Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2015
Владимир
Круглый – член комитета Совета
Федерации по социальной политике; представитель от исполнительного органа
государственной власти Орловской области; заслуженный врач РФ.
Все-таки время – удивительная категория. Оно меняет ландшафты, условия, предметы, но главное – нас. И то, что еще недавно казалось интересным, вдруг теряет свою прелесть, а мало примечательное выходит из тени. Эта хорошо известная истина сейчас, как никогда прежде, зазвучала для меня актуально и остро. Я стал заново открывать мир литературы и вдруг осознал, что чтение перестало вызывать необычайную, ни с чем не сравнимую радость, как это бывало раньше.
Скажем, в шестидесятые-семидесятые, по крайней мере, по моим воспоминаниям, чтение и для меня, и для окружающих было не просто ежедневной потребностью: взяв в руки книгу, я испытывал неповторимое чувство радости. Подобного ощущения мне не доводилось переживать уже давно. К сожалению, и моим детям тоже, хотя они умные, развитые и читающие, что нынче редкость.
А виновато в этом, конечно, время. Изменившиеся условия жизни, большие объемы информации, которую необходимо осваивать, и желание облегчить ее восприятие через видеоформат приводят к тому, что мы перестали получать наслаждение от чтения.
Я понимаю, что уже никогда, вероятно, не вернется энтузиазм семидесятых или восьмидесятых, когда мы следили за появлением книг, охотились за ними, порой в Москву специально ездили, чтобы где-то выменять или купить дефицитное издание (так я в свое время мчался в столицу за самиздатовским «Мастером и Маргаритой»). Тогда книги являли собой подлинное богатство – и не только в материальном смысле.
Однако стоило мне укрепиться в своем разочаровании, как жизнь преподнесла неожиданный сюрприз. Правда, произошло это после прискорбного и тягостного события. После ухода из жизни моего отца в наследство мне досталась большая и содержательная библиотека. Начав ее разбирать, я отчетливо осознал, что существует немало достойных, увлекательных книг, написанных в давнем прошлом и теперь мало кому известных. У коллекционирования библиографических редкостей немало поклонников, я к их числу не относился, но именно среди книг конца XIX – начала XX столетий смог найти то, что захватило меня с головой и вернуло пусть и не ту детскую радость, но настоящее удовольствие от чтения.
Возвращение аппетита и вкуса к книге имело огромное значение для
человека, выросшего и всю сознательную жизнь прожившего в Орле. Пусть и
неофициальная, третья литературная столица России самой атмосферой оказывает
влияние на каждого своего жителя. Не только музейные сотрудники, но и обычные
горожане любят цитировать слова Николая Лескова: «Орел вспоил на своих мелких
водах столько русских литераторов, сколько не поставил их на пользу Родины
никакой другой русский город». Улицы, театр, школы, библиотеки города названы в
честь известных писателей, чьи произведения вошли в золотой фонд отечественной
литературы или имели большое значение для края. Места, побуждавшие к творчеству
Ивана Тургенева, Николая Лескова,
Стоит упомянуть, что мой интерес к книгам был закреплен еще и учителем литературы. Рассказать об Игоре Смирнове так, как он того заслуживает, у меня, пожалуй, никогда не получится. Это был потрясающий, совершенно удивительный педагог, который делал каждый урок незабываемым. Благодаря ему я, до того порядочный хулиган, стал лучше учиться, поскольку стыдно было прийти к нему неподготовленным, а со временем ответственное отношение стало распространяться и на другие дисциплины. Но дело не только во мне – Смирнов всему нашему классу помог полюбить литературу настолько, что мы попросту жили ею.
Долгие годы я не мыслил свою жизнь без чтения. Однако время и обстоятельства постепенно вытеснили из него художественную литературу. Я стал детским хирургом-онкологом, и выбор специальности не оставил мне времени на чтение книг, не имеющих отношения к профессии. Когда ты борешься за жизнь маленького пациента, важно использовать все имеющиеся ресурсы, а значит, просто необходимо читать медицинскую литературу, поскольку в ней может содержаться решение задачи. Порой бывает так, что, исчерпав все медицинские возможности и доверившись природе, проводишь время в томительном ожидании у постели малыша. Тут уж не остается ни моральных, ни физических сил на «развлечение», каким в этом случае представляется художественная литература. Да и пациенты сменяют друг друга, не давая тебе опомниться.
Но вот начинается новая глава моей жизни – я открываю для себя библиотеку отца, и ситуация меняется. О существовании книжного собрания я знал, но никогда по-настоящему им не интересовался. Мой отец, Игорь Аронович Круглый, был искусствоведом, возглавлял Орловский Союз художников, преподавал историю искусств, затем заведовал отделом графики в Третьяковской галерее, сам писал монографии по искусству и, конечно, собирал книги той же тематики. И дом, и мастерская отца были буквально набиты книгами и картинами. Хотя живопись, графика, скульптура и волновали мое сердце, но гораздо больше меня интересовали бывавшие у нас в гостях люди из мира искусства. Никогда не забуду учителя моего отца – Ивана Митрофанова. Его имя ничего не скажет широкой публике, но у тех, кто знал этого потрясающего рассказчика, он прочно запечатлелся в памяти. К слову, Иван Михайлович в свое время описал яркие эпизоды своей незаурядной судьбы, среди которых учеба во ВХУТЕМАСе, а также мало кому известные встречи с Лениным и Маяковским. Эта любопытная рукопись, достойная, на мой взгляд, публикации, как раз хранится в архиве, доставшемся мне в наследство.
