Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2015
Игорь
Морозов – член комитета Совета
Федерации по международным делам; представитель от исполнительного органа
государственной власти Рязанской области.
Вот почему дорога охотнику
лисица:
она кипятит в нем кровь, протирает ему глаза,
то есть учит его проворству, ловкости,
сметливости, тонкому соображению.
Е. Дриянский
Открывая книгу, всякий раз жаждешь удивиться. Темы, сюжеты, образы, язык – что-то должно взволновать или потрясти. Случается подобное не всегда, но тем ценнее особые находки – произведения и авторы, которые приковали твое внимание и пришлись по сердцу. И тем неожиданнее, если имя выплыло из давнего прошлого, которое мы, кажется, уже неплохо изучили.
Именно таким сюрпризом для меня стал Егор Эдуардович Дриянский – писатель, о котором мало кто слышал и книги которого, вероятно, знакомы лишь специалистам. Неслучайно в предисловии к наиболее известному произведению Дриянского один из литературоведов заметил: «Ни к какому другому автору в истории русской литературы XIX века так не подходит определение “забытый”…». Верно, мы далеко не всех литераторов помним и знаем, но Дриянский – фигура и вовсе неизвестная обычному читателю. Я, например, нашел его роман «Записки мелкотравчатого» совершенно случайно: пытаясь выяснить, кто из авторов XVIII–XIX веков писал о наших национальных традициях, наткнулся на книгу Дриянского. И был абсолютно заинтригован названием. Само слово «мелкотравчатый», незнакомое и непривычное современному глазу, побуждало строить догадки: возможно, это какой-то зверь (скажем, вид лисы). Однако выяснилось, что это охотник, который держал меньше десяти собак. Так что передо мной оказались очередные записки охотника, но охотника, предпочитающего отправляться в лес не с ружьем, а с ножом и в сопровождении собак.
Псовая охота, действительно, имеет характерные особенности, которые отличают ее от других разновидностей ловли зверя. И «Записки мелкотравчатого» – своего рода гимн ей. Это замечательный посредник, благодаря которому можно не только составить представление о псовой охоте, но даже вдохновиться ею. Современные издатели романа вспомнили высказывание историка литературы Петра Щеголева: «Читатель, не державший в руках ружья, не имеющий никакого представления об охоте, собаках и так далее, вдруг проникается настроениями и интересами охотника, входит во все подробности охотничьего спорта. Ему становится близкой и родной психология гона, психология борьбы со зверем, делаются понятными и волнующими переживания собаки и человека, возникающие из их совместной работы». Согласитесь, такая характеристика очень лестна для книги, но при этом она – могу утверждать – совершенно справедлива.
И словно бы для удобства незнающих читателей, Дриянский ведет рассказ от первого лица. Его героем оказывается бывший ружейный охотник, который совершает свое первое путешествие в составе псовой охоты и вместе с читателями постигает всю ее науку. Дриянскому удается показать, как чувствует себя человек, который охотится на зверя и нередко выходит один на один с волком, видя, что собаки его загоняют. И тогда начинается схватка, но не собак с волком, а человека со зверем. Впрочем, весь процесс псовой охоты – это схватка, состязание. Человеческий ум против смекалки и инстинктов животного. И именно поэтому настоящий охотник так ценит ловлю лисицы. Недаром в «Записках мелкотравчатого» Дриянский делает отступление и делится такими показательными наблюдениями: «Спросите у любого, только опытного и втравленного борзятника или, лучше, предложите ему право выбора и спросите потом, кого он желает травить: волка или лисицу? “Лисицу, подавай лисицу!” – крикнет он исступленно и поскачет невесть куда, обречет себя на труд, едва выносимый, на разнородные лишения для того только, чтоб добыть и затравить Патрикевну!
За что ж такое сильное предпочтение этой всемирной кумушке, у которой нет даже настоящего бега, потому что самая тупая из борзых собак на чистоте не даст ей хода, а собака резвая не отпустит лису дальше того расстояния, на каком “зазрела”.
Ум, хитрость, находчивость, изворотливость, сметливость и необыкновенное уменье в минуту неизбежной гибели пользоваться самыми ничтожными средствами и случаями и с помощью их, в глазах своего грозного преследователя, извернуться, обмануть, проскользнуть, как ртуть, между пальцами и исчезнуть, как дым от ветра, – вот качества этого проворного и увертливого зверька, которым так дорожит псовый охотник. Зато с каким одушевлением и энергией будет он рассказывать, пожалуй, ночь напролет о тех редких случаях и проделках, какие выделывала с ним Патрикевна: все моменты гоньбы и травли, все эволюции и увертки хитрого зверька будут передаваемы им с таким одушевлением и увлечением, что вам многое покажется вымыслом и едва ли вероятным делом».
Фантастическое ощущение азарта обычному охотнику словами передать трудно, а Дриянскому, на мой взгляд, это удалось. Листая его «Записки», понимаешь, что участник ловли с собаками стремится испытать себя на сообразительность и ловкость, воспринимая зверя как равного соперника. Именно поэтому приверженец псовой охоты не прибегает к ружью и даже презирает его.
Такое отношение к природе точно можно назвать особым, и хотя оно отличается от подхода, которого придерживался С. Аксаков, или от отношения, которое воспевал И. Тургенев, но происходит из того же источника – уважительного и заинтересованного взгляда на природу, который был свойственен многим писателям XIX века. Их волновало то, насколько человек ощущает себя частью природы и какое место готов в ней занимать. А если заузить мысль, то писателям было важно понять, как человек себя чувствует, приезжая в деревню, как природа (и флора, и фауна) влияет на его настроение, изменяет его образ мыслей, то есть меняет его отношение к окружающему миру.
Мы и сегодня не устаем размышлять о нашем месте в природе и об отношениях с ней, но идеи, которые были важны для ценителей псовой охоты, со временем померкли.
Смахнуть пыль, почистить – и у невзрачного, незаметного появляется блеск. Да, обычаи псовой охоты мы забыли, причем очень хорошо забыли, но ведь потому они – в соответствии с народной мудростью – и приобрели характер новизны. Поэтому ли или потому, что нам важны наши традиции, однако возрождение такого увлечения сегодня пришлось ко двору.
После знакомства с книгой Дриянского мне захотелось повторить то, что называлось псовой охотой и чему дворяне посвящали значительную часть своего свободного времени. Я стал разводить русскую борзую и устраивать охотничьи выезды, которые, по моим впечатлениям, напоминают описанное Дриянским. Следуя логике псовой охоты почти во всем, мы тем не менее, поймав лисицу, отпускаем ее на волю. Так что охота стала больше спортивным, чем промысловым занятием.
И оказалось, что у этого вида досуга немало поклонников. Людей захватывает борьба со зверем и покоряет дружба с верными помощниками – собаками и лошадьми. В справедливости этого утверждения вполне могут убедить многочисленные выставки охотничьих собак и конные соревнования, проводимые в различных регионах страны. А если вспомнить, что сегодня также популярны, например, соревнования по ловле рыбы, не подсадной в зарыбленных озерах, а дикой в реках, то становится ясно, что в общественном сознании произошла перемена. Несмотря на интенсивную урбанизацию, людям хочется быть в контакте с природой: не просто отдыхать на лужайке или в лесу, но взаимодействовать с ней. Надо ли говорить, что такой подход предполагает ответственное отношение к природе? Человек, который регулярно проводит время в поле, в лесу, в горах, становится экологически просвещенным, а значит, не оставит мусор там, где отдыхал в одиночестве или с семьей. Эту мысль я смело могу распространить и на тех людей, чей интерес к природе выражается не привычным для общества (ученые или защитники экосистем), а своеобразным способом: я имею в виду тех самых охотников.
