Рассказ. Перевод с грузинского Нино Цитланадзе
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 2, 2014
Бесо Хведелидзе
родился в 1972 году в Тбилиси. Окончил факультет журналистики Тбилисского
государственного университета. Автор более десяти книг, лауреат премии «Саба» (2012), неоднократный лауреат национальных
литературных конкурсов.
Смену времен года в Тбилиси ничто никогда не нарушает. Осень всегда одинаковая – с листопадом и ветреными погодами… Листопад с детства твой друг, ветер же всегда треплет тебе волосы, и словно пятками чувствуешь – ты единственный на свете, кто в эту минуту по-своему шлет привет придумавшему ветер. Ветер клонит симметрично стоящие вдоль набережной деревья. Ты тяжело шагаешь по шуршащим листьям и, облокотившись на парапет, смотришь на воды грязной реки.
Грязь цвета хаки. Цвета хаки становятся и твои глаза, когда замечают стоящего возле парапета старика. Ты идешь навстречу ему, трогая ограждение и одаривая реку цвета хаки тем долгим плевком, который щедро уносит с собой секунды, минуты, месяцы, годы прожитого тобой, и ты, полностью освободившийся от прошлого, улыбаешься, словно новорожденный.
Старик поворачивает голову в твою сторону, в его затуманенных глазах белый пароход плывет и сливается с блеклым горизонтом. Старик хмуро меряет тебя взглядом и возвращается к своей удочке. Ты достаешь из кармана сигарету.
– Прикурите? – спрашиваешь ты громко.
Он глубоко вдыхает и после небольшой паузы, даже не взглянув на тебя, выдыхает ответ откуда-то из легких:
– Я больше не курю.
Ты кладешь сигарету обратно в карман. Вы оба смотрите на реку. Течение несет мусор.
– В этой реке водятся раки? – спрашиваешь ты тихим голосом и смотришь на старика.
Он рассматривает свои пальцы.
– В этой реке раки не водятся? – изменяешь ты вопрос.
В глазах старика горячая река варит пестрого фазана.
– Это у меня рак, – отвечает он спокойно.
Вы оба опять смотрите на реку. На этот раз ты достаешь из кармана губную гармошку. Старик поправляет удочку и смотрит на тебя:
– Не надо.
– Почему?
В глазах старика взволнованные команчи преследуют лося.
– Рыбу распугаешь.
Ты возвращаешь гармошку в карман. Достаешь вязаную шапочку, нахлобучиваешь ее на глаза и протягиваешь старику руку в знак прощания:
– Ну, я пойду…
В глазах старика белые журавли летят в теплые страны.
– Будь осторожен, – говорит он и протягивает тебе ладонь.
Ты приостанавливаешься:
– Осторожен?
– Так лучше, – говорит он, и в его глазах горит необъятная плантация марихуаны.
Ты срываешься с места и шумно приближаешься к старику. Именно в этот момент у тебя в ушах звенит телефонный звонок. Ты вертишь головой, но звук тебя не покидает. В глазах старика Маяковский начинает с выражением читать свои стихи, ты же слышишь звонок.
– Как это? – спрашиваешь ты упрямо.
– Вот так! – отвечает старик и двумя пальцами правой руки изображает пешехода.
– Я не понял, – пожимаешь ты плечами.
Вместо ответа старик резко разворачивается, быстро хватает тебя за воротник свитера увядшими руками, подносит белобородое лицо близко-близко, и ты видишь, что в его глазах тридцать первое декабря отсчитывает последние минуты.
Январь
приносит грусть ненаряженных деревьев, улицы, посыпанные солью, и
заснеженные мысли.
Заснеженная дорога под хруст обуви приводит тебя к желтому дому, и ты видишь костер и сидящих вокруг тепло одетых детей. Завидев тебя, они разбегаются врассыпную и скрываются с глаз. Остается только одна – девочка в белой шапочке, с железным остроконечным вертелом в руках, на который насажена зажаренная на костре крыса. Девочка виновато протягивает тебе вертел с крысой, и в ее глазах белым медведям раздают новогодние фейерверки.
