(Ульяна Гамаюн. Осень в декадансе)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 2, 2015
Сергей
Оробий
– критик, литературовед. Родился и живет в Благовещенске. Кандидат
филологических наук, доцент Благовещенского государственного педагогического
университета. Автор монографий «”Бесконечный тупик” Дмитрия Галковского:
структура, идеология, контекст» (2010), «“Вавилонская башня” Михаила Шишкина:
опыт модернизации русской прозы» (2011) и «Матрица современности: генезис
русского романа 2000-х гг.» (2014).
УЛЬЯНА ГАМАЮН. ОСЕНЬ В ДЕКАДАНСЕ. – М.: ОГИ, 2014.
В отечественную литературу все увереннее входят «рожденные в восьмидесятых». За роман «Завод “Свобода”» награждена премией «Национальный бестселлер» Ксения Букша. Литературным событием стали чеченские дневники Полины Жеребцовой, изданные под названием «Муравей в стеклянной банке». Привлек к себе внимание широкого читателя гротескный роман Владимира Данихнова «Колыбельная». Немало молодых дебютантов в фантастической прозе. В этом же ряду – проза Ульяны Гамаюн, чей сборник «Осень в декадансе» вышел в издательстве ОГИ и заслуживает отдельного внимания.
В отсутствии привычной википедической справки набросаем биографический пунктир: Ульяна Гамаюн родилась и живет в Днепропетровске, окончила факультет прикладной математики, печаталась в толстых литературных журналах, отказалась в 2010 году от врученной ей «Премии Белкина». Книгу «Осень в декадансе» составили одноименный роман, повесть под названием «∞» и рассказ «Листомания».
Роман «Осень в декадансе» описывает приключения некоего молодого джентльмена в странном городе, чья хронология трудноопределима, а топонимика сплошь литературна: проспект Готье, проспект Добролюбова, река По. Начинается роман интригующе: в первой главе под названием «После» главный герой приходит в сознание в карете «скорой помощи», он ранен неизвестным. Главы «до» и «после» чередуются, постепенно читатель складывает сюжетную мозаику и восстанавливает похождения героя: до загадочного выстрела тот проживает в «блуждающей мансарде», за окном которой, во внутреннем дворике, обитают странные птицы (привет Хичкоку), работает судебным рисовальщиком (привет Кафке), знакомится с авантюристской Алиной, путешествует вместе с ней по самым маргинальным и зловещим местам города (привет Рембо и Аполлинеру), знакомится с ее декадентствующими приятелями, пьет абсент (привет Пикассо). Таким образом, не последним достоинством «Осени» является ее сюжетная увлекательность. При этом чередованием «до» и «после» дело не ограничивается. Читая роман, не можешь отделаться от ощущения некой повествовательной неправильности, пока не догадываешься о том, что главный герой, чьими глазами мы наблюдаем за происходящим и имени которого не знаем, немой.
«Осень в декадансе» – сложно устроенная фантасмагория, возведенная на твердом фундаменте литературных аллюзий, а потому много чего напоминающая: и декадентскую прозу, и латиноамериканскую, и «Петербург» Белого, и «Приглашение на казнь» Набокова, и «Осень патриарха» Маркеса, и «Побег куманики» Лены Элтанг. Как и положено «южной прозе» в диапазоне от Гоголя до Маркеса, здесь важно не только развертывание фабулы, но и стилистическая аранжировка, музыка фразы, блеск метафоры, щегольство аллюзий: «Современный обычай привязывать больных ремнями к носилкам теперь открылся мне во всей своей предусмотрительной ахейской мудрости. Подумав, что хорошо бы умереть, не доезжая до Итаки, я потерял сознание». Недаром главный герой – художник: его глазами мы видим пластическую гибкость этой причудливой реальности. Не всегда эта находка выигрышна: ближе к концу роман словно бы наливается стилистической тяжестью, грузнеет – однако загадка первой главы (кто стрелял?) будет разгадана, как и положено, в самом финале.
Иначе исполнена повесть «∞». Ее действие происходит в наши дни, главный герой – наш современник, «двадцатишестилетний никто в красной куртке, не нужный ни Богу, ни дьяволу», программист, оказавшийся в плену навязчивой идеи: его преследует мысль, что на ночной пустынной дороге он сбил человека. Так ли это на самом деле, непонятно: реальность этого художественного мира узнаваема (собственно, это Украина 2010 года), но специфична. Если кодовым словом к роману является «декаданс», то ключевое слово повести – «Кафка». Снова нам предъявлено некое таинственное происшествие, приключившееся с главным героем, снова в финале читатель получит разгадку, а заодно убедится в неслучайности странного заглавия. При этом если в «Осени» самодостаточное значение имели растворенные в ткани текста цитаты и аллюзии, то повесть «∞» замечательна именно реалистическими зарисовками, например, точным и выразительным описанием нищих девяностых годов.
Наконец, рассказ «Листомания» представляет собой меланхоличную, почти бессюжетную импровизацию на тему разлуки с рефреном «пыль – шелест – горячий луч – тень птицы»; это, в самом деле, кода всей книги, не столько литературная, сколько почти уже музыкальная.
Итак, проза Ульяны Гамаюн подчинена нескольким базовым принципам. Миры, описываемые ею, всегда замкнуты, закольцованы, недаром знак бесконечности в одном случае стал заглавным. Литературные аллюзии – обязательная закваска повествования. Автор умеет придумывать сюжеты и держать ритм, но не меньше ценит музыку и прихотливость фразы. Все эти приемы исправно работают и в большой, и в малой прозе. Словом, Ульяна Гамаюн ни разу не дает серьезного повода усомниться в том, что она хорошая писательница, однако дает повод к некоторым пожеланиям.
С «Осенью в декадансе» только одна «проблема»: это слишком герметичная, олитературенная книга. Срок эксплуатации герметичных художественных миров неограничен, однако живые персонажи в этой среде быстро чахнут. То, что в одной книге выглядит свежо, в последующих сочинениях может оказаться самоповтором. Тут вспоминаешь о немоте главного героя «Осени» – и черта эта кажется теперь зловещей.
Прозу Ульяны Гамаюн нужно видеть в актуальном контексте. Вместе с другими сочинениями «Осень в декадансе» составляет примечательный ряд прозы нынешних тридцатилетних. Главное ее качество – разнообразие. Кто-то, как Ульяна Гамаюн, предпочитает работать с литературным материалом, с условным «декадансом». Кто-то, как Полина Жеребцова, напротив, работает с самой что ни на есть непосредственной реальностью: собственным травмированным войной прошлым. Кто-то, как Ксения Букша, через языковую выразительность подает «сугубо производственную тему». Очевидно, что каждый из авторов по-своему необычен и эта необычность ими убедительно доказана. Очевидно и то, что молодые прозаики, как и положено начинающим авторам, пробуют работать с чужим, уже освоенным литературным языком, ищут способ сказать об уже сказанном, будь то «производственный язык» Букши, «хармсовский ужас» Данихнова или западноевропейский модернизм Гамаюн. Что ж, каждый молодой автор должен преодолеть свой «кризис литературы». Но правда ли, что этот «декаданс» станет и предчувствием новой поэтики? Верно ли, что в этой литературной оболочке спрятан до поры какой-то новый, не обдуманный писателями прошлого смысл? Посмотрим.