сцены из пьесы
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 6, 2014
Саша Денисова родилась в Киеве, живет в Москве. Прозаик, драматург. Окончила
филологический факультет Киевского государственного университета им. Т.Г.
Шевченко. По ее пьесам поставлены спектакли в Театре.doc,
Московском Академическом театре им. Маяковского, Центре драматургии и режиссуры
имени Казанцева и Рощина, Центре им. Мейерхольда. Автор проекта «Зажги мой
огонь» в Театре.doc, ставшего лауреатом премии «Золотая маска» в номинации «Эксперимент»
(2012). Заместитель художественного руководителя Театра им. Маяковского.
Действующие лица
Бьянка Висконти,наследница трона Милана, 16 лет.
Герцог Филиппо Мария Висконти,правящий герцог Милана, 50 лет.
Герцогиня Беатриче,законная, но нелюбимая жена герцога, 38 лет.
Аньез,незаконная, но любимая жена герцога, мать Бьянки, 36 лет.
Доктор Дечембрио, придворный маг, алхимик и медик герцога, 38 лет.
Художник Бонифаччо Бембо, придворный художник, 30 лет.
Брат Джироламо, придворный священник, 30 лет.
Перпетуйя, фрейлина Бьянки, 20 лет.
Сфорца Франческо, кондотьер, 36 лет.
Никколо-малыш, сын герцогини Беатриче от первого брака, кондотьер, 23 года.
Призраки, стража, слуги, народ, ворон.
1441 год. Италия раздроблена на множество мелких феодальных государств. Чтобы сохранить независимость и имущество, города-государства должны нанимать свободные армии – «отряды удачи», состоявшие из наемников. Наемники заключают с городами договор – «кондотту», и поэтому их называют кондотьерами.
Пролог
Родовой замок герцогов Висконти, Порта Джовиа. Это миланский Кремль с характерными зубчатыми стенами и резными башнями (позже архитекторы миланской школы построят и московский Кремль).
Ночь. За столом сидят призраки замка Висконти – сожженная ведьма, рыцарь, разрубленный пополам, паж, заледеневший в холодной комнате, вероломно убитый король и другие, – делать им нечего. Скучно. От нечего делать они начинают думать, чем бы заняться – не сыграть ли в карты. Играют. Играют все более азартно, шуршат карты. Вдруг мальчик-паж жестами умоляет их остановиться, прислушиваясь к какому-то звуку, может быть еще не вполне различимому. Звук повторяется, это крик ворона. Призраки плевать хотели на ворона и продолжают игру. Мальчик умоляет прекратить игру. Ворон каркает все чаще. Слышны шаги, шаги, надо сказать, зловещие, они приближаются, и призраки приходят в замешательство. Они гасят свечи и расходятся, оставляя карты на столе, растворяются в коридорах замка. Они уходят, но все еще слышно шуршание карт.
Сцена первая,
в которой доктор Дечембрио и художник Бонифаччо делают карты волшебными
В алхимической лаборатории доктор Дечембрио, придворный маг, астролог и медик герцога Висконти, возится с тиглями и колбами: он занят алхимической трансмутацией – процессом возгонки чего-то одного во что-то совершенно другое. Наконец смотрит на сосуды с жидкостью необычайного цвета. Художник Бонифаччо записывает рецепт изобретенного, ловя каждое слово своего благодетеля и задавая, как ему кажется, разумные вопросы.
Доктор (берет тигель с жидкостью, из которого идет пар, говорит торжественно). Лапис философорум, Деус трестрис сальватор, Филиус Макрокосми! (Молчит.)
Бонифаччо благоговейно молчит тоже.
Посвященный! Тебе оставляю мое тайное знание! Для изготовления Великого эликсира возьми опилки электрума, раствори в желудке страуса, рожденного в земле. Усиль едкостью орла. Затем, когда электрум будет поглощен и станет прозрачным и похожим на амбру, не забудь привести его в летучее состояние. Затем, умертвив электрум, положишь его в философское яйцо: пока он сам собой не сделается цвета головы ворона. Голова ворона сменится хвостом павлина, затем – перьями лебедя! Затем появится красный цвет, цвет огня. И уж затем этот огонь превратится сам собою в философскую воду.
Бонифаччо (робко). Один у меня вопрос: где брать страуса?
Доктор (останавливается). Какого страуса, Бонифаччо?
Бонифаччо. Лебедя я, допустим, подманю на хлеб. Орла там силками. Ворона вообще легко поймаю. Уж сколько я их изловил для хозяина. Но страуса… Я и не видал его никогда.
Доктор. Бонифаччо! При чем тут страус!
Бонифаччо. Ну вы вот диктовали: надо поймать страуса!
Доктор. Когда?
Бонифаччо. Да только что!
Доктор. Ты совсем идиот?
Бонифаччо. Ну что вы сразу ругаетесь, сударь мой!
Доктор. Этот страус – не страус! А специальное обозначение тайного. Это же тайное знание! И язык, стало быть, тайный! Понимаешь?
Бонифаччо. Не очень.
Доктор. Я иногда думаю, вот послал Бог мне собеседника за грехи мои! Господи! Солнце и Луна – это на самом деле не Солнце и Луна, дубина, а золото и серебро, металлы. А лев и орел (показывает льва и орла жестами) – это не лев и орел, не то, что ты думаешь! А кислоты, наводящие порчу на металлы! Для сохранения тайны! Понимаешь?
Бонифаччо (с недоумением). Да. А страуса где брать?
Доктор. А страус – это не страус, а кислота, балда! В которой все растворяется как лед в воде, а названо так, потому что желудок страуса все переваривает!
Бонифаччо. Теперь понял. (Пока доктор Дечембрио возится с камнем, Бонифаччо думает, что бы еще спросить, поумнее.) А я думал, что философский камень твердый.
