Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2014
Денис Ларионов родился и живет в Клину. Окончил Тверской медицинский
колледж. Как прозаик и поэт печатался в журнале «Воздух», альманахе «Акцент»,
сетевом альманахе «Text only»,
рецензии и критические статьи публиковались в журналах «Новое литературное
обозрение», «Новый мир», «Октябрь», на сайте «Colta.ru»..
«Органогенна нефть»
МИХАИЛ ЕРЕМИН. СТИХОТВОРЕНИЯ. КН. 5. – СПБ.: ПУШКИНСКИЙ ФОНД, 2013.
Михаил Федорович Еремин присутствует в литературе вот уже более пятидесяти лет: от первых, отталкивающихся от Хлебникова, опытов в рамках «Филологической школы» до текстов дня сегодняшнего, не потерявших ни йоты интеллектуального напряжения. В последнее время творчество Еремина стало объектом пристального внимания ведущих современных критиков: так, Илья Кукулин сопоставил подход Еремина с творчеством Эзры Паунда, обнаружив ряд принципиальных сходств и расхождений между этими авторами[1] , а Александр Житенев раскрыл творчество Еремина через категорию «поэтики словаря», которая «нацелена… на повышение смысловой мерности слова в контексте и усложнение связей в нем»[2] . И если статья Кукулина позволяет понять место Еремина относительно контекста модернистской поэзии Западной Европы, то на основании выводов, полученных Житеневым, можно обратиться к рассмотрению поэзии Еремина в теоретическом контексте эпохи.
Новую книгу мастера можно назвать своеобразным «продолжением» книг предыдущих – при том, что в ней просматриваются некоторые новые черты, которые могли появиться только здесь и сейчас. Как и ранее, Еремин искусно вплетает в поэтическую речь тематизмы из самых разных дисциплин, от антиковедения до экономики; выстраивает сложнейшие логические конструкции – преимущественно бинарные, – итожа их очищенным от коннотаций фактом. На первый взгляд может показаться, что мы имеем дело с гегелевской триадой, но совсем незначительное расхождение между элементами в текстах Еремина не позволяет назвать отношения между ними антитетическими:
Арес ли некогда подбил на брань сестру, Эрида ли,
При попустительстве отца, в раздор втянула брата…
Там же:
Мадам ли Mort, бывало, званым был герр Tod
На угощенье, тот ли по-соседски приглашал
Ее на пиршество…
И:
…но исстари доныне
(Порождена ли углеродистым железом или
Органогенна нефть.) обыкновенны сводки
О павших.
Если рассуждать прямолинейно, то месседж этого текста таков: вне зависимости от своей природы насилие всегда остается насилием. Мысль, скажем так, не нова, но благодаря тонкой инструментовке в этом стихотворении создается напряжение между культурным архивом и фактом реальности («сухим языком цифр»). Сводки о павших никоим образом не связаны с насилием, о котором мы узнаем из культурных источников: знание о специфике античного рока или классицистской драмы ни на йоту не приблизит нас к пониманию современных вооруженных конфликтов. Для поэта, дебютировавшего в середине прошлого столетия, эта ситуация – вспомним знаменитые слова Адорно – в некотором роде принципиальна. Но, в отличие от Всеволода Некрасова и Генриха Сапгира, всегда интересовавшихся немецкими «конкретными» поэтами, Михаил Еремин скорее близок итальянским герметистам с их одновременно скептическим и страстным отношением к культурному архиву, а также вниманием к нестандартным метафорическим решениям.
«Констелляция А»
ПАВЕЛ ЖАГУН. ТЫСЯЧА ПАЛЬТО. – М.: НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ, 2014.
Мне уже доводилось более-менее подробно писать о поэзии Павла Жагуна, останавливаясь на генезисе его творчества и некоторых принципах письма. Тот мой текст заканчивался на размышлениях о «Carteblanche», предыдущей книге Жагуна, как демонстрации полного отказа автора от семантической обусловленности и инерции восприятия поэтического текста[3] . Эти черты обнаруживаются и в новом сборнике, чье название напоминает о втором томе эпохального труда Жиля Делеза и Феликса Гваттари «Капитализм и шизофрения». Как и в предыдущей книге Жагуна, смысловой анализ этих текстов мало что даст – гораздо важнее оказывается сам принцип сборки поэтического текста (подобный – напоминающий и о Делезе/Гваттари – язык вполне уместен в разговоре о поэзии Жагуна, довольно часто обращающегося к технологизированному дискурсу как в стихах, так и в манифестарных текстах). При этом в новой книге эта проблематика дополнительно обнажена, например, в цикле «Липкая лента», где пропозиции не поданы единым потоком, но представлены в виде «констелляций», объединяющих три как более или менее произвольных, так и (невольно) связанных друг с другом элемента:
1. Зеленая «тойота» на постаменте
2. Три удара в литавры
3. На ветке чужая птица
(«констелляция D»)
Или:
1. Таз с водой
2. Рядом кусок мыла
3. Надпись на картонке «расширяйте горизонты бытия»
(«констелляция А»)
Думается, последняя цитата не должна смутить ни завзятого эстета, ни любителя сложных словесных построений. «Липкая лента» не только имплицирует ленту Мебиуса, но и является, в прямом значении, ловушкой для насекомых – таким образом Жагун показывает, что логический парадокс не только неразрешим и не может быть эстетизирован, но и представляет собой зону риска, без которого не состоится никакая рефлексия. Стремясь соединить «далековатые понятия», субъект (навсегда) влипает в поле значений. Что же поэт противопоставляет этому эпистемиологическому тупику? Возможно, это ситуативность письма, опору на случай, не исключающую позднейших комбинаторных операций. Именно случайность позволяет запустить «генеративную» логику письма Жагуна, имеющую, так сказать, надсубъективную природу. Впрочем, существует и полярная точка зрения на роль случайности в поэзии Жагуна: так, поэт и критик Александр Уланов считает, что «Жагун слишком полагается на случай»[4] . Любопытно, что творческие практики Жагуна и Уланова вырастают из одного, метареалистического корня, но приходят к диаметрально противоположным техникам: Жагун – к «генеративной» поэтике, Уланов – к нюансированному письму. Важно также и то, о ком вспоминают поэты, стремясь отыскать «визуальное алиби»: Уланов – о тонких модернистах Густаве Климте и Джорджии O’Кифф, а Жагун – об Иве Кляйне.