Не понимая, что делать со свалившимся на меня богатством, я передал часть книг в дар Орловскому музею и намеревался еще часть подарить библиотеке Московского университета. Разбирая книги, я начал перелистывать их, углубляясь то в одну, то в другую, и вскоре понял, что читаю их взахлеб. Все выходные, а также долгие часы в дороге, в поездах и самолетах, я с упоением провожу с очерками об известных русских художниках – Репине, Бенуа или Добужинском.
О Мстиславе Валериановиче, надо признаться, я знал очень мало. Книга Эриха Голлербаха «Рисунки Добужинского» открыла для меня этого замечательного человека и превосходного художника, одного из наиболее интересных мирискусников. Изумительное издание 1923 года совершенно очаровало меня, в первую очередь – репродукциями работ Мстислава Добужинского, аккуратно укрытыми папиросной бумагой.
К тому же книга Голлербаха написана очень хорошим языком, читается легко и увлекательно – как художественная проза. Рассказывая о том, какс самых юных лет формировалось дарование Добужинского, автор раскрывает читателю секреты художника. Прирожденный график, Мстислав Добужинский не боялся экспериментировать, чутко реагируя на веяния времени и при этом сохраняя стилистическое своеобразие, которое заметно, как пишет автор, в каждом штрихе, в каждой мягкой, плавной тушевке. Поразительно, ноДобужинский до конца своих дней продолжал необычайно активную творческую деятельность в различных сферах изобразительного искусства. В сопроводительной статье к знаменитым «Воспоминаниям» Добужинского Геннадий Чугунов замечает: решая творческие задачи, художник избегал повторения своих прежних работ. От этого принципа он не отступил даже в последнем своем произведении – эскизах декораций к «Кавказскому пленнику», которые выполнил в возрасте восьмидесяти двух (!) лет. Как не восхититься подобной неугасающей жаждой творчества!
Полет художественной фантазии Добужинского многим известен как раз по театральным работам, однако его удивительное мировидение прекрасно проявляется и в городских пейзажах, в первую очередь – видах северной столицы. Прав был Эрих Голлербах, еще в начале XX века заметив, что будущие поколения назовут Мстислава Добужинского поэтом Петербурга. Стиль этого города художник сумел прочувствовать со всей проникновенностью, несмотря на то, что на его рисунках Петербург непривычно величественен, а зачастую мрачен и пугающе недружелюбен. Для Добужинского город на Неве был пленителен и в таком виде. Неслучайно в своем альбоме автолитографий «Петербург в 1921 году» художник заключил: «С революцией 1917 года Петербург кончился. На моих глазах город умирал смертью необычайной красоты, и я постарался посильно запечатлеть его страшный, безлюдный и израненный облик». Такие горькие и нежные слова мог сказать лишь истинный «романтик Петербурга».
Книга искусствоведа и критика Эриха Голлербаха предназначалась широкому читателю, и в этом ее сила. А как приятно держать ее в руках! Прекрасное оформление, тонкий запах бумаги, ощущение, что прикасаешься к старинному фолианту, – все это порождает настоящий читательский восторг. Но, чтобы составить полное представление о «Мире искусства» и Мстиславе Добужинском, стоит прочесть еще и «Воспоминания», над которыми художник трудился долгие годы.
Документальная литература – мемуары, биографии, переписка – непременное дополнение к художественной прозе или поэзии. Мне всегда были интересны судьбы: и тогда, когда я зачитывался биографиями врачей (особенное влияние оказали на меня детский хирург Станислав Долецкий, писавший книги, и одна из первых в России женщин-хирургов Вера Гедройц, сочинявшая к тому же стихи) и когда увлекся историями жизни художников и писателей.
Но отчего именно книги конца ХIХ – начала ХХ столетий стали для меня глотком свежего воздуха? И сам не знаю доподлинно; осознаю только, что атмосфера того времени словно поглотила меня, захватила в плен.
Возможно, это была попытка уйти от современной действительности в мир истории. Или, напротив, желание найти «точки пересечения»: переходные периоды, годы поиска новых форм и смыслов, как известно, повторяют друг друга, а значит, изучая рубеж XIX и XX веков по художественной литературе, документам или публицистике, можно набраться опыта или подсмотреть готовые решения для сегодняшнего дня.
А может быть, причина в том, что мне потребовалось произвести переоценку. Время действительно меняет нас, и произведения, которые в молодости восхищали, с возрастом нередко теряют свою прелесть. Приобретенный опыт или вновь открывшиеся обстоятельства заставляют увидеть их конъюнктурность. Скажем, когда-то я с невероятным удовольствием проглотил «Воспоминания и размышления» Георгия Жукова, а взявшись за них вновь спустя много лет, попросту не смог читать эти выверенные, в каком-то смысле искусственные мемуары, превозносящие роль партии. Разочарование было настолько явственным, что я тут же понял, насколько необходима литературная ревизия. Тем более что за множеством прочитанных, но не всегда достойных книг кроется масса интересных, но попросту неведомых. Может быть, пора вывести их из тени забвения?
Став сенатором и изменив немного образ жизни, я вдруг приобрел возможность читать. Открыв для себя собрание своего отца с множеством библиографических редкостей, я – неожиданно для самого себя – снова ощутил вкус к чтению. Мне хочется ориентировать наши законы, в первую очередь затрагивающие здравоохранение, на человека, а не на решение экономических задач. А где еще найдешь подпитку такого гуманитарного толка, как не в прекрасных книгах?
Благодаря причудливой игре времени источником читательского вдохновения для меня оказались книги «серебряного века» нашей культуры; для кого-то другого таким источником, возможно, станут старинные фолианты или рукописи начинающих писателей. Главное – не дать окрепнуть разочарованию и продолжить искать: книга, которая подарит удовольствие, обязательно найдется.