(Александр Чанцев. Когда рыбы встречают птиц)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2015
Анастасия Башкатова родилась и живет в Москве. Кандидат филологических наук. Печатается в «Независимой газете» и «Октябре». Лауреат премии «Вызов – XXI век» (2010), премии журнала «Октябрь» (2011), финалист международной премии Citi Journalistic Excellence Award (2015).
АЛЕКСАНДР ЧАНЦЕВ. КОГДА РЫБЫ ВСТРЕЧАЮТ ПТИЦ: ЛЮДИ, КНИГИ, КИНО. – СПБ.: АЛЕТЕЙЯ, 2015.
Книгу Александра Чанцева держать в руках приятно. И дело не только в красивом оформлении, качественной бумаге, цветной фотографии автора на обложке. Но и в том, что, ощущая тяжесть этих почти семисот страниц, понимаешь: чтение будет долгим и интеллектуально насыщенным. Эту книгу не прочитать ни за один вечер, ни даже за месяц. Ее нужно цедить, постепенно к ней привыкая, и ждать. Ждать, когда прочитанное окончательно впитается и захочется еще. Эту книгу можно взять с собой на необитаемый остров: проблема с собеседником будет решена.
«Когда рыбы встречают птиц» – сборник критических работ Александра Чанцева*, выходивших с 2009-го по 2014 год в «Новом литературном обозрении», «Неприкосновенном запасе», «Новом мире», «Октябре», «Частном корреспонденте», «Лиterraтуре». Статьи, обзоры, эссе, рецензии, а также диалоги и полилоги, в которых Чанцев из того, кто спрашивает, нередко превращается в того, кто отвечает, или, что тоже бывает, как раз не отвечает, уходит от ответа, проскальзывая между строк.
Встречаются и окказиональные жанры – например, «уикэндовое кино»: мозаика из мимолетных впечатлений от просмотренных фильмов. Все здесь максимально лаконично, субъективно, неаргументированно. «Экранизация, близкая для меня к идеальной!» – это о «Беовульфе» Роберта Земекиса. «Если честно, безыскусно, как модель автомобиля “Жигули” ВАЗ-2108» – о «Восьмерке» Алексея Учителя. «Я, конечно, любою трэш, но…» – о «Городе грехов-2» Фрэнка Миллера и Роберта Родригеса (многоточием все сказано). И на таких высказываниях фирменный знак «от Александра Чанцева»: хотели рекомендаций – получайте и не спорьте. Эти наброски больше подходят для социальных сетей. Собственно, там они и появлялись – вот только память уже изменяет: то ли до, то ли после публикации в «Частном корреспонденте».
Однако неаргументированность – для Чанцева не правило, а исключение. Куда чаще он аналитичен, даже академичен. Того же он требует и от других критиков: «Сначала должны быть выделены механизмы, шестеренки авторского текста – только потом может начаться субъективный рассказ критика о том, каким супом тянуло в его открытое окно, когда он перелистнул первую страницу» (из интервью с Дмитрием Дейчем).
Чанцев допытывается сути. За исключением некоторых случаев он не торопится с однозначными выводами. Слова свои подкрепляет ссылками на источники, сносками с отступлениями, которых – с его-то начитанностью – у него немало. «Сделаем зарубку в памяти для будущего разговора» – такими словами начинается обширная сноска в одной из статей. К концу книги от зарубок на памяти живого места не остается, потому что к тем, что у Чанцева, добавляются свои: карандашом на полях.
Бывает, сноска в книге делается не для уточнения, а для того, чтобы озадачить неожиданным вопросом читателя. Например, в рецензии на сборник статей по семиотической демонологии «InUmbra», в котором анализируются образы дьявола и бесов в культуре, Чанцев вдруг в сноске спрашивает: «Апокриф “Хождение Богородицы по мукам” обещает грешникам-христианам “выходной” – на один день в неделю они освобождаются от адских мук. Чем, интересно, насельники ада занимаются в это время?» Вопрос, как говорится, хороший – повод для новых исследований.