– Она настоящая?
– Она была в бункере.
– В бункере ведь больше нет мусора…
– Все равно она была там, – отвечает упрямо девочка, и в ее глазах чихает темнокожий лыжник.
– Живая?
– Да.
– Мусора ведь давно уже нет, как же она там оказалась?
– Не знаю. Бегала. Выпрыгнула и хотела убежать.
– А они чего спрятались?
– Мальчики?
– Которые здесь были.
В глазах девочки беременные женщины едят шоколад.
– Им уроки надо было делать… и поздно… и еще…
– Ну да…
– И еще они тебя боятся.
– Это я знаю… А почему?
– Взрослые говорят им с тобой не общаться.
– А ты почему не убежала?
– Я… я сирота… и завтра воскресенье, – говорит девочка безмятежно, и в ее глазах сбежавшие из зоопарка обезьяны едут троллейбусом.
Ты кладешь ладонь на голову девочке. Недолго стоишь, замерев. Потом поворачиваешься и входишь в подъезд.
Февраль
приносит большие лужи, высокое давление и ношенные три месяца кальсоны.
Поднявшись по лестнице, ты останавливаешься у железной двери и трижды звонишь. Открывает ухоженная дама в красном кимоно и, увидев тебя, выкатывает глаза.
– Боже мой! – взвизгивает она, и в ее глазах планета Юпитер поворачивает движение вспять.
– Здравствуйте.
– Заходи, заходи…
– Как поживаете?
В глазах женщины у улиток-молодоженов медовый месяц.
– Где ты пропал?!
– Не знаю… Анны нету?
– Анна на аэробике. Ее не будет до вечера.
– Тогда эти цветы вам.
В глазах у женщины танцует кордебалет.
– Какой приятный запах!.. Раздевайся, раздевайся… У меня для тебя новости.
– Случилось что-нибудь?
– Давай, я повешу. Как ты поправился… Садись, чего стоишь?
– Я и так все время сижу…
В глазах у женщины больному слоновой болезнью делают прививку.
– Ты больше не работаешь?
– Я роман пишу.
– Какой роман?
– Роман.
В глазах у женщины Деды Морозы торгуют растаявшими сосульками.
– О чем?
– О Пятнице. До того как он попал к Робинзону.
– Издеваешься?
– Клянусь мамой.
В глазах у женщины архивариус читает завещание свиньи, которую заколют на Рождество.
– Не говори со мной на «вы». Что еще?
– Еще вы мне расскажите. Новости какие-то…
– Сказала же, не говори со мной на «вы»… С ума сойдешь от новостей: Анна уже два месяца со мной не разговаривает.
– Почему?
В глазах у женщины горит квартал голубоглазых мулатов.
– Потому что тогда она, оказывается, открыла дверь своим ключом. А когда услышала наши голоса, подошла к комнате на цыпочках, увидела все своими глазами и улизнула.
– Что потом?
– Что, что! Бросила мне в лицо: мама, как мне смотреть тебе в глаза после этого?!
– А что она про меня говорит?
В глазах у женщины в Колизее гостит делегация донбасских шахтеров.
– А что она должна сказать… И ты пропал. Я, конечно, объяснила ей, что все у нас произошло совершенно случайно, мы были выпивши, попросила прощения, но она слушать ничего не хочет.
– А сейчас она не придет?
– Ты с ума сошел?
– Я соскучился…
В глазах у женщины пигмеи варят суп из слоновьего хобота.
– А если она вдруг вернется? У нее есть ключи.
– А ты поглядывай в окно.
– А если не успеем?
– Успеем.
В глазах у женщины черепахи без панцирей ползут собирать ткемали.
Март
приносит обувь с присохшей грязью, белые цветы и проливные дожди.
