Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2015
Лидия
Антонова – член комитета Совета
Федерации по науке, образованию и культуре; представитель от законодательного
(представительного) органа государственной власти Московской области.
Отвечая от своего имени на вопрос: «Что читает сенатор?», я могла бы назвать Александра Пушкина и его «Барышню-крестьянку», Вениамина Каверина и его «Двух капитанов», Льва Толстого и его «Анну Каренину», а также рассказы Джека Лондона или пьесы Карло Гольдони. Могла бы заметить, что люблю читать книги на французском языке, или признаться, что зачитываюсь детективами Агаты Кристи. Все это мгновенно раскрыло бы мои литературные пристрастия.
Однако я предпочту рассказать о малоизвестной рукописи, которая произвела на меня необычайное впечатление. Вероятно, она не обладает выдающимися литературными достоинствами, но при этом имеет историческую ценность. Речь идет о недавно обнаруженных в фамильном архиве записках моего прапрапрадеда, озаглавленных«Биография свободного художника Ивана Матвеевича Малышева, писанная им самим». Думаю, немного семей имеет счастье найти рукопись своего предшественника, нам в этом смысле повезло. Не менее приятно и то, что мемуары оказались интересны не только семье, но и другим людям, в первую очередь – специалистам. Иван Матвеевич Малышев был известным иконописцем второй половины XIX века и служил в Троице-Сергиевой лавре. С его именем связано возрождение в монастыре иконописной школы.
Историю выходца из крайне бедной крестьянской семьи, чьи работы впоследствии расходились по всей империи, можно рассматривать как историю успеха. Однако много важнее личного успеха вклад Ивана Малышева в становление монастырской живописной школы и его роль в развитии «греческого штиля» в иконописи.
Погружаясь в рукопись художника (дошедшую до нас, к сожалению, в неполном виде), осознаешь (а иногда, кажется, и ощущаешь), как тяжело жилось крестьянам и скольких трудов стоило стать мастером. Родившись в самом начале XIX века, Иван Малышев рос в семье штатнослужителя лавры, с которой будет связана вся жизнь художника. Подробно и ярко, но при этом без ропота описывает он голодное детство, убогое жилье, в котором обитала семья, каждодневный тяжелый труд по хозяйству. Один из монахов обучал Ваню грамоте, затем мальчик стал келейником, а позже захотел пойти в сапожники, но был определен в живописную мастерскую. К тому времени юноше уже исполнилось шестнадцать, он боялся, что в таком возрасте не сумеет научиться писать. Потому-то, видимо, он так старательно трудился, осваивая рисование углем, а затем масляными красками. Эта черта – поразительное трудолюбие – отличала Ивана Малышева на протяжении всего жизненного пути. Даже достигнув расцвета и имея возможность заниматься тем, что по душе, художник неизменно отправлялся в мастерскую и работал. И от детей своих требовал, чтобы они усердно трудились и ценили труд.
Рассказ художника о подвижническом усердии современный читатель может воспринять скептически, но жизнь Ивана Малышева убеждает в истинности его воспоминаний. К примеру, такой факт: в возрасте тридцати трех лет Малышев уезжает в Петербург и поступает в Императорскую академию художеств в качестве вольноприходящего ученика. А ведь художник уже был женат, имел детей да к тому же трудился в монастыре. Человек, не наделенный художественным даром и истинным трудолюбием, вряд ли решился бы на подобный шаг и добился успеха.
Всякий раз, слушая или читая истории выдающихся, интересных людей, мы непроизвольно примеряем «костюмы» героев. Восхищаясь иным поступком или ужасаясь содеянному, задаемся вопросом: «А если бына его месте оказался я?..» Скажем, Иван Малышев вспоминает, как, будучи ребенком, заболел оспой. Мальчику отвели дальний угол холодной избы, где он и пролежал несколько месяцев; лишь удивительная сила организма да вера в Бога помогли ему перенести невыразимые страдания и выкарабкаться. Болезнь и бедность не помешали Ивану Малышеву стать замечательным живописцем. Смогла бы я при подобных обстоятельствах достигнуть схожего результата? Вопрос-вызов, на который не так-то просто ответить…
Природная одаренность, трудолюбие и усердие Ивана Малышева принесли заслуженные плоды: художник создал собственную мастерскую, достиг значительных успехов в творчестве, но главное – способствовал новому небывалому расцвету иконописной школы Сергиевой лавры, в которой был руководителем и главным наставником. Перед ним стояла важная задача: школа должна была развивать и поддерживать «греческий штиль писания», о чем говорилось в специальном руководстве для «хозяина» учебного заведения. В те годы в иконописи господствовала итальянская школа, которая предполагала богатство фантазии, изящество красок и отличалась, как отмечалось в упомянутом руководстве, неким «своеволием». Греческий стиль ассоциировался с древними, принятыми Церковью образцами. Возрождая византийскую традицию письма, Иван Малышев не погружался в него безоглядно, он соединял художественные наработки рублевской школы иконописи с новыми веяниями, возникшими в XIX веке. Влияние западных мастеров стало ослабевать, а само их видение – переосмысляться. По большому счету Иван Малышев представил самостоятельную, самодостаточную точку зрения русского иконописца, так что неудивительно, что искусствоведы и историки искусства подчеркивают значимость его творчества.