Доктор. Что ты мог думать, коль не видал его ни разу?
Бонифаччо. Я где-то слышал.
Доктор. Это всё враги мои, эти шарлатаны, медики из школы Галена. У них и камень – камень. И страус – страус. С одной стороны эти идиоты, с другой инквизиция…
Бонифаччо. Эх, сударь, говорили бы вы потише…
Доктор. Брат этот чертов, которому везде чудятся гомункулусы!
Бонифаччо. Эти человечки? Как у вас в той колбе под линзой…
Доктор. Так…
Бонифаччо. Я одним глазком…
Доктор. Бонифаччо, дубина ты этакая, если ты хоть кому-нибудь хоть слово…
Бонифаччо. Что вы, сударь, я могила…
Доктор (выпрямляясь, с гордостью). И без того невежественные люди распространяют молву, что я оживляю мертвых, показываю будущее в хрустальном шаре, чародейством способствую успеху армии, а также по мелочи – врежу посевам, порчу монастырское вино и пускаю колбасы летать по воздуху.
Бонифаччо. Когда вам, сударь, колбасы пускать. Вы же постоянно над пузырьками. Выводите там кого-то…
Доктор дает ему подзатыльник.
То есть я хотел сказать: варите лекарства для добрых христиан!
Доктор. Вот именно. Сегодня, между прочим, я сварил симпатическую мазь от подагры для нашей светлости!
Бонифаччо. Опять будете на мне пробовать?
Доктор. Ты должен быть счастлив, что служишь науке!
Бонифаччо (с сомнением). Я счастлив, сударь. Но я скромный художник, мне не дано познать священные тайны!
Доктор. Учись, болван, и будет тебе все дано.
Бонифаччо. А философский камень, он ведь обращает неблагородные металлы в золото?
Доктор (сердясь). И снова глупость. Как часто приходится слышать мне бредни о неодолимом могуществе магии, о знаменитом философском камне, одним прикосновением которого можно, подобно Мидасу, превращать все в золото!
Бонифаччо. Зачем же он нужен?
Доктор. Философский камень, дубина, – это лишь способ проникать в сокровенные тайны Природы! Лечит болезни. Одушевляет материю. Подобно Христу!
Бонифаччо (крестится). Иисус святой Бог, спаси меня!
Доктор (сердясь). Что ты крестишься на меня!
Бонифаччо. Я автоматически, сударь.
Доктор. Господи, вразуми этого художника! Он и разрезанной лягушки боится!
Бонифаччо (гордо). Хочу доложить вам, сударь мой, что мои опыты с летучими мышами весьма успешны!
Доктор. Вот и молодец! И пора от мышей переходить к людям!
Бонифаччо (мечтательно). Да… Брат Джироламо обещал мне дать расписать капеллу библейскими сюжетами.
Доктор. Чертов брат… Заманивает…
Бонифаччо (с опаской). Тише, сударь! Я придумал, что хорошо бы капеллу и на потолке расписать убедительными картинами Страшного суда.
Доктор. Ну разве что убедительными.
Бонифаччо. Хотелось бы сравниться с несравненным Джотто и его капеллой Скровеньи в Падуе.
Доктор. Тьфу, Джотто! У Джотто твоего люди тощие, бледные. Как ты рисуешь человека? Ноги тонкие, голова большая, тело лишено всяческих пропорций. Тебе надо ходить со мной в мертвецкую и рисовать мышцы с казненных. Тех, что с содранной кожей.
Бонифаччо (крестится). Синьор, можно я пока на мышах…
Доктор. Эх, Бонифаччо. Вот если б был такой художник, чтобы понимал и в тайнах тела, и в механизмах…
Бонифаччо. Где ж такого сыскать?
Доктор. А ты рисуй. С натуры. Мышей, кузнечиков. Женщин.
Бонифаччо. Так отказываются синьоры.
Доктор. Даже Перпетуйя? Никогда никому не отказывала…
Бонифаччо. Так я покамест с себя рисую…
Доктор с сомнением смотрит на художника.
Ну да. Я поставлю зеркало и, ежели представить без бороды…
Доктор (неуверенно). Ну ежели без бороды… Бонифаччо, мы входим в новую эпоху, нужно познавать мир. Одним крестным знамением уже не обойдешься.
Бонифаччо. Эх, сударь, говорили бы вы потише. Вечно я за вас беспокоюсь.
Прислушиваются, посматривая на дверь.
Доктор (громко). А вообще, что я говорю! Все в руках Господа, Бонифаччо!
Бонифаччо (тоже громко). А пойдемте завтра пораньше к заутрене, сударь! Помолимся за нашу святую Мать Церковь!
Доктор. Непременно, Бонифаччо, а давай-ка с тобой и прямо сейчас помолимся – для славной работы!
Начинают бубнить молитву, сами уходят в тайную комнатку внутри лаборатории. Доктор Дечембрио захватывает тигель с философской водой. В комнатке довольно тесно и видны неприятные силуэты существ в колбах.
Доктор (тихо). Ну и где карты?
Бонифаччо. Сделал все, как вы велели, сударь.
Доктор. Давай сюда.
Бонифаччо (достает карты). А они и впрямь могут предсказывать будущее?
Доктор. Смогут-смогут. Когда мы пропитаем их эликсиром философорум.
Бонифаччо не дает, медлит.
Так. Что такое?
Бонифаччо. Но не пострадают ли краски? Золото, гравировка…
Доктор. Не пострадает ничего. Веруй – и золото земное станет золотом небесным.
Бонифаччо (недоверчиво, ему жалко только что нарисованных карт). А что скажет синьор Висконти?
Доктор. Да синьор нам спасибо скажет!Ты что, синьора не знаешь?
Бонифаччо (подумав). Это да.