Возможно, странно, рецензируя книгу, столько внимания уделять именно сноскам, но эти набранные мелким шрифтом пометки иногда занимают половину страницы. По смыслу они так же ценны, как и изобилующие ими статьи. Комментарий к тексту перерастает текст – и сразу возникает ассоциация с «Улиссом» Джойса-Хоружего (для русского издания авторство действительно двойное). Только здесь не кто-то в примечаниях расшифровывает Чанцева, а он сам себя удачно ими дополняет.
Итак, сборник поделен на четыре неравные по объему части: «Голоса», «Отзвуки книг», «Звуки музыки», «Шорох кинопленки». В первом разделе можно «послушать» беседы Чанцева, например, с Мариной Ахмедовой, Дмитрием Дейчем, Вероникой Кунгурцевой, Александром Иличевским или… – список длинный. В следующем разделе можно почитать рецензии на произведения этих и других авторов, а также статьи, балансирующие на грани между литературоведением и исповедью (например, о Данииле Андрееве и Михаиле Булгакове). В третьем – найти под настроение декадентский саундтрек. В четвертом – выбрать фильм, подходящий не столько для приятного завершения дня, сколько для сумрачной поры меж волком и собаки и соответствующих этой поре мыслей.
Правда, структура не всегда столь стройна, как задумывалось автором. Так, если в «Голосах» мы слышим действительно голоса: писателей, литературных критиков, публицистов, переводчиков, преподавателей, филологов, в том числе японистов, китаистов, арабистов, а также славистов из других стран, то, например, в «Отзвуках книг» звучат уже не только художественные, философские, научные, биографические и автобиографические книги, но и понравившиеся автору журналы, которые он обозревает и рецензирует: «Неприкосновенный запас», «Митин журнал», «Синий диван», «Логос», «Опустошитель». Это уже не «отзвуки книг», а, может, шире – эхо слова?
В «Звуках музыки» – не только музыкальная критика, эссе о музыке от классической до современной, но и рецензии на книги о композиторах, беседа с поэтом и музыкантом Сергеем Калугиным об «Оргии праведников» и многом другом (почему не в «Голосах»? – ведь в «Голосах» собеседники говорят и о музыке тоже). В «Шорохе кинопленки» среди кинорецензий и кинообзоров ютятся несколько рецензий на книги о режиссерах… Хотя скорее это придирки перфекциониста, а не повод для настоящей критики: ведь от перемены мест слагаемых сумма не меняется.
Круг интересов Чанцева широк, недаром его называют энциклопедистом (например, в предисловии). Он легко переходит от обсуждения литературы к обсуждению других видов искусств, от современных произведений к уже классическим – и это вовсе не легкомысленные кивки и смешки, не случайные реплики, повисшие в воздухе, а серьезный критический разбор, к которому, чувствуется, готовились долго и который провоцирует на столь же долгие размышления, побуждает дискутировать.
При этом Чанцев совершенно не стесняется выходить за рамки приличия: допустим, если говорить о кино, то он может отозваться и о фильмах Ханеке, и о попсовом «Шерлоке Холмсе» Гая Ричи, и об откровенном трэше. Его интересует то, что не совсем дозволено: перверсии, зависимости от чего бы то ни было, радикальный опыт человека на грани жизни и смерти, боли и наслаждения, просветления и сумасшествия, возведения самого себя в культ и самоотречения – таков, кажется, главный критерий отбора произведений для критического осмысления. Идеальный образ (уже даже не столько человек), воплотивший в себе перечисленное, – Юкио Мисима, которому посвящены и диссертация, и многие статьи Чанцева.
Не-совсем-дозволенное Чанцев не смакует, не воспевает, скорее, упоминает, анализирует, но с завидным постоянством – почти в каждом своем тексте. От страниц веет ледяным спокойствием патологоанатома, преданного своей работе. Видимо, иначе с современной культурой нельзя: чтобы препарировать ее нутро, нужны стрессоустойчивость и любопытство, которые помогут справиться со страхом и омерзением. Чувство юмора тоже не помешает (не обходится без него и у Чанцева).
