Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2015
Валерий
Сударенков
– член Комитета Совета Федерации по науке, образованию и культуре; с 1996-го по
2000 год – губернатор Калужской области; представитель от исполнительного
органа государственной власти Калужской области.
Член Совета Федерации, через руки которого проходит множество страниц различных документов, разумеется, не может не читать. Но находит ли сенатор время на чтение художественной литературы? Отвечу за себя: находит. Литературе я посвящаю своего рода «третью смену» рабочего дня: с десяти часов вечера до полуночи читаю либо слушаю аудиокниги. И для меня это так же важно, как и знакомство с законопроектами.
Потому считаю необходимым планировать свое чтение, неизменно составляю список произведений, которые должен прочитать в течение года. И в этом перечне обязательных книг встречаются жанры fiction и non-fiction, взаимосвязь которых зачастую проявляется самым естественным образом.
Скажем, прочитанный недавно том документов и воспоминаний современников «“В том, что умираю, не вините никого”?.. Следственное дело В. В. Маяковского» побудил меня «погрузиться» в творчество поэта. Судьба Маяковского, как и случившаяся с ним трагедия, не может оставить равнодушным и неизбежно заставляет задуматься о том, как воспринимается эта фигура сегодня. Если взглянуть на школьную программу по литературе, становится досадно: в системе общего образования Владимиру Маяковскому уделяют слишком мало внимания. Трудно сказать, справедливо это или нет. Ведь если настаивать на том, что автор «Облака в штанах» заслуживает большего, то очевидно, что из школьной программы нужно изымать другого писателя. Однако мало у кого поднимется рука убрать хотя бы одного из семидесяти авторов, с которыми дети должны познакомиться за годы обучения, поскольку творчество каждого из них важно для воспитания подрастающего поколения. И вместе с тем за рамками обязательной программы остается еще множество писателей. Как же быть с ними?
Изучение литературы в школе по-прежнему остается больным вопросом для учителей, методистов и академиков. Список литературы пополняется современными авторами, объемы того, что дети должны прочесть, растут. Можно ли освоить такое количество произведений? Я в этом сомневаюсь.К тому же школьникам предлагают прочитать три стихотворения Осипа Мандельштама или два стихотворения Зинаиды Гиппиус. Но разве можно понять Марину Цветаеву, прочитав всего пять страниц ее поэзии? Стремясь решить проблему, педагоги выбирают один из двух возможных путей: либо знакомят с большим количеством имен, но предлагают меньше сочинений этих авторов, либо оставляют в программе меньше имен, но каждому автору уделяют больше времени и внимания. Думается, последний подход оптимален. Лучше глубже изучить творчество Льва Толстого и Федора Достоевского, в сочинениях которых немало реминисценций, позволяющих по касательной рассмотреть и произведения других писателей. Разумеется, школа должна иметь свободу выбора, но не следует ли ради уменьшения нагрузки учеников принять волевое решение по сокращению перечня имен и увеличения объемов изучаемых книг?Сомнения такого рода одолевают меня довольно часто, а вместе с ними – и размышления о том, как должно развиваться отечественное среднее образование. Российская школа переходит на новый образовательный стандарт, а следовательно, могут измениться и подходы к обучению и преподаванию. Но можно ли прийти к школе, которая была бы похожа на Царскосельский лицей времен ученичества Александра Пушкина? Может ли сегодня применяться лицейский способ воспитания? Способ, который разительно отличается от нашей стройной административной школьной системы с ее ограничениями и многочисленными отчетами? Думаю, это невыполнимо. Даже если подобный подход и будет применяться в отдельных школах, перемены не приведут к формированию таких же талантов, какие появились в знаменитом лицее в период его расцвета. Судя по «Царскосельским запискам» Пушкина, все эти таланты формировались в «спартанских» условиях под строгим надзором и вместе с тем в атмосфере благородных устремлений, господства знания, гуманизма, уважения и взаимной поддержки. Мне не хотелось бы признавать, что сегодня возникновение подобного школьного «феномена» невозможно, но практика убеждает в том, что для нужного результата, как правило, не хватает какого-то компонента (важнейшим из которых остается свобода).