Доктор. Чтобы карты говорили верно, нам только нужна чистая душа. Свежая и непорочная, чистая и сияющая, как звезда…
Бонифаччо (мечтательно). Бьянка…
Доктор. Мы подарим их Бьянке на обручение с Никколо.
Бонифаччо (с грустью). То есть герцог отдает Бьянку синьору Никколо?
Доктор. Ну не за тебя же ее отдавать?
Бонифаччовздыхает.
Хотя что тот слабоумный, что этот…
Бонифаччо. А как же, магистр мой, изволит будущее говорить нам через синьору Бьянку?
Доктор. Человек – мера всех вещей. Без Бьянки формула не работает. Плюс Бьянка – живой, подвижный ум. Бери кисть и за работу!
Бонифаччо. О Бьянка, Бьянка!
Доктор. Да-да. Бьянка-Бьянка.
Бонифаччо. О Бьянка, Бьянка…
Из укрытия выходит подслушивавший брат Джироламо.
Брат Джироламо. Еретики опять что-то задумали! Господи, помоги мне предотвратить дьявольские происки!
Сцена вторая,
в которой Бьянка идет по коридору, а также ей дарят карты
Бьянка идет по коридору. Она со свечой и книгой. Подойдя к опочивальне матери, стучит в дверь.
Аньез (из-за двери). Кто там?
Бьянка. Я.
Аньез. Что случилось?
Бьянка. Свечи кончились.
Аньез открывает дверь. Бьянка, не очень обращая внимания на мать, читает. Бьянка садится, продолжает читать.Аньез недовольна этим ребенком.
Аньез. На тебе свечи. Хотя зачем я тебе даю! Ты только глаза портишь!
Молчат. Бьянка читает запоем.
Завтра твоя помолвка. С Никколо.
Бьянка (перелистывая). Ну и помолвимся.
Аньез. Я смотрю, не очень ты и рада.
Бьянка. А чему тут радоваться? Это то же самое, что выйти замуж за стул.
Аньез. Зато он тебя обожает.
Бьянка (пожимает плечами).Все равно больше никого нет. В замок-то чужих не пускают.
Аньез. А сколько девушек в наше время вообще не выходят замуж?
Бьянка (флегматично, не отрываясь от чтения). Ну и прекрасно! Можно спокойно читать.
Аньез. Никколо, конечно, книг не читает…
Бьянка. Скорее какая-нибудь книга прочтет Никколо.
Аньез (размышляя). Папе приходится пойти на это обручение. Потому что кто защитит Милан в случае осады?
Бьянка (с тоской). Сбегу я… Мама, я же нигде не была – ни в Венеции, ни в Флоренции!
Аньез. Во…
Бьянка. Что «во»?
Аньез. Во Флоренции.
Бьянка. Ну во.
Аньез. Но замок в осаде!
Бьянка (захлопывая книжку). Сколько я себя помню, замок в осаде. Поедем весной в Париж – замок в осаде. Поедем летом на море – замок в осаде!
Аньез (обижается на претензии дочери). Да! У нас с папой не было возможности вывозить тебя. Воспитывали как могли.
Бьянка. Ну мам… (Обнимает ее.)
Аньез. Между прочим, ты одета-обута и имеешь собственного живописца, за это папе надо спасибо сказать!
Бьянка. Ну спасибо!
Аньез. Ты хочешь быть герцогиней Милана? Или ты хочешь, чтобы власть получила герцогиня, а нас с дядей выкинули?
Бьянка. Но ради этого выходить за ее сына! Зачем вообще нужны мужчины?
Аньез (поджав губы). Ну конечно, вот придет к тебе настоящая любовь…
Бьянка. Да какая любовь…
Аньез. Спроси свою Перпетуйю. Та никогда никому не отказывает.
Бьянка. Она, может, взбалмошная, но добрая.
Аньез. Добрая, да не в том смысле. Если бы герцог не любил меня так сильно, это добро уже не вылезало из его постели.
Бьянка. Мама, фу!
Аньез. Что «фу»! Жизнь!
В комнату стучат.
Кто там?
Доктор (загадочно). Лапис философорум. Деус трестрис сальватор…
Аньез (вслушиваясь). Дядя твой. (Отпирает.)
Бьянка даже откладывает книгу и вскакивает навстречу дяде. Входят доктор Дечембрио и Бонифаччо. Очень торжественно несут карты, накрытые платком.
Доктор. Ты не дослушала пароль. Там еще Филиус макрокосми.
Аньез (строго, она с детства терпит придурь брата). Что это?
Доктор. Это наша судьба, сестра. Скрижали будущего.
Аньез. Выражайся яснее.
Доктор Дечембрио и Бонифаччо показывают женщинам карты. Карты эти большие, они покрыты тонкими пластинами чистого золота и серебра, на них видна филигранная гравировка, каждую карту Бонифаччо рисовал вручную на специальной бумаге, потом клеил и раскрашивал в яркие цвета, так что небо на карте напоминало голубое небо Милана в солнечный день. После нанесения красок Бонифаччопокрыл карты лаком, чтобы цвета не выгорали на солнце и не стирались от прикосновений. Поэтому кажется, будто свет заливает комнату, когда они открывают карты.
Бьянка. Что это?
Бонифаччо. Это карты, я нарисовал их и назвал карты Таро.
Бьянка. «Таро»? А что это значит?
Все молчат.
Доктор (смотрит на задумавшегося друга). Мда. А ничего не значит! Он пока не придумал. Ну, Бонифаччо, приступай!