«Смотрим в наши раны как в окошко операционной»
ЕВГЕНИЯ СУСЛОВА. СВОД МАСШТАБА. – СПБ.: АЛЬМАНАХ «ТРАНСЛИТ»: СВОБОДНОЕ МАРКСИСТСКОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО, 2013.
Быть может, это не самое лучшее начало для рецензии, но необходимо признать, что говорить о текстах Евгении Сусловой очень трудно. Дело не в том, что ее стихи представляют собой некий шифр, который под силу разгадать лишь избранным (сама Суслова категорически отрицает «герметичность» собственной поэтики). Скорее дело в том, что поэтическая речь Сусловой «выплавляется» в результате пристального чтения и рефлексии над теоретическими текстами, чей методологический потенциал заведомо богаче тезауруса современного критика: в книге «Свод масштаба» мы найдем множество отсылок к биологии, кибернетике, философии, наконец. Обращаясь к концептам данных отраслей знания, Суслова не использует их метафорический потенциал для конструирования усложненной картины мира (как это было в некоторых текстах метареалистов). При этом нельзя сказать, что они используются в строгом смысле, как это могло бы быть в научной статье или трактате. Напрашивается версия о некоем гармоничном сращении поэтического и философского дискурсов в текстах Сусловой. Но это не так. Быть может, речь идет об описанном в знаменитом эссе «Век поэтов» Алена Бадью «сшивании» философии и поэзии – но уже, разумеется, за пределами века поэтов, в иных исторических и культурных обстоятельствах. Действительно, большинство текстов Сусловой препарируют «жизнь ума», но уже за пределами маллармеанской задачи «помыслить саму мысль» и известнейшего motto Рембо «я – это другой». Проблематизируя границы субъективности и процесс мышления, поэты «века поэтов» так или иначе находились в орбите картезианства. Современный поэт, являющийся внимательным читателем древнеиндийских текстов и современной философии, осознает конструктивную природу «я», «другого», а также сингулярную природу мышления.
Смотрим в наши раны как в окошко операционной:
Забвение и вспоминание движутся навстречу друг другу
С такой скоростью, что если верно то, что говорят слова,
То они разобьются.
В коренном переносе
внутренней родинкой ты обнаружен.
сердце (мысль) изрыто ростками,
в темноте сорванными.
<…>
След ([кровинка] навзрыд) сквозь колени, мера
кивком – возмещение
действия, в чьей-то умственной форме:
«я сгорел».
Важно отметить, что «Свод масштаба» вышел в книжной серии «Kraft», в рамках которой предлагаются различные способы сведения поэтического и политического. На первый взгляд (читателя толстых журналов, например), в случае Сусловой это кажется не столь очевидным: ведь есть большой соблазн прочитать эти тексты исключительно как интеллектуальные шифры, которые должны быть разгаданы. Между тем в эссе «Практика субъективации» поэт указывает, что «политическая субъективация есть не описание в тексте объектно данных конфигураций субъекта, а процесс, явленный символически, проверкой которому служит момент реальности, где востребуется точное действие»[5] . Содержание поэтического текста – зашифровано оно или нет – ничего не объясняет без фиксации «момента реальности» и в отрыве от «точного действия», что бы это ни значило.
[1]Кукулин Илья. Подрывной эпос: Эзра Паунд и Михаил Еремин // «Иностранная литература», 2013, № 12.
[2] ЖитеневАлександр. Михаил Еремин: поэтика словаря // «Новое литературное обозрение», 2013, № 113.
[3] Ларионов Денис.Принципиально свободный стих // «Воздух», 2011, №4. (http://www.litkarta.ru/projects/vozdukh/issues/2011-4/larionov-o-zhagune/)
[4] Голубкова Анна, Уланов Александр. О поэтической сложности, «стандартном языке» и очевидностях (диалог) // Цирк «Олимп»+TV, 2013, № 10 (43).
[5]Суслова Евгения. Практики субъективации // «Новое литературное обозрение», 2014, № 124.