Тем не менее современная школа могла бы использовать лучшее из опыта Царскосельского лицея. Вспомним оду «На взятие Парижа», написанную Алексеем Илличевским в бытность его воспитанником лицея. Не знай я этого факта, никогда не поверил бы, что подросток мог создать подобное произведение. Текст оды с литературной точки зрения исполнен блестяще: «В Париже Росс! – Тебя хвалою/Превозношу, Творец! Тобою/В победах АЛЕКСАНДР возрос!»В наших образовательных стандартах (в плане освоения курса литературы) зафиксировано, что ученик должен создавать оригинальные произведения – пробовать себя в самых разных литературных жанрах. Было бы прекрасно, если бы юные авторы попадали в сборники сродни лицейскому и могли бы так же удивлять взрослых людей, предоставив им возможность наслаждаться языком, слогом и мыслью. Должно быть, сегодня такие примеры и не редкость (по крайней мере, мы с коллегами в сборниках научных работ «Обнинский полис» собираем сочинения школьников, среди которых есть и прозаические, и стихотворные опусы). Но насколько широко распространена такая практика? И когда в этой сфере количество перерастет в качество?
Вероятно, для того чтобы подобный опыт получил повсеместное распространение, а уровень работ вырос, необходима среда – условия, которые позволяли бы развиваться творческому началу. Создать подобные условия – и с этим, полагаю, согласятся многие – могут в первую очередь педагоги. На них всегда лежала огромная ответственность, и к ним предъявлялись серьезные требования, которые неизбежно актуализируются с течением времени. Готовы ли педагоги соответствовать сегодняшним ожиданиям? Каждый из них решает для себя сам. Думаю, всем им было бы полезно вспоминать порой историю Константина Циолковского. Школьным преподавателям наверняка известно, что будущий основоположник космонавтики не сумел сдать несколько экзаменов, однако директор училища решил побеседовать с ним в своем кабинете, где, успокоившись, ученик сумел ответить достойно и получить положительную оценку. История эта так повлияла на Циолковского, что впоследствии он стал учителем. При этом отличался нестандартным подходом к преподаванию арифметики и геометрии, а также не использовал отрицательные оценки (как, впрочем, и Лев Толстой). Толстой, Циолковский и многие другие видные педагоги расценивали плохие отметки учеников как слабость учителя. Подобная точка зрения, как и мысль о том, что нажим и запреты ничего, кроме вреда, развитию души не приносят, мне очень близки. В этом убеждает опыт и Циолковского-ученика, и Циолковского-учителя.
Для меня жесткое администрирование в системе образования неприемлемо, а потому уверен, что идеи Константина Циолковского актуальны и по сей день. И не только применительно к образованию, но и к размышлениям об устройстве жизни социума. Надо сказать, что меня не только интересуют не инженерные, исследовательские работы Циолковского, но и его записки, которые можно было бы отнести к категории общественной мысли. Так, к примеру, я намерен прочесть оригинальную историко-философскую работу «Гений среди людей». Вполне понятно, почему подобные труды Циолковского в течение долгого периода не были доступны: предложенная им форма организации местного самоуправления могла казаться современникам странной и даже сумасшедшей. Должен признать, что идеи Циолковского в сфере общественного устройства – тоже из области фантазии, сродни его космическим мечтам. Но, пожалуй, в технических изобретениях и космических исследованиях он был большим реалистом, нежели в общественной мысли как изобретатель муниципального права. Его методику сегодня применить нельзя, но она необычайно любопытна.
А вот методика князя Сергея Урусова не только интересна, но и жизнеспособна. Назначенный после Кишиневского погрома (1903) губернатором Бессарабским, а затем Тверским, он проявил себя в высшей степени талантливо и сумел вернуть обществу драгоценное спокойствие. При этом действовал близкими для меня способами, а потому его «Записки губернатора» нашли горячий отклик в моей душе. Смело могу сказать, что работал «по Урусову», когда принял на себя губернаторство в Калужской области. К тому же мне удалось быть свидетелем публикации его труда «Три года государственной службы», и замечу, что это – прекрасная иллюстрация нынешней калужской действительности. Если кому-то захочется понять, что представляет собой жизнь в Калужской области, я уверенно адресую их к сочинению Урусова, которое и сегодня, и завтра будет настольной книгой губернатора.
Я неслучайно упоминаю свой регион. Его проблемы и достижения настолько важны для меня, что это накладывает отпечаток даже на литературные интересы. В моем списке «обязательных» книг неизменно числятся работы земляков – тех, кто родился, трудился в Калужской губернии или составил ее славу. Так, скажем, неотделимой частью калужской действительности остается Петр Кропоткин, к которому мы привыкли – довольно вульгарно – относится как к анархисту, забывая, что в первую очередь он – один из самых крупных в России географов-исследователей. Работу Кропоткина«Как преподавать географию» можно без преувеличения назвать актуальной и с блеском использовать как методический материал по прикладной географии. Петр Кропоткин для меня безусловно связан с современными географами и с моим представлением о роли ландшафтов в развитии общества.
