали. Это эрогенные точки в нашем читательском восприятии, нащупанные гением. И в этом волшебство высшей прозы
Публикация Елены КРИШТОФ