(Дмитрий Быков. Квартал)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 2, 2015
Юрий
Корнейчук родился в Обнинске,
живет в Санкт-Петербурге. Окончил Институт журналистики и литературного
творчества. Печатается в «НГ Ex libris»
и «Октябре».
ДМИТРИЙ БЫКОВ. КВАРТАЛ: ПРОХОЖДЕНИЕ. – М.: АСТ, 2014.
С этим романом хочется разобраться прежде всего ради преодоления недоумения, оставшегося после прочтения. И дело совсем не в неожиданной якобы концовке, которую мы раскрывать все-таки не будем, хотя, право же, ничего неожиданного с точки зрения быковского художественного мира в ней нет. Тема моря, ах, простите, кажется, я проговариваюсь, так вот, тема эта постоянно появляется у Быкова в стихах, да и в прозе часто, а что до финального сюжетного хода, то он и вовсе для Быкова совершенно типичен: вы просто понимаете, что вас в очередной раз, мягко говоря, кинули.
Недоумение вызывает другое – сильная, прямо-таки физически ощутимая близость автора и читателя. Не тесно ли? Автор дышит вам в лицо, он дает вам прямые указания – ведь это роман-прохождение, то есть его содержание заключается в том, что вам постоянно рассказывают, что вы сегодня делаете, и так на протяжении трех месяцев, то есть того квартала, который и вынесен в название книги. Второй смысл названия тоже успешно эксплуатируется: большинство заданий предполагают выполнение их на территории квартала, в котором вы живете.
Обернутая толстым слоем мистификационной бумаги (изложенная с помощью якобы интервью якобы автора якобы журналу «Сноб»), идея книги проста как три рубля. Автор обещает вам при выполнении всех его заданий, что вы сказочно разбогатеете, и одновременно подмигивает вам: «вы же не можете поверить в такие сказки, я просто играю».
Ведущий игры, он же Автор, постоянно пытается угадать ваши мысли, он знает, что вы делали прошлым летом и позапрошлой осенью. Он всемогущ и держит вас полностью в своей власти, ведь вы же как бы страшно хотите денег и как бы верите, что выполнение заданий их вам обеспечит. «Каждый второй читатель будет выполнять все, что здесь написано», – говорит Быков. Ага-ага, понятно, что это напоминает. Был у Быкова в романе «Списанные» милый такой олигарх, Валя Ломакин. Могущественный страшно. «Будешь писать про меня сценарий. Это обязательно». В некотором смысле сценарий этот был написан, потому что «Квартал» с его провалами в авторскую автобиографию и несомненной идентификацией а(А)втора с Ведущим и есть несколько путаная, но эмоциональная такая, живая история о человеке, который хочет быть богом. Реализовать литературный проект, заявленный в собственном романе, – это типично быковские штучки, ведь и идею упомянутого романа «Списанные» в несколько упрощенном виде излагал Ять, герой романа «Орфография». Думаю, терпеливый филолог мог бы собрать целую матрешку из быковских текстов в связи с их взаимной анонсированностью друг другом.
Я собирался долго подводить к изложению концепции «Квартала», но не смог удержаться от того, чтобы вывалить ее вам сразу же. Вот точно так же и Быков на ходу разоблачает свои приемы и намерения, удавшиеся и неудавшиеся, стремится выговорить себя до конца, точно так же он напрямую обращается к читателю, как я сейчас к вам, и читатель «Квартала» испытывает такое же ощущение навязчивого вторжения кого-то пристального, несколько занудливого, какое сейчас, предполагаю, испытываете и вы.
Когда намереваешься описать образ Ведущего, в голове немедленно появляется черт из табакерки по имени Быков-2, этакий постмодернист, и начинает оправдывать все твои ощущения и аналитические выходки тем, что ты повелся на шутку, что ты всерьез относишься к тому, что является выдумкой, игрой, не имеет значения. Эта быковская манера, хорошо заметная по его интернет-полемике, порядком раздражает – в своих текстах он, думается, искренен более, чем хотел бы, он вдохновляется, улетает в фантазии, выписывает из себя страхи – и все это, убежден, с нешуточным лирическим подъемом, но, стоит только стороннему критику взять своими грязными лапами то, что получилось, для разбора, Быков немедленно прячется за маской мистификатора. Впроче, жесткого противопоставления между вдохновением и мистификацией нет, дурачить, ясно, тоже можно с увлечением. Например, в разделе «Квартала» «От издателей» сообщается, что книга издавалась бог знает на скольких языках, ей посвящены читательские конференции, по Америке прошел «квартальный» читательский бум и все такое прочее. Все понятно про желание поиграть, все понятно даже про Ивана Петровича Белкина, биография которого тоже была опубликована под названием «От издателя», но, когда эти же рассказы о публикациях и конференциях видишь в анонсе, которым издательство рекламирует встречу Быкова с читателями, – воля ваша, рука уже тянется к «Гуглу», проверить. Проверяя, обнаруживаешь, что ты не первый, люди уже проверили, и Быков уже даже ответил на упрек в отсутствии зарубежных изданий «Квартала»: «Почитайте роман, там все написано. Это утопия, фантастика».