С Малышева началась новая глава в истории русской иконописи, правда, она не была революционной, не предполагала радикального пересмотра существовавших техник и способов изображения, зато свидетельствовала о поиске собственного пути развития. Иконы Ивана Малышева не повторяли в точности лики XII или XIV веков, они, скорее, несли на себе отпечаток XIX столетия, в том числе и потому, что в них отчетливо видна рука академического художника.
Кстати будет припомнить, что живописцы, включая и передвижников, нередко брались за написание икон, но эти полотна больше походили на светские портреты, чем на молитвенные образы. Иван Малышев же, не забывая о форме, стремился раскрыть духовное содержание. Именно поэтому в отзывах современников можно встретить упоминания и об искусном сочетании света и тени, и о благочестиво-назидательном характере работ. Западная традиция, как известно, и в живописи, и в скульптуре делает акцент не на духовном, а на эмоциональном, более близком и понятном обычному человеку. Именно поэтому «натуралистическая» живопись в церкви казалась русским священнослужителям и даже искусствоведам «чужой», неприемлемой. Отсюда, надо думать, и более поздние нападки на работы Ивана Малышева, которые, разумеется, отличались от пронизанных духовностью образов Андрея Рублева. Однако современники очень ценили иконы, писанные Малышевым, неслучайно его работы можно найти в самых разных храмах России, а также Украины, Польши, Грузии, Англии и Америки (архивные данные свидетельствуют о том, что художник выполнял заказы, отправляемые в эти страны). Об общественном признании говорят и многочисленные поощрения, которые Иван Малышев получал и от царской семьи, и от организаторов Парижской и Венской международных выставок. К слову, участие в таких смотрах, по всей видимости, оказалось возможным потому, что, будучи за выслугой лет исключен из числа штатнослужителей лавры (обязанность, которую Ваня принял от отца и исполнял в течение сорока лет), воспитанник Академии был удостоен звания свободного (неклассного) художника.
Безусловно, оценка творчества живописца зависит от взгляда на искусство, доминирующего в конкретный период времени. Работы Ивана Малышева вызывали восторг у современников, подвергались критике последующих поколений, однако и сегодня они притягивают к себе взгляд. Достаточно посмотреть наброски, хранящиеся в семейном архиве, или иконы в Ильинском храме, расположенном непосредственно рядом с лаврой. Даже неискушенного и несведущего зрителя они поразят мастерством исполнения и красотой образа. При этом его работы отличает внутренняя наполненность, таинственная духовная составляющая, которая, в сущности, и есть главная черта подлинной иконы. Навыки классического образования, полученные Иваном Малышевым в Академии художеств, дали ему возможность воплотить свое религиозное чувство грамотно и профессионально. Художнику удалось не только возродить древнерусскую традицию иконописания, но и, благодаря современной манере письма, сделать эту традицию ближе и понятнее обычному человеку. Потому звание выдающегося художника и одного из самых значимых иконописцев второй половины XIX века Иваном Малышевым абсолютно заслужено.
Я, как и многие, люблю серию «ЖЗЛ», но, знаете, одно дело – просто читать биографию знаменитости, и совсем иное – знакомиться с историей жизни человека, родного тебе по крови. Эта связь совершенно меняет восприятие и впечатление: появляются поводы гордиться или разочаровываться, сравнивать и оценивать собственные действия. Именно поэтому, полагаю, так важна семейная память – сохраняемые знания о предках, их деяниях и судьбах. Уверена, что в каждой семье найдутся люди, чей пример будет вдохновлять или будоражить совесть, уберегая от дурных поступков. Вот только пользуемся мы памятью такого рода крайне редко, предпочитая оставаться слепыми или избирательно зрячими.
Мне же очень нравится изучать историю своей семьи, которая сумела преподнести сюрприз – открыть выдающегося предшественника. И мне приятно своим открытием поделиться с читателями, у которых, быть может, найдутся собственные схожие истории.