С местом, с конкретной географической «точкой» меня соединяет и Николай Радищев. Конечно, автор «Путешествия из Петербурга в Москву» интересует меня как писатель и мыслитель, однако значимо и то, что его предки в свое время владели имением, на территории которого позже родился я. Мог ли я не прийти к писателю, чье имя связано с моей малой родиной! И мне приятно, что до сих пор в Малоярославце традиционно проходят Радищевские чтения, организовать которые в свое время я посчитал необходимым. Правда, труды Николая Радищева сегодня я читаю иначе, чем, допустим, тридцать лет назад. Время меняет восприятие известных произведений – это известный феномен. Но любопытно, что с годами становятся особенно интересны труды по истории общественной мысли. Еще двадцать лет назад изучать произведения этого рода я бы не взялся, поскольку, к сожалению, даже мое поколение не было подготовлено к нормальному, адекватному прочтению классических образцов жанра. Теперь же в моем списке много подобных сочинений, которые органично сочетаются с философскими и культурологическими работами.
Кстати сказать, одной из этих книг я придаю особое значение. «Эволюция культуры» Лесли Уйата – труд, который в ближайшее время вряд ли кто-то сможет превзойти. Я пользовался этой монографией, когда готовил доклад «Культура против терроризма», который поручила мне создать Парламентская ассамблея Совета Европы, и смело могу утверждать, что идеи Уйата нисколько не устарели. Известный культуролог не только создал новую концепцию понятия «культура», не только переосмыслил концепцию эволюции культуры, которую можно применять для анализа культуры человечества. Он провидчески предсказал социальную роль средств массовой информации. Уайт пишет о том, что именно СМИ, научившись – не без предвзятости – воздействовать на умы, подтолкнули Европу к Первой мировой войне. Международный военный конфликт, по его мнению, развязали не только политики, но и информационные ресурсы. Вместе с тем Лесли Уайт обращал внимание на то, что социум нередко недооценивает роль технической культуры, которая в своем развитии должна идти вровень с культурой общей. Цивилизация – а именно это понятие мы считаем синонимичным культуре – не может развиваться без совершенствования технической культуры, а та в свою очередь не может развиваться без общей культуры, что, на мой взгляд, мы сейчас и ощущаем. Если мы хотим овладеть высокими технологиями, то должны позволить людям освоить высокую культуру, а значит, должны уделить особое внимание просвещению. Однако в этой сфере дела обстоят не так хорошо, как хотелось бы.
Впрочем, теперь у нас появились «Основы государственной культурной политики», а за этим, будем надеяться, последует и принятие закона «О культуре». Хочется верить, что вскоре мы определимся с тем, как должна развиваться наша цивилизация, а следовательно, и с тем, как должна развиваться наша культура. И выберем для ее развития достойный путь, учитывая предостережения и заветы, которые оставили нам предшественники – авторы многочисленных книг, требующих серьезного осмысления, нуждающихся в новых читателях.
Год литературы – беспрецедентная читательская акция. Благодаря ей, я уверен, станет больше читателей, больше любителей литературы. Те, кто далек от литературы, наверняка будут увлечены общими стараниями и, мне думается, займут нейтральную позицию, с которой гораздо легче перейти на позицию читателя.
Однако каждому ли жителю нашей страны предоставлена возможность читать? Хочется ответить утвердительно, но… Количество библиотек, в особенности сельских, в России необоснованно сокращается. Я убежден: утраченные сельские библиотеки (а их тысячи) должны быть восстановлены. По расчетам экономистов, если где-то за пять километров есть крупная библиотека, значит, жители небольшой деревни могут ездить туда за книгами, а библиотеку в их деревне следует закрыть. Но удобно ли это людям? И стоит ли забывать, что летом деревни заполняются ребятишками, которых нельзя лишать возможности читать, нельзя отрывать от культуры? А ведь именно библиотека всегда была – и должна остаться – очагом культурного просвещения. Сельский библиотекарь должен идти к людям, которые в силу возраста или болезни не в состоянии дойти до библиотеки самостоятельно. Оставаясь «храмом» книги, библиотека вполне может преобразиться и стать центром духовной, интеллектуальной жизни села.
Хранилища книг не должны исчезнуть, как не должны исчезнуть и сами книги, которые, я уверен, переживут кризис дороговизны и ослабления читательского интереса. Книгоизданию необходимы преференции, в особенности поддержка нужна познавательной и образовательной литературе. Существует еще немало «проблемных зон», где следует приложить усилия и средства, чтобы изменить ситуацию в общественном отношении к литературе и ее роли в развития социума. Уверен, что мы такими средствами воспользуемся. Не потому, что нас к этому призывают в Год литературы, а потому, что это – внутренняя потребность каждого просвещенного человека. И тогда мы получим преимущества, которые смогут по достоинству оценить будущие поколения.