Ничего там такого не написано, а точнее, написано и то, и противоположное, и третье, и «я пошутил», и «да нет, я всерьез». Автор явно сам не определился, фокусник он или маг. «Остромов не знал про себя, что он Духовный Учитель, он думал, что он жулик», – говорит Быков о главном герое еще одного своего романа, и сам, похоже, мыслит себя скорее жуликом, но надеется, что, как и Остромов, ошибается.
Несмотря на активное присутствие автора в сети, выяснить что-то непосредственно у Дмитрия Львовича трудно, даже ввязываться не хочется: в интернет-полемике от вежливых вопросов Быков мастерски уходит, в ответ на грубые швыряется камнями, но на ясный и честный диалог не идет. На той самой встрече, анонсированной читательским бумом «Квартала», Быков снова на полном серьезе, не выйдя еще, очевидно, из пространства своего романа, рассказывает о сокровищах, которые ожидают послушного исполнителя всех инструкций, более того, рассказывает о случаях, когда «Квартал» работал и творил послушным благо, а непослушным – зло. Это, очевидно, тоже «утопия, фантастика». Когда так много шутят, уже ни разу не смешно, раздражает, фантазия и реальность шизофренически смешиваются. Так вот, для того чтобы откликнуться на то искреннее, что вышло из-под пера автора «Квартала», придется просто проигнорировать все эти утопически-фантастические игры и опереться на простую мысль, что талантливый человек точно и честно рассказывает о мире и о себе, даже если хочет всех одурачить.
Когда он рассказывает о мире, получается не то чтобы очень привлекательная картина. Переполненный завистью, одиночеством, сложной и трудновыполнимой моралью и одновременно жестокий, безнравственный – не похоже, чтобы мир этот вызывал у писателя большой восторг. Проблески, впрочем, можно встретить там, где автор обращается к юности и детству, и это подчеркивает возрастной характер его мировосприятия: Ведущий, кажется, ощущает себя в очередном возрастном кризисе, а кризисы эти Быков ох как любит описывать. Раньше трава была зеленее; вспоминать приятнее, чем жить.
Впрочем, Быков говорит о себе – и узнаваем, – даже когда изображает вас или меня. Ведь важнейшим героем этой книги является – и здесь с Быковым как раз следует согласиться – не Ведущий, а Игрок, то есть читатель, к которому и обращены все задания, угрозы и соблазны. Образ Игрока есть, попросту говоря, образ меня, каким я должен быть в процессе чтения «Квартала» (и, видимо, выполнения заданий). Игрок, каким он задуман, – это зависимый, безвольный, очень жадный и очень терпеливый ученик, смотрящий в рот Учителю, Мастеру, Проводнику. На него шикают, сжав зубы, его отпускают погулять и укладывают спать, назначив приседания или отжимания, а может быть, и милостиво их отменив, им распоряжаются по-хозяйски, как солдатом. Армия и армейские порядки – вообще важная и очень неслучайная тема в творчестве Быкова. Убежден, что, если бы это было физически возможно, Игрок бегал бы Мастеру за сигаретами. Порой книгу хочется захлопнуть с финальной репликой романа «Списанные»: «Пошел вон, Господи». «Господи», то есть Ведущий, действительно утомляет стремлением унизить и угрюмыми нравоучениями. Что же, мысль о том, что, подчиняясь таким персонажам, в России можно разбогатеть, боюсь, неслучайна и совсем неглупа. Может быть, п(р)оявление толерантности к нашим национальным способам воспитания и руководства и есть тот чудодейственный практический эффект, на который рассчитан этот «квест»? Кстати, именно с квестом, волшебным или просто очень полезным, автор многократно сравнивает свою книгу-прохождение и делает это, вероятно, совершенно напрасно.
Дело в том, что это никакой не квест и даже ни капли не похоже. Это инструкция. Квест предполагает совершенно другую степень свободы, поиска решения. Здесь и решений никаких искать не надо. Компьютерная игра, по духу подобная «Кварталу», выглядела бы так: экран с инструкциями внизу, четкие указания, незримое присутствие полновластного хозяина, который говорит тебе, что делать, и без которого игра теряет смысл. Такие игры есть, любой геймер назовет несколько навскидку, но это не квест. В квесте ты растерян, ты ищешь решение, пусть даже твой путь предопределен, но ты вынужден самостоятельно, на свой страх и риск пробовать, пытаться. Быкову не нужен такой герой, в герое таком было бы слишком много творчества, а творчества Быкову и в себе самом достаточно; быковской фантазии, изобретательности и тяги экспериментировать должно по замыслу хватить на двоих. Ведь Игрок, он хоть и главный герой, но все-таки герой-функция, за него все решено, даром что декларируется его самостоятельность и значимость для сюжета.