Ты лежишь сверху на слишком загорелой от зимнего солнца девушке, в белой постели.
– Знаешь, в детстве я думал, что люди рождаются изо рта, – говоришь ты с улыбкой.
В глазах у девушки пожилые графини мажут постаревшие губы помадой.
– Мой дурной! – ласкает тебя девушка.
– Потом мальчики с улицы объяснили мне, как бывает на самом деле, и мне все стали противны.
– Совсем все?
– Особенно беременные женщины.
– Почему?
– Потому что им не стыдно…
– Чего они должны стыдиться?
– Того, что они беременны.
В глазах девушки у больницы с белыми воротами стоит очередь доноров-альбиносов.
– А потом?
– А потом я вырос и понял, что всё наоборот.
– Как это наоборот?
– Теперь мне противны все небеременные.
– Почему?
– Потому что небеременные.
В глазах у девушки кубинские беженцы продают тетрадки по математике.
– Что они делают плохого?
– Еще как делают.
– Что?
– Они же не беременные…
В глазах у девушки ушедшие на пенсию космонавты угощаются вишневым компотом.
– И я тебе противна?
– Очень.
– Чего же ты лежишь рядом со мной?
– Чтобы ты забеременела.
В глазах у девушки лысый ветеринар выдумывает вакцину от СПИДа.
– А что же мои?
– Твои?
– Как же мне смотреть моим в глаза?
– Гордо.
В глазах у девушки волнуется поле хризантем.
– Гордо?
– Потому что ты будешь горда тем, что подаришь кому-то жизнь.
– Кому-то?
– Если я захочу – даже кому-то не одному.
– Почему ты должен захотеть?
– Я же сверху…
В глазах у девушки спорящие стороны соглашаются обменяться пленными.
Апрель
приносит короткие рукава, насморки и День дураков.
Ты сидишь в кресле-качалке и читаешь толстую книгу. На раскрытой постели девушка листает журнал мод, она нагая сверху, и на ней только голубые джинсы.
«Какая женщина околдовала твой ум?.. Наверное, та, которая даже платьев носить не умеет!» – читаешь ты громко фразу из книги и неожиданно со всей силой швыряешь книгой в девушку.
Она успевает отскочить, и книга шлепается об стену. Ты вскакиваешь с кресла-качалки и, бледный, смотришь на девушку.
– Ты что?! – кричит девушка рассерженно, и в ее глазах крутится аромат похоронных гвоздик.
Ты выполняешь танцевальное па и потягиваешься.
– Ты, похоже, не в себе! – говорит девушка сердито, и в ее глазах эскимоски мажут тела тюленьим мацони.
Подойдя к зеркалу и сразу успокоившись, она внимательно рассматривает свое отражение. Потом сравнивает свои груди и показывает язык.
– Мужчинам больше нравятся полные или худые?
– Мужчинам?
– Да. Тебе.
– Мне?.. Мне нравится… твой запах… и… еще… нравится, что ты больше не мажешь помаду.
В глазах у девушки прятки объявляют олимпийским видом спорта.
– А то, что я глаза крашу?
– И еще… нравится… твоя… родинка.
– Которая?
– На копчике.
В глазах у девушки проходят дни индийского кино.
– Что такое копчик?
Вместо ответа ты выполняешь очередное па и хлопаешь девушку по упругим ягодицам.
– Дурак! – говорит она, отпрыгнув.
Ты хватаешь свитер девушки и отчаянно швыряешь его. Девушка на лету ловит свитер и накидывает на голое тело.
– Надень!
В глазах у девушки пострадавшим от землетрясения помогают старьем.
– Зачем?
– Чтобы мне не надоесть… и уходи!
– Зачем?
– Чтобы мне не надоесть!
В глазах у девушки последнего представителя династии Стюартов переселяют на Шпицберген.
Девушка быстро надевает свитер.
– Дегенерат! – говорит она с выражением и уходит из квартиры, хлопнув дверью.
Май
приносит мокрое солнце, короткие юбки и радужные дожди.
Тебя, стоящего голым перед зеркалом, от раздумья отрывает телефонный звонок. Ты нехотя протягиваешь руку и снимаешь трубку.
– Слушаю, – говоришь ты, глядя в зеркало.
– Здравствуйте.
– Вам кого?
– Мне тебя.
В твоих глазах красные берут Зимний дворец.
– Кто это?
– Какая разница.
– Кто это?!
– Ты меня не знаешь.
В твоих глазах зал одной рукой аплодирует симфоническому оркестру.
– И что потом?
– А потом я с тобой познакомлюсь.
– Зачем это?
– Вдруг ты в меня влюбишься.
В твоих глазах дождь льет стеной.
– Что же ты мне звонишь?
– Просто набрала цифры.
Ты улыбаешься, и в глазах у тебя начинается бразильский карнавал.
– Все билеты уже проданы.
– Какие билеты?
– В партере даже стоять негде.
– Не поняла?
– Если хочешь, я заведу тебя за кулисы.
– Ты нормальный?
– Заодно поставлю на четвереньки.
– Будь здоров.
– Привет.
– Кому привет?
В твоих глазах острые пилки устраивают поставангардный фестиваль.
– Тому, кто будет следующим.
– Следующего не будет.
– Все дороги ведут в Рим?
– Что?
– Почему не будет?
– Потому что!
В трубке слышен звук выстрела. Ты настороженно слушаешь сгустившуюся тишину, и в твоих глазах объявляется комендантский час. Потом ты быстро одеваешься и выходишь на улицу.
Июнь
приносит размягченный асфальт, шелушащиеся от жары губы и потные подмышки.
– Который час? – спрашиваешь ты вызывающе у девушки с губами цвета кофе.
– Скоро три. Ты меня не узнал?
– Нет.
– Я та… тогда… на чертовом колесе… тогда еще свет выключили… не помнишь? – В глазах у девушки пауки женятся на мухах. – Да-а… Как ты изменился.
– Вырос. А ты?
– Я вышла замуж.
– Ты тоже очень выросла.
В глазах у девушки тополя удобряют жирафьим навозом.
– Ты как сюда попал?
– Я ищу.
– Кого ищешь?
– Кого должен найти.
– Не поняла…
– Она тоже меня ищет, только я не знаю пока, кто она.
В глазах у девушки глухонемые рабы обвиняют феодала в мужеложстве.
– Ты пьян?
– Наоборот. Может, ты та, кого я ищу?
– Знаешь, я тороплюсь.
– У тебя есть дети?
– Через шесть месяцев.
– А я каждый день убиваю детей.
– Чьих детей?
В глазах у девушки девственницы собирают незрелые бананы.
– Своих. В постели, иногда в туалете или перед зеркалом…
– Ты очень изменился.
– Если у тебя родится мальчик, не называй его моим именем.
– Я его и не помню.
– Случайно не назови.
– Почему?
– Он не будет тебя любить.
– До свидания, – говорит девушка, и в ее глазах молодой бедуин делает своему верблюду операцию на горбах.
Девушка удаляется быстрым шагом. Ты направляешься в сквер.
Июль
приносит хождение в шортах, безоблачное небо и тусклые волосы.
В сквере кирпичного цвета на излюбленной скамейке, вооружившись шариковой ручкой и открытым блокнотом, сидит девушка с веснушками.
– Можно задать вам несколько вопросов? – спрашивает она, часто моргая глазами, в которых дремлют пьяные комарихи. – Вот удостоверение, не подумайте чего.
– Что я должен подумать?
– Не знаю. Ходят всякие. Чтобы быть уверенным.
– Уверенным? В чем уверенным?
В глазах у девушки печатается «Геральд трибьюн».
– Знаете, мне просто поручили, а так я не очень и хотела. Сейчас лето и в редакции кроме меня никого не было. Редактор попросила, и только потому, а вообще я веду рубрику культуры…
В глазах у девушки пустой контейнер загружают перезревшими помидорами.