Бонифаччо (тоном лектора). Карты, как известно, привезены еще из первых Крестовых походов рыцарями-храмовниками, и первые игры переняты от лукавых сарацинов. Так я добавил к уже имеющимся картам с мастями – пики, жезлы, чаши и пентакли – двадцать две карты, где в живописной манере предстают все члены семьи Висконти. (Показывает по одной карте.) Карта «Дурак» – это шут, безумец со странным поведением, означающим, что знание может приходить не от ума, а со стороны чувств, это, с вашего позволения, я. «Маг» – ваш дядя, воплощение логического разума, кормчего нашего тела. «Луна» – мама ваша, которая, как Луна, всегда на горизонте герцога нашего и любит рассказывать чудесные истории на ночь. «Император» – ваш батюшка и наш герцог, воплощение стабильности и порядка. «Императрица» – герцогиня, ваша мачеха, женщина с птицей, означающей власть королевскую, уже и не женщина вовсе, а уподобление божественной власти на земле. «Отшельник» – пилигрим божий с песочными часами, символом тщеты, наш священник, брат Джироламо. Это «Солнце», его светлость Никколо в образе бога Аполлона, стрелами своими разгоняющий армии врагов вокруг Милана… А это карта «Сила», иными словами «Сфорца» – означает известного кондотьера Сфорца – в образе Геракла, повергающего льва.
Бьянка и Аньез (вместе).Сфорца?!
Доктор (давая подзатыльник Бонифаччо).Сфорца…. Дубина ты, Бонифаччо! Сфорца здесь зачем? Это ж враг!
Бонифаччо. Так я когда рисовал, он был не враг, а друг! Его тогда герцог нанимал ввести войска в Венецию!
Доктор. И впрямь… Было дело. Дамы, не станем винить Бонифаччо. Политика так переменчива.
Бонифаччо. А что вы, сударь, сразу ругаетесь. Где ж нам уследить за переменами вашими. Вот извольте. Здесь еще ряд фигур, которые ваш дядюшка назвал «Триумфами», или «Высшими Арканами», говоря тайным языком магии. Спешу объяснить: я вслед за Петраркой и его несравненной иллюстрированной поэмой «Триумфы» также начертал ряд чудесных аллегорических фигур, означающих победы и крушения человеческого духа. (Продолжает показывать карты.) Это «Умеренность», «Мир», «Колесница судьбы», «Смерть», «Дьявол», «Вавилонская башня», «Страшный суд»…
Бьянка. А где же я?
Бонифаччо (суетясь). Вы – «Звезда». Я еще недостаточно овладел искусством передавать живость человеческого лица!
Доктор. Да, Бонифаччопока что женщин рисует с себя… Ну ежели представить без бороды…
Все смотрят на Бонифаччо.
Аньез. Ну ежели без бороды…
Доктор дает Бьянке книгу «О свойствах карт», написанную собственноручно. Слышен крик в другой части замка.
Бонифаччо. Его светлость…
Доктор. Случилось что-то!
Аньез, Бонифаччо и доктор Дечембрио убегают. Бьянка остается одна, с картами и книгой.
Бьянка. Эй!А работает оно как?
Сцена третья,
в которой герцог Висконти, а если по-домашнему, то Папа Филиппо Мария, а если еще короче, то Папа, видит во сне льва
Папа Филиппо Мария сидит в колпаке у себя в спальне и кричит в темноте. Наконец нащупывает свечу и продолжает кричать. За дверью беспокоятся слуги и стража: Папа боится спать без охраны.
Папа. А-А-А-А! А-А-А! А! А-А-А! (Сидит некоторое время один, иногда покрикивает.) А-а-а. А-а-а. Это ж надо такое! Всемогущий Господь, помилуй меня! Святой Иероним, отрази от меня дьявольское наваждение!
Вбегают доктор Дечембрио, художник Бонифаччо, Аньез. Аньез обнимает страдальца. Художник топчется.
Доктор. Что, ваша светлость?
Папа. Опять!
Аньез (с укором доктору). Я же просила, чтобы ты давал ему снотворное.
Доктор. Я давал.
Папа. Мне снился лев.
Доктор. Все ясно. Это Венеция. Венеция нападет на Милан.
Папа. Я чувствовал. Это конец. Конец династии Висконти.
Доктор. Не первый раз. И не из такого выкручивались.
Папа. А если это все-таки не Венеция? У венецианцев лев с крыльями. А этот был без.
Доктор. Вообще лев – хороший знак. Самое сильное из животных, само пришло и не кусало… Не кусало?
Папа (подумав). Не кусало.
Доктор. Потому что вот если взять мышь – как ни странно, мелочь, а к опасности. Особенно ежели грызет. Мыши погрызли золото на Капитолии, поэтому мышь – к опустошению казны. Саранча – к нашествию армий.
Папа. А лев?
Доктор. А лев – к победе.
Папа. А ветвь?
Доктор. Какая ветвь?
Папа. У него в зубах была ветвь!
Доктор. Какая? Это важно.
Папа. По-моему, это была ветвь оливы…
Доктор шуршит своим справочником «О свойствах всего», написанным собственноручно.
Доктор. Олива, олива… Это южные области… А дуб – северные.
Папа. Хотя… я могу ошибаться. Мне кажется, это была не олива.
Доктор. Ваша светлость, сконцентрируйтесь. Это важно. Какая ветвь?
Папа. Это было какое-то плодовое дерево… Абрикос? Нет. Груша? Слива. Да, слива…
Доктор (бормочет). Слива. Слива… И если уже на то пошло, сушеная слива хорошо послабляет желудок. Она полезна при горячей натуре и вредна старикам. После нее следует пожевать ладана, чтобы закрепить желудок. Помогает при горячей натуре и всех видах желтожелчных лихорадок…
Папа. Доктор!
Доктор. Да, простите. Я отвлекся.
Папа (медля). Мне кажется, это была не слива. А айва!
Доктор. Так. Айва… (Ищет в справочнике. Бормочет.) Пион, чистотел, горечавка, ясенец, вербена – к нашествию злых духов. Лавровое дерево, кедр, пальма, ясень, плющ – к отравлению ядами. Базилик – к убиению молнией…
Папа (крестится). Спаси меня, святой Иисус.
Доктор. Далее… мята, мастика, цитварь, шафран, древовидный алоэ, гвоздика, корица, аир, перец и сладкий майоран – к процветанию и победам.
Папа. Но что же значит айва…
Все думают над айвой. Доктор ищет в справочнике.
Доктор. Айвы нет.
Папа. А ты найди!
Доктор ищет.
Папа (вдруг, мечтательно). Варенье из айвы вкусное.
Доктор. Ваша мама, царство ей небесное, прекрасное варенье варила.
Папа. Герцогиня варила кое-что и покрепче! Не один крепкий сон на ее совести.
Бонифаччо (воодушевленно). Редкой красоты была женщина… С нее бы Мадонну писать.
Папа. У нее был зоб, Бонифаччо!
Бонифаччо. А все же… Если найти ракурс…
Папа (задумавшись). Аньез, сосуд души моей, а сны к нам приходят от Бога или от сатаны?
Аньез. Нет однозначного ответа, синьор. Для святого Иеронима и святого Августина сон нечист, а вот у Григория Великого и Исидора Севильского… Нет, тоже от дьявола, и простой христианин должен старательно остерегаться подобных видений, потому что может стать близок адскому миру…
Папа. А как же остерегаться? Они же приходят мучить меня!
Аньез. Но если вы, подобно святому Антонию, сопротивляетесь видениям, вы сражаетесь за святость…
Папа. Это правда. Аньез, я очень сопротивляюсь! Я бы даже и не спал, чтоб не видеть их, этих снов проклятых.
Аньез. Брат даст снотворных капель, и все будет хорошо.
Папа (меняясь, тихо). Его капли не помогают ни черта. Зачем я держу вас, дармоедов?
Доктор. Но, ваша светлость…
Папа (закипая). Нет, я спрашиваю, за что я кормлю и пою вас?..
Художник. Ваша светлость, лично я скоро распишу капеллу убедительными сценами Страшного суда…
Папа. К черту капеллу! К чему снится лев с айвой?
Аньез. Они подумают и утром скажут.
Доктор (понимая, что нависла угроза). Надо поискать в древних манускриптах…
Папа. Утром сразу ко мне! С айвой! На заутрене!
Сцена четвертая,
во время которой Бьянка получает первое предсказание
Бьянка – вундеркинд, быстро пролистывая книгу, она понимает, к чему дядя написал столько букв.
Бьянка. Все ясно мне. Мне в книгах все ясней, чем в людях, хотя я мало видела людей. Вот только этих, что на картах, – с колыбели до сих пор, и то от некоторых уже тошнит. Сейчас попробую погадать, пусть говорят, что это грех, но кто из нас не гадал? Стучит немного сердце, вдруг дядина игрушка вовсе не игрушка, у меня в руках моя судьба? (Раскладывает пасьянс.)
Карты вдруг оживают. Они выглядят реально, фантастично. Карты окружают Бьянкуи начинают говорить. Все это несколько неожиданно. Пахнет волшебством. Раздается шуршание карт, кричит ворон, хлопают двери, по замку гуляет сквозняк.
Голос
Бьянка! Бьянка!
Ты хочешь знать свою судьбу,
Ну что ж, молчи и слушай,
Нам это под силу.
Живи, играй, люби и балуйся, дитя,
Пока не наступил твой срок:
Когда-нибудь ты станешь королевой
И муж монархом будет, каких не знал
Пока что этот замок.
Любима будешь, будут дети, богатство, художники,
искусства, слава.
Но это все случится лишь тогда,
Когда ты выйдешь замуж –
А до того умрут твои отец и мать
И дядя.
Следи за знаками, дитя,
И вот тебе залог, что правду карты говорят:
Начнет все исполняться,
Когда влетит в чертог, пылая, шар,
Когда на герб залезет лев с айвой,
Когда придет пирог.
Бьянка. Нет! Нет! (Перемешивает карты, свет от карт гаснет. Они исчезают.) Что это было? Карты говорили? Нет, не может быть! Вот они лежат – бумага бумагой. Но что если это правда? Шар. Лев. Пирог. Но главное – когда я выйду замуж, все умрут… Вот злая вещь – судьба. Должна я выбирать? Над чем мы властны, если небо решает все за нас? И что могу я, если надо мной рок? Если бы мне сказали, что я сама сгорю до срока от злой болезни – скорей бы, я смирилась. Отцвел цветок – и бог с ним. Но мама, папа, дядя – должны сгореть на костре моего счастья. Нет, никак мне нельзя замуж. Пусть буду я несчастна, но добра. Но что же выдумать, чтоб замуж не идти?
Сцена пятая,
в которой уточняются детали жития святой Агаты
Капелла. Утро. Служба. Все полусонные. Один брат Джироламо в хорошем, можно сказать, воинственном настроении. Из паствы кто-то чешется, кто-то спит, кто-то решает важные государственные дела.
Брат Джироламо. Братья и сестры! О важных вещах буду говорить с вами в этот день. Сегодня большой праздник – День святой Агаты, мученицы, отдавшей жизнь за Христа!
Все крестятся.
В этот святой для всех нас праздник я хочу говорить с вами о судьбе. Была ли судьба у мучеников Христовых? Была, скажете вы. Но так ли это? Но почему же святые учителя Церкви не хотели пользоваться словом «судьба»? Я отвечу. Вы скажете мне, что и светила небесные движимы Господом? Да, это так, братья и сестры. Так, да не так! Ибо почему же блаженный Августин говорит: «Ежели кто-нибудь захочет приводить в зависимость от судьбы дела человеческие, то да прикусит он язык свой!»
Папа (шепотом). Доктор, узнали, что значит лев с айвой?
Доктор (шепотом). Да, ваша светлость.
Папа. И что?
Доктор. Это э-э-э… м-м-м…
Папа. И?
Доктор. Думаю, это к свадьбе.
Папа. К чьей?
Брат Джироламо. Что стоит за властью так называемой судьбы, о которой твердят астрологи? Направляющая сила предначертанных Богом деяний? Или чародеяния ведьм и колдунов?
Все запутались, но кивают на всякий случай.
Доктор. Неясно.
Папа. Это точно?
Доктор. Неточно.
Папа. Звезды сказали?
Брат Джироламо. Вот тут некоторые считают, что звезды нам что-то говорят! Но чьим промыслом движутся звезды? Правильно, промыслом Божиим! Тогда, братья и сестры, зачем любопытством своим испытывать веру в Господа нашего, а не полагаться на великого кормчего?
Папа. Надо выдавать Бьянку за Никколо?
Доктор. Ну, э-э-э… Тут как посмотреть. Если Сатурн в Меркурии…
Брат Джироламо. Доктор Дечембрио! Я понимаю, что ваша ученость дает вам право ставить себя выше скромного служителя Церкви! Вы своими разговорами отвлекаете герцога!
Доктор. Дорогой брат, мы уточняли мученическую судьбу святой Агаты…
Брат Джироламо. Да! Она премного пострадала!
Доктор. Когда-то я составлял ее гороскоп. У нее Марс был в Сатурне. Это и послужило причиной трагедии.
Брат Джироламо. Доктор Дечембрио! Святых невозможно подвергать этим вашим гороскопам!
Папа. Не спорьте, бог с ними, со святыми!
Брат Джироламо. Кощунство его, синьор, достигает пределов. Так он еще замахнется на гороскоп Сына Божьего!
Доктор (вполголоса). А это мысль!
Брат Джироламо. Братья и сестры! Покаемся и отречемся от судьбы, навязываемой нам вещунниками и колдунами, знать нам ее не велено, ибо во всем положиться нам нужно на Господа Бога нашего! Аминь!
Сцена шестая
Обед,
во время которого влетает пылающий шар и входит Сфорца
В зал для обедов входят папа Филиппо Мария, его супруга, герцогиня Беатриче, доктор Дечембрио, брат Джироламо, Аньез и Бьянка. Садятся за стол.
Папа (доктору, бодро). Вот так проснешься, а у тебя замок в осаде! Не зря лев снился. Я же говорил, что лев – это Венеция.
Доктор. У Венеции лев с крыльями, а этот был без!
Бьянка. Так кто осадил замок на этот раз?
Папа. Сфорца!
Брат Джироламо. Антихрист во плоти!
Папа. Перекупить бы его… Но Венеция Сфорца платит так, что даже не знаю, чем…
Брат Джироламо. Сфорца – греховодник! Двадцать два ребенка! Вне брака!
Бьянка. Двадцать два?! Ого! (Переглядывается с Аньез, хохочут.)
Папа (снисходительно, женщинам). Это ж целая армия верных людей. Он посадит каждого правителем в своем городе. О, что ни говори, а Сфорца из всех кондотьеров самый умный.
Герцогиня. Хорошенькое дело! И это вы говорите о каком-то наемнике!
Аньез. Ваш покойный муж тоже был каким-то наемником!
Герцогиня. Мой бедный муж был благородным кондотьером! И погиб за Милан! И Никколо весь в него! И сейчас рискует жизнью! (Герцогиня всхлипывает, выпивает рюмочку. Рюмочку носит с собой, потому что травит всех и сама забывает, из какого бокала пьет. А пьет много…)
Аньез. Ну должен Никколо хоть чем-то заниматься.
Герцогиня. Отправлять человека на верную смерть – в день его помолвки!
Папа. Выживет – помолвим.
Герцогиня. Его погребет эта битва!
Папа. Погребет – похороним.
Бьянка. Папа, я вчера Никколо сказала, что не выйду за него замуж!
Герцогиня. Хорошенькое дело! Другая бы зубами вцепилась в такого жениха!
Бьянка. Так, может, стоит поискать другую?
Герцогиня всплакнула, собралась отравить Бьянку, взяв ее бокал, но передумала.
Папа (глядя на дочь с нежностью). Бьянка, дитя мое. Решим по итогам битвы.
Бьянка. Папа, я тут подумала, я не хочу замуж. Замуж – это вообще не мое…
Герцогиня. Хорошенькое дело…
Папа (подносит палец к губам). Тс-с! Что это?
Брат Джироламо (крестится). Это звуки кровавой битвы за град Христов, Милан…
Папа (с досадой). Да тьфу! Какой град. Это ворон, что ли?
Все вслушиваются.
Доктор. Если ворон прокаркает над кем-то, как утверждает Эпиктет, накличет беду этому человеку, его жене и даже его детям…
Папа. Ну просил же всех ворон перебить.
Доктор. Бонифаччо было приказано гонять их…
Бонифаччо. Синьоры мои! Ворон птица божья, он еще приносил святому Онуфрию пищу в пустыню во время его скитаний.
Брат Джироламо. Святому Бенедикту!
Бонифаччо крестится.
Доктор. Наука авгурия – гадание по птицам – обширнейшая и передовая область знаний… К примеру, ежели галка садится на свое гнездо, важно понять, с левой или правой стороны подлетает, взволнованна или спокойна. Две галки – к свадьбе, одна – к одинокой жизни, лебеди – к счастливой дороге, грифы – к огорчениям и грабежам, пеликан – к детям. Вот, скажем, если кто-нибудь, выходя из дома для совершения какого-либо дела, встречает птицу по левую руку – знак хороший, а если птица по правую руку показалась – жди беды…
Папа. Так он не показывается! Только каркает исподтишка!
Герцогиня. Вам показалось.
Аньез. А я слышу!
Герцогиня. А я не слышу!
Аньез. А я слышу!
Герцогиня. А я – нет!
Аньез. Раз синьор слышит, значит, и мы слышим.
Папа. Тихо.
Звук, похожий на карканье ворона. Брат Джироламо крестится. Остальные тоже.
Папа. Вот! А то делаете из меня сумасшедшего. Я помню, в тысяча четыреста двадцать первом году собака моя, обыкновенно спокойная, стала постоянно выть и на крышу дворца стали садиться и как-то необыкновенно каркать вороны. Потом слуга стал ломать прутья для камина – из них полетели искры. Огненные!
Доктор. А дерево какое было?
Папа (подумав). Пожалуй, ясень. Нет, пожалуй, береза.
Доктор задумывается над березой, у него нет ответа.
И все шло одно к одному: я вступил в брак и стали постигать меня всяческие несчастья. И вот я женился… Жена моя – как ворона, прости меня, Господи, – носит только черное…
Герцогиня вздыхает. Выпивает.
Герцогиня. Это траур по моему погибшему мужу.
Папа. Ваш муж жив. Это я!
Герцогиня (всплакнув). Простите меня, синьор, нахлынуло. Когда-то у меня был муж, который любил меня…
Папа (раздраженно). Когда-то, когда-то… С ума сойти от вас можно, сударыня. С такими настроениями вам лучше было бы в монастыре.
Аньез. Там как раз и носят все черное…
Аньез и Бьянка хохочут.
Герцогиня. Господь свидетель, как меня здесь травят… (Выпивает с горя.)
Папа (пропуская мимо ушей). А с другой стороны, однажды, когда мне было около тринадцати лет, на площади Святого Амвросия ворон схватил меня клювом за полу одежды и не хотел ее выпустить! Огромный ворон, казалось, будто он хочет предостеречь меня от чего-то…
Аньез. И что за несчастье постигло вас после, сударь?
Папа (довольно, целуя ее ручку). А никакого несчастья, сосуд души моей. Я ждал много лет, но ничего плачевного не произошло.
Все разочарованно вздыхают. Герцогиня выпивает.
Брат Джироламо. Господь отвел бесовское наваждение…
Все крестятся.
Доктор. Его светлость обладает чрезвычайно сильной волей против неблагоприятных ему обстоятельств. Казалось, он может победить все…
В комнату влетает ядро. Все с ужасом смотрят на вертящийся и дымящийся шар.
Папа (после паузы). Это что еще такое…
Бьянка (в ужасе). Пылающий шар…
Вбегает Никколо. Он в дыму и копоти битвы, падает.
Беатриче. Сынок, ты ранен?
Никколо. Мама, ваша светлость! Сфорца идет! Крепость вот-вот падет!
Входит Сфорца. Все смотрят на него и на пылающий шар.
Папа (спокойно).Ну как там?
Сфорца. Ничего. Потихоньку.
Папа. Ворон кричал или показалось?
Сфорца. Было дело. Кричал.
Папа. Вот! А то на меня смотрят как на сумасшедшего! Я же слышу – ворон. А вы присаживайтесь. Сейчас окорок подадут.
Сфорца присаживается.
Папа. И как здоровье папеньки?
Сфорца. Он умер.
Папа. Да вы что!
Сфорца. Погиб, переходя реку вброд.
Доктор. Я вам рассказывал об этом подвиге. Астрологи предупреждали Сфорца, мол, ни в коем случае не переходить реку вброд в понедельник!
Папа. Да, а что ж он в понедельник?
Доктор. Звезды говорили, в четверг. Ну в крайнем случае во вторник.
Папа. Не послушался астрологов, и на тебе.
Сфорца. Военная необходимость. Нужно было брать штурмом.
Папа. А что ж сам первым-то полез?
Сфорца. Нужно было дать пример армии.
Папа. И что армия?
Сфорца. Армия осталась стоять.
Папа. А он?
Сфорца. А он в реке. А течение бурное.
Бонифаччо. Какая трагическая картина…
Сфорца. Один паж с ним полез. Ну и паж на пони первым стал тонуть. Папа схватил его за волосы, а конь под ним на дыбы… Ну и папа в речку – и того…
Папа. И что?
Сфорца. И все. Доспехи тяжелы, сударь. Утоп довольно быстро.
Папа. И никто не полез за ним?
Сфорца. Сударь, никто не дерзнул.
Папа. Вот люди, а! Ты им все, а они!..
Сфорца. Но армия почтительно провожала его в последний путь. Еще дважды над водой мелькнули его латные рукавицы… В боевом рукопожатии. Как бы давая указание – идти и побеждать далее, чтоб армия не останавливалась…
Папа. Какой подвиг! Какая высота духа, а?
Доктор. Да, поистине храброе сердце.
Бонифаччо. Я бы запечатлел сию трагическую картину человеческого мужества… Латные рукавицы над водой…
Брат Джироламо. Вот истинная христианская добродетель. В минуту ухода в мир иной думать о ближних.
Герцогиня. Мой муж таким же был…
Сфорца. Ваш муж, сударыня, был великий кондотьер. Хоть и наш враг.
Герцогиня. Вот! Его сын Никколо – весь в него.
Никколо так и сидит в углу.
Сфорца. Атаки у Никколо слабоваты.
Никколо. У тебя людей в три раза больше!
Папа. Как думаете увековечивать память отца?
Сфорца. Заказал герб.
Папа. Похвально. Какой?
Сфорца. Лев с айвовой ветвью.
Папа, доктор и художник замолкают в изумлении.
Бьянка. Лев с айвой! (Падает в обморок.)
Аньез хлопочет над Бьянкой, все беспокоятся. Сфорца подходит и стоит над Бьянкой, присматриваясь.
Сфорца. А чем вам лев не нравится? Он, конечно, есть у венецианцев. Но у них с крыльями. А у меня будет без.
Папа. Все оставьте нас, оставьте. Все вон, вон! Бьянка пусть… Пусть лежит.
Все уходят, забирают скатерть с объедками.
Сцена шестая,
в которой устанавливается, что Бьянка больна разнообразными заболеваниями и особенно glafirumpurpurum
Сфорца смотрит на Бьянку.
Папа. Дорогой Сфорца, давай начистоту: что ты хочешь? Вот, допустим, пятьдесят тысяч флоринов. И ты с войском уходишь…
Сфорца. Ну послушайте, Висконти…
Папа. Хорошо. Сто. И пару городов в придачу. Ничего не жалко.
Сфорца. Милан. Только Милан.
Папа. Сфорца, это несерьезно.
Сфорца. Подумайте. Или я разношу все, не оставляя камня на камне.
Папа. И не жалко крепость?
Сфорца. Отстроим.
Папа. Сто пятьдесят тысяч.
Сфорца. У ворот стоит самая большая армия, которая у меня была за двадцать лет кондотты. Шутите?
Папа. А почему у тебя на гербе айва?
Сфорца. Варенье из нее вкусное.
Встает Бьянка и смотрит на Сфорца пристально.
Сфорца. Это ваша дочь?
Папа (соображая). Бьянка. Умница-красавица… Одна из лучших невест Европы, между прочим.
Сфорца. Красавица…
Папа. Вот и прекрасно. Бьянка, познакомься. Сфорца, один из лучших женихов Европы, между прочим….
Бьянка вспоминает, что ей никак нельзя замуж, падает, заваливается на Сфорца, встает, начинает хромать.
Бьянка. Ой, извините. У меня с детства одна нога короче другой.
Папа. Бьянка! Что ты говоришь? Нормальные у нее ноги!
Бьянка (поспешно). Папа меня любит, жалеет. Еще у меня горбик. Хотите пощупать?
Папа (обеспокоенно). Дитя мое, ты здорова?
Бьянка сильно горбится, показывает рукой на спину.
Сфорца. Не вижу.
Бьянка. А вы туда прямо руку просуньте. Он как нарост, небольшой, но выпуклый. Служанка уж сколько лет видит – и сразу в обморок. Только кожи не касайтесь! Ни в коем случае! У меня лишай. Обыкновенный пурпурный. Глафирум пурпурум. Страшно заразный. Служанки моют меня в перчатках. Неизлечимая вещь.
Папа. Какой лишай!
Бьянка. Пурпурный. Глафирум пурпурум.
Папа. Какой пурпурум!
Сфорца. Я о нем что-то слышал.
Бьянка. Вот! Это известное заболевание. Нет, с этим можно жить. Чешется только очень. (Начинает чесаться.) Адски чешется. До крови. По весне струпьями идет. На лицо перекидывается. Одно пятно появилось – все, назавтра уже и второе. И потом смотришь: все лицо в бурых пятнах. Иногда и с волосами…
Папа. Что она несет! Какими волосами?
Бьянка. Папа всегда относился к этому легкомысленно. Но он человек большого сердца. Говорили ему, когда родился маленький комочек – весь в пятнах, в волосах, – говорили, отдай убогую в монастырь. Нет, он оставил меня. Дал свое имя. Жалеет, наверное, когда у меня начинаются припадки падучей….
Сфорца. Еще и падучая?
Бьянка. Она, сударь. Бьюсь – иногда каждый день. Пена, все эти вещи. Лежу с палкой в зубах.
Папа. Да что же это такое! Кто-нибудь заставит замолчать это создание!
Бьянка. Папа, мой будущий муж должен знать правду, правильно?
Сфорца. Конечно!
Бьянка. В принципе, это все не так и страшно.
Сфорца. Да, довольно терпимо.
Бьянка. Если бы не одержимость…
Сфорца. О господи! (Крестится.)
Бьянка (шепотом). Ликантропия трансмутанди. Бросаюсь на добрых христиан. Ощущаю себя волком. Меня запирают в клетке. Боятся, что крестьяне забьют рогатинами. Не чую под собой земли. Рычу, ну, все эти вещи. Дядя лечит. Дядю видели? Ну вот его для того и держат. Эликсиры всякие, травы, заклинания. Иногда оно странно начинается. Сначала рычу…
Бьянка вдруг начинает ходить вокруг Сфорца и рычать. Принюхивается. Сфорца следит за ней с улыбкой.
Бьянка (вдруг). Что это за запах?
Папа. Бьянка! Это невежливо! Человек с поля боя.
Бьянка. Пахнет чем-то… Чем-то странным. Землей? Всем сразу… Костром, пеплом, порохом, железом, вином, вчерашним вином, потом, кожей, но и еще чем-то…
Папа. Оставь гостя в покое. (Сфорца.) Она у меня причудненная, но сегодня что-то вообще.
Сфорца. Да ничего-ничего.
Бьянка. Он явно чем-то пахнет.
Папа. Не мылся человек, что ты пристала.
Бьянка (с подозрением). Это что у вас, духи?
Папа. Бьянка, прекрати эти фокусы.
Бьянка. Я поняла. Он пахнет пирогом!
Папа. Каким еще пирогом?
Бьянка (горюя). Пирогом с корицей! Мама такой печет.
Папа. Не выдумывай, Бьянка!
Бьянка. О горе мне! Пришел пирог! Пирог пришел! Все сбывается! О горе мне, горе! (Уходит, рыча.)
Мужчины смотрят ей вслед.
Папа. Мда… Она всегда была причудненная. Но сегодня…
Сфорца (мечтательно). Да что вы… Она – чудо.
Папа (меняясь). Зять! Дорогой мой! Как я рад! Сегодня ночуешь у нас – решено!
Уходят. Из-под стола выползает Никколо.
Никколо (кривляясь). Зять! Дорогой мой! Ну, герцог, я этого так не оставлю. Бьянка и Милан будут моими.