Сюжет сам по себе здесь вообще не очень значим, ведь проза Быкова – явление специфическое, как ее ни рассматривай – как прозу ли поэта, как прозу ли журналиста. И поэзии – экспрессии, фонетической и ритмической игры, и журналистики – злободневных наблюдений, фельетонов, эссе, разбросанных по тексту, здесь хватает. Точно одно: прозу эту хочется назвать прозой именно кого-то, но не писателя. Отчего-то она производит впечатление даже не претендующей на настоящую, в ней ощущается постоянная нарочитая небрежность, жанры сменяют друг друга как картинки в калейдоскопе, повествовательная ткань произвольно срывается чуть ли не в поток сознания и выныривает обратно; и все это постоянно кого-то напоминает – часто с целью пародии, часто с целью аллюзии, часто, вероятно, просто так получается. Собственно, художественный метод «Квартала» выглядит экспериментом на фоне предыдущих работ Быкова только с первого взгляда: нового здесь – лишь та огромная мера откровенности, с которой этот метод реализован. «Ты, как всякий истинный гений, пишешь сам, о себе одном», – это Быков в стихах обращается к Богу. А Автор, Ведущий, в этом романе, как уже говорилось, очень стремится быть богом. О ком же ему писать, как не о себе? Собственно, если на минуту принять процитированную строчку за определение – тогда на бога Быков хочет быть похож не только в «Квартале», но и во всей своей прозе – потому что вся она о нем самом, что, впрочем, уже многократно обсуждалось. Лев Данилкин замечал, что от того, что герою не сорок, а тридцать и по профессии он не журналист, а сценарист («Списанные»), мы почему-то только лишний раз уверяемся в том, что это Быков. Рискнул бы развить эту мысль и заметить, что даже когда герой-журналист живет в Петрограде семнадцатого года, поддерживает личное знакомство с половиной известных поэтов того времени, спрятанных под псевдонимами («Орфография»), и даже (!) имеет реальный исторический прототип – —, делайте что хотите, но выходит все тот же Дмитрий Львович. Самый быстрый способ в этом убедиться – прочитать статью, которую написал Ять, и сравнить ее с публицистикой Быкова периода написания «Орфографии».
В разборе романа, поиске скрытых пластов и технологических ухищрений трудно конкурировать, как ни странно, с самим Быковым, поскольку язвительный и дотошный критик, который в нем сидит, разбирает на запчасти все, что производят сидящие в нем же поэт-лирик и прозаик. Вот и в середине «Квартала» автор вдруг разражается саморазоблачительной речью насчет того, что все это просто автобиография, замаскированная под роман-прохождение. А то мы бы сами не поняли. Но в следующей главе рассказчик опять напускает на себя страшно серьезный вид и сообщает: это была проверка.
В этих противоречиях, внезапных отступлениях, в заполнении собой пространства между книгой и читателем, монологичности Быков всегда был чрезвычайно узнаваем, его присутствие по интонации угадывалось безошибочно, и даже интервью, по собственному признанию, записывались им по памяти, без диктофона, благодаря чему все герои этих интервью говорят все теми же быковскими длиннокнижными предложениями. Однако в этом тексте от автора уже совершенно невозможно укрыться, роман этот – монолит, в нем от Быкова уже душно, и авторские указания сразу купить два, нет, лучше три экземпляра романа только усиливают это ощущение абсолютной, неприличной уже какой-то чрезмерности. Быков снова и снова настаивает на том, что без него вы никак не обойдетесь, только теперь он настаивает на этом еще громче, еще более развязно, но – в этой развязности, – может быть, и более смело.
Авторское «Я» выпячивается здесь настолько самозабвенно, что в этом действительно есть что-то мужественное. Быков подставляется с каждый разом все смелее, словно проверяя границы дозволенного, так же как он постоянно проверяет их и своей политической позицией.
Дробящийся, разный с каждым оппонентом, постоянно отрицающий сам себя Быков – мастер маскировки, причем маскировка для него, похоже, уже давно стала самоцелью, такая себе игра «Зарница» с воображаемым противником: ползаешь по кустам, продираешься сквозь леса, в овраги скатываешься и все-то мелькает тень врага за деревьями.
А врагов много, а автор разговорчив – чем не находка для шпиона, – вот и приходится ему изъясняться иронично, фантастично; в общем, говорить с тем расчетом, чтобы получилось занятно, но толком никто ничего не понял.