– Она женщина?
– Не поняла?
– Она женщина?
– Кто?
– Редактор.
– Да.
– У нее волосы покрашены в цвет бордо. На губах ярко-красная помада. Не хватает шестого зуба сверху слева, и, когда она смеется, у нее появляются ямочки на щеках.
В глазах у девушки начинается конкурс красоты среди приказчиков.
– Нет…
– Ей около сорока. Читает книги в глянцевом переплете. Говорит со всеми на «вы».
– Нет.
– Я знал одну такую. Она тоже была редактором. Все, что я говорил вслух, она запоминала и по ночам записывала в дневник. Потом она выпустила книгу по этим записям и ее пригласили в Париж. Оттуда она присылала мне длинные письма со своими фотографиями. Фотографии были сняты только на фоне достопримечательностей. Потом перестала. Не фотографии снимать, а письма присылать перестала. Я подумал, загордилась. Недавно встретил ее дочь. Хорошая девочка, ходит на аэробику. Она сказала, что в Стокгольме ее снес «вольво» цвета мокрого асфальта. Я так разволновался, что забыл спросить, выжила она или нет. Вместо этого спросил: а что она делала в Стокгольме, она же в Париже жила. Ее пригласили из Парижа в Вену сниматься в эротическом триллере, там она встретила бельгийского сутенера, они полюбили друг друга и поженились, но не венчались. В общем, я ничего не понял…
В глазах у девушки рассматривают проект осушения Средиземного моря.
– Да.
– Ну вот, после этого я ее ищу. Вы о чем-то спрашивали? Редактор… вопросы…
– Да.
– Если хотите, можете оставить вопросы в письменном виде, и я вам письменно отвечу. Я каждый день сижу здесь в это время.
В глазах у девушки запрещается торговля спиртными напитками.
– Каждый день?
– Если вам некогда, давайте начнем прямо сейчас.
– Да…
– Ну, слушаю вас.
В глазах у девушки у трехсот арагвинцев одна мать.
– Простите, я выпью воды и вернусь через минуту.
Девушка уходит быстрым шагом и скрывается из виду.
Август
приносит чихание, запах ежевики и мокрые подмышки.
Ты стоишь с усталым лицом на пустом перроне метрополитена, прислонившись к мраморному столбу, и смотришь на электронные часы. На перроне появляется экскурсия провинциальных детей в сопровождении учительницы. На груди у женщины висит фотоаппарат.
– Мы находимся на перроне станции метрополитена! – начинает учительница энергичным голосом, и в ее глазах бастуют баварские металлурги. – В метрополитене с помощью движущихся по линиям поездов осуществляется перевозка пассажиров с одной станции на другую в кратчайшее время. – В глазах у учительницы одинокие ласточки вьют гнезда на Эйфелевой башне. – Первая станция метро в нашем городе начала функционировать в тысяча девятьсот шестидесятом году. Со дня открытия им ежедневно пользуются около миллиона пассажиров.
Дети одновременно смотрят в потолок.
– А сейчас, до того как придет поезд, мы снимем фото на память. – Учительница поворачивается в твою сторону, и в ее глазах гаучо танцуют танго в пампасах. – Молодой человек, вы нам не поможете?
Ты смиренно берешь фотоаппарат.
– Ну-ка, стройся! – Дети строятся в два ряда. Учительница становится позади шеренги и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. – Улыбаемся и вместе говорим: пилигрим, министр, Миссисипи…
– Пилигрим… министр… Миссисипи… – повторяют дети хором, и в глазах у учительницы малазийские ловцы жемчуга выходят в море.
Ты нажимаешь на кнопку фотоаппарата. Потом возвращаешь фотоаппарат учительнице. К перрону подходит пустой поезд и с шумом открывает двери.
Учительница первой входит в пустой вагон. Дети следуют за ней по очереди.
– Осторожно, двери закрываются! – слышится голос диктора, все двери действительно закрываются одновременно, и одна из детей – девочка с огненно-рыжими волосами – остается снаружи. Поезд трогается и направляется к тоннелю. Девочка смотрит на тебя растерянным взглядом, и ты не успеваешь увидеть в ее глазах совершенно ничего, потому что она внезапно прыгает на рельсы и что есть мочи бежит за поездом.
Ты остаешься на перроне совсем один.
Сентябрь
приносит загорелые голени, школьные звонки и оставшийся в волосах запах моря.
– А что бы вы рассказали нам о Египте? – спрашивает нас сидящая за партой молодая, строго одетая лектор.
– Египет – это желтая страна пирамид, мумий и верблюдов. Его столица – Каир.
В глазах у женщины водители в таксопарке смотрят кукольные мультфильмы.
– Если вам охота шутить, то мне не до вас!
– А еще в Египте цветет одно колючее растение с молочными листьями, которые раньше египетские жрецы жевали и, закрыв глаза, предсказывали большие и маленькие события. Они знали даже то, что мы с вами сегодня должны были встретиться друг с другом.
В глазах у женщины проходит всемирный конгресс безуспешных маклеров.
– Вы совершенно не подготовлены!
– Ну что вы! Вчера даже во сне вас видел, только в черно-белом. Наверно, потому, что у меня телевизор черно-белый, и сон мне многое о вас открыл…
– Покиньте аудиторию!
В глазах у женщины ремонтируют семипалатинский космодром.
– Например, то, что эта прическа никогда не станет вашей, потому что в свое время точно такая же была у Нефертити.
– Выйдите, если можно!
В глазах у женщины проводят Транскавказскую магистраль.
– Вы же понимаете, я вас обвиняю в краже, а вы меня – в невинном невежестве.
– Если вы не выйдете, выйду я!
В глазах у женщины бомбят окрестности Сараево.
– А еще сон сказал мне, что вы очень хотите выйти замуж, только зачем – сами не знаете. Просто так принято, украденное должно быть украдено, убитое должно быть убито, трах… простите… и ваши действия заключаются в том, что вы никак не действуете.
– Убирайтесь!
В глазах у женщины идет подготовка к Третьей мировой войне.
– Любая женщина может сделать в жизни как минимум одно доброе дело, осчастливить как минимум одного человека тем, что подарит ему жизнь… улыбнитесь… я ведь разговариваю с будущей мамой!
– Кретин!!!
Раскрасневшаяся женщина, стуча каблуками, покидает аудиторию и хлопает дверью со всей силы.
Октябрь
приносит желтые листья, длинные пальто и вязаные шапочки.
– Лали!.. Лали! – кричишь ты, стоя у пятиэтажного дома.
– Чего ты кричишь?!
– Спустись, ну.
– Чего ты хочешь?!
– Спустись, прогуляемся.
– Мне некогда!
В глазах у женщины опечатывают магазины осенней обуви.
– Лали, я хочу что-то сказать!
– Скажи.
– Не здесь. Пойдем в сквер. Там скажу!
В глазах у женщины демонстрация настройщиков пианино устраивает голодовку.
– Я же тебе сказала, не приходи больше. Твои извинения меня не интересуют!
– Я не за этим пришел!
– Чего же тогда тебе надо!
– Я видел тебя во сне, Лали. Ты стояла перед зеркалом и брила подмышки. Интересно, что бы это значило?
– Идиот!
В глазах у женщины бездомные собаки ласкаются друг к другу.
– Да нет же. Я должен тебе сказать что-то лучшее, Лали!
– Знай, я позову мужа!
– Его нет дома. Он только что вышел, я видел его. Как он облысел. Лали, ты помнишь мою комнату?
– Оставь меня в покое!
В глазах у женщины налоговые инспекции грозятся закрытием мясокомбинатов.
– Я впустил кошку в свою комнату, и она легла именно там, где у меня десять лет стояла кровать.
– Мне это неинтересно!
– Лали, я, оказывается, десять лет спал на плохом месте. И потому день для меня не начинался с восходом солнца.
– Хочешь, чтобы я позвала соседей?!
В глазах у женщины Сырдарья и Амударья больше не орошают хлопковые плантации.
– Лали, я соскучился по тебе. Хочу заново посчитать твои родинки, Лали!
– Убирайся отсюда!
– А еще вчера у меня вылез последний зуб мудрости. Я окончательно вырос, Лали!
– Учти, я брошу в тебя этот горшок!
– Это алоэ ведь я тебе подарил? На день рождения, Лали. Подарками не бросаются. Я пошел. В одну реку и вправду не войдешь второй раз. Мне недавно погадали по руке. Вступаешь в светлое будущее, сказали. Мне так лучше будет.
Ты быстро поворачиваешься и делаешь первый шаг.
В глазах у женщины, высунувшейся из окна, заканчивается Нюрнбергский процесс.
Женщина берет двумя руками горшок с цветком, стоящий на подоконнике, и с горечью бросает в тебя.
Горшок попадает тебе в затылок, и ты распластываешься на асфальте.
Ноябрь
приносит теплые джемперы, мокрый асфальт и голые деревья.
Лежа на белой постели, ты просыпаешься в масляной белизне. У комнаты белые стены. Вокруг стоят пустые кровати. Над головой у тебя появляются две женщины в белых халатах и наблюдают за твоим лицом.
– Он улыбается, – говорит высокая.
– Он смеется, – уточняет блондинка, и в глазах у обеих разыгрывается сицилианская защита.
Блондинка записывает что-то в белый блокнот и бросает высокой шипящую фразу на латыни. Та тоже отвечает шипением. Так они шипят долго. Потом поворачиваются к тебе.
– У вас наблюдаются признаки улучшения.
– Мы думали, что вы не перенесете.
Ты беззаботно улыбаешься.
– У вас были полностью утеряны дар речи и мышление.
– Завтра мы вас поднимем, немного походите. У вас совсем ослабли мышцы.
Ты продолжаешь беззаботно улыбаться.
В глазах у женщин цыганки покупают красный фосфор.
– Я… вас… знаю, – шепчешь ты четко, – вы мать и дочь… а всем говорите, что сестры.
Женщины смотрят друг на друга, и в их глазах индейцы укрощают мустангов.
Декабрь
приносит красные носы, обмороженные лица и первый снег.
– Не прикурите сигарету? – спрашивает тебя девушка с бритой головой.
– Вот, пожалуйста.
– Можно я присяду рядом с тобой? Не хочу, чтобы врачи видели, как я курю. Если кто-нибудь пройдет мимо, я отдам тебе сигарету, ладно?
– Ага…
– Холодно, не правда ли?
– Очень.
В глазах у девушки факультет мороженоведения задерживает студентам стипендию.
– Я предпочитаю осень. Когда листья опадают, – говорит девушка.
– Почему?
– Я иногда собираю листья. И согреваюсь.
– Все теплое хорошо, – киваешь ты и улыбаешься девушке.
В глазах у девушки аборигены смотрят на грязь, скопившуюся между пальцами ног.
– И все-таки осень самая красивая из всех времен года, – не унимается девушка.
– Самая красивая? – повторяешь ты вопрос. – Самое прекрасное сказали два месяца назад… Есть у меня одна соседка… Сона… Она хиромантствует иногда… Покажи, говорит, свою руку… А мне-то что?.. Ничего… Протянул… Тогда еще не было так холодно… Тепло было… А она говорит… Если тебя что убьет, так это холод, а не смерть… А потом добавила… вообще, какая разница – холод тебя убьет или смерть… В обоих случаях ты мертв, и в обоих случаях тебя оплакивают, рыдая… В обоих случаях твою