Охота, воссозданная, исторически достоверная, оказалась одним из ручейков, по которым потекла народная память. Очевидно, что в обществе проснулся интерес к национальным традициям, приятно, что проявляться он стал разнообразнее. Мы привыкли к тому, что люди интересуются историей, реконструируют события прошлого, возрождают национальный костюм, сохраняют старинные игры, играют на старинных инструментах и поют народные песни. Теперь же распространенный набор занятий пополнился охотой, в том числе псовой, которую нередко воспроизводят в костюмированном виде. А ведь наверняка есть восстановленные традиции, о которых мне не доводилось слышать, но которые составляют важную часть жизни обитателей того или иного края. Разумеется, таких очагов национальной культуры должно быть больше, а сами традиции следовало бы сделать интересными не только для взрослых, но и для молодежи. Мы можем спорить о том, на каком языке говорить с современными подростками, но задачу передать им накопленный исторический опыт нам все равно необходимо выполнить. И когда мне доводится узнать, что те же фольклорные ансамбли пополняются молодыми людьми, во мне с новой силой вспыхивает надежда на то, что культурный код нашей нации (в этом случае – через песню) будет сохранен для следующих поколений.
Видимо, те, кто снова и снова переиздает роман Егора Дриянского, вносят свою лепту в дело сохранения традиций и опыта. По «Запискам мелкотравчатого» можно учиться охотиться, а можно проследить, насколько изменился русский язык и национальный характер. Ведь Дриянский замечательно описывает своих персонажей, среди которых легко узнать собственных знакомых – людей благородных или подлых, скромных или высокомерных, радушных или завистливых. При этом стоит упомянуть, что автор не высмеивает недостатки персонажей, а предлагает читателю воспринимать героев такими, какие они есть, или даже пересмотреть собственное отношение к тому, что считается «недостатком». К примеру, писатель выводит в книге ловчего Феопена, который был, казалось, необычайно медлительным, однако исполнял свое дело так, что поражал даже бывалых охотников. Иностранцы считали, что русские крестьяне крайне ленивы, на деле же сельчане попросту основательно и серьезно подходили к процессу, а в момент, когда начиналась охота, превращались из «тугодумов» в сообразительных и сметливых ловцов. Для меня это – исконная русская черта, которую мы со временем, кажется, частично утратили (по крайней мере в части основательности). Хотя в том, что касается сообразительности и изобретательности, мы по-прежнему сохраняем черты своих прадедов. Мы были и остаемся народом-«левшой», который умеет изобрести нечто новое, но не способен реализовать и коммерциализировать свою идею. Так что молодому поколению очень важно, научившись этому, добавить недостающий «элемент» в ментальность нашего народа.
Описания крестьян, наблюдения за бытом деревенских жителей, конечно, роднят книгу Дриянского с «Записками охотника». Как и Тургенев, Дриянский делится впечатлениями городского человека, приехавшего в деревню, однако его язык отличается от языка автора «Стихотворений в прозе». В «Записках мелкотравчатого» немало сугубо охотничьих слов («борзятник», «помкнуть»), но они скорее будят любопытство, чем отталкивают от книги. И к тому же все эти словечки вплетены в прекрасную словесную ткань, которая понятна и легко воспринимается. А это имеет особую ценность, когда речь идет о тексте, написанном более ста пятидесяти лет назад.
Приятно, что история литературы преподносит нам подобные сюрпризы, открывая писателей и произведения, о существовании которых мы и не подозревали, зато, соприкоснувшись, непременно удивились. «Записки мелкотравчатого» стали для меня глотком свежего воздуха в череде официальных документов и многочисленных командировок, а кроме того, открыли новый мир – познакомили с псовой охотой, благодаря которой я сумел оценить русских борзых – поразительно подвижных, энергичных и, пожалуй, самых быстрых собак на Земле.
Возможно, читателю, незнакомому с книгой, тоже стоит заглянуть в нее? Его открытия, вероятно, будут иными, но они – я не сомневаюсь – будут.
Материалы подготовила Анна САМУСЕНКО