«Трансгрессор» – так охарактеризовал его в предисловии писатель Андрей Бычков. «Вас не в последнюю очередь привлекают крайние ситуации, радикальные личности, вообще трансгрессивные темы», – говорит в одном интервью Чанцев Марине Ахмедовой. Говорит как будто о себе самом. Даже захотелось посчитать, сколько раз Чанцев упоминает термин «трансгрессия» и его однокоренные в своей книге: около сорока раз – кажется, довольно много для такого необщеупотребительного слова и для одной, пусть и большой, книги.
Именно о трансгрессии Чанцев пишет больше всего, преодолевая барьеры, доказывая их прозрачность и хрупкость между языками, пространствами, временами, видами искусств, разными представлениями о норме и идеале, выходя за границы тем, жанров и стилей. «Меня слишком сейчас интересуют гибридные формы», – признается Чанцев Дейчу. И это неудивительно. «Говорят же, что метисы часто красивее своих родителей разных наций», – замечает он.
Само название книги – «Когда рыбы встречают птиц» – намекает, что Чанцев будет сочетать несочетаемое и выживать в новом экспериментальном пространстве, пытаясь дышать и воздухом, и водой одновременно. Образ птиц-рыб – перевертышей он заимствовал из абсурдистского детектива «Время Бармаглота» Дмитрия Колодана. «В подводном городе рыбы плавают там, где должны были б летать птицы, а в прилив – уже в нормальном, на суше, городе! – птицы, не успевшие спастись от воды, бьются в окно, выпучив “отвислые губы”», – пересказывает Чанцев особенности сфантазированного Колоданом мира.
Как сказано в аннотации, книга Чанцева «мультимедийная, в ней сокрыто множество опций». Добавим: временами она создается буквально на глазах читателя – как будто в онлайне смотришь на окно мессенджера, и там высвечивается «ник такой-то печатает». «Посылаю вам этот вопрос из городка Кидзугава, что под Киото», – пишет японисту Евгению Штейнеру Чанцев в своем интервью с ним.
И вдруг между делом после долгих рассуждений о японистике и о том, почему ученому нужно путешествовать, Штейнер сообщает: «Я сейчас пишу из Парижа, куда приехал на конференцию, устроенную Европейской ассоциацией по изучению Японии. А из Парижа полечу в Киото – так что можем там пересечься. А коли нет – прилетайте на открытие выставки японского эротического искусства (сюнга) в Лондон. Там в начале октября будет симпозиум, приуроченный к открытию. Я перетеку туда сразу по завершении конференции в Киото».
«Спасибо за приглашение, но из-под Киото я в конце недели переберусь в Токио, а в начале октября буду на конференции в Армении…» – отвечает Чанцев. Так и хочется перебить их обоих: «Пустите меня в ваш чат!»
Вопрос о месте читателя в «чате» не праздный. «Критика фиксирует трехсторонний акт коммуникации – критика, читателя и (даже) писателя», – утверждает Чанцев в беседе с Анатолием Рясовым. Но это не констатация факта, а описание идеала. На практике же связь прервана. «Критика, если смотреть правде в лицо, сейчас мало кому нужна. Весь ее дискуссионный потенциал тратится в большинстве случаев на войну персоналий и кланов, что неинтересно» – из интервью с Дмитрием Дейчем.
И это не сиюминутное упадничество. Почти с таких же молитв за упокой четыре года назад Чанцев начинал и свой предыдущий критический сборник «Литература 2.0». То ли ремонтные работы по восстановлению коммуникации заморозили на неопределенный срок. То ли остров действительно необитаем.
_________________________
* Это не первый сборник его критических работ. В 2011 году в издательстве НЛО уже выходил сборник Чанцева «Литература 2.0: Статьи о книгах». Он был заметно тоньше. И, кстати, как минимум одна статья и уж точно не один автор, удостоившийся критического анализа, перекочевали из старого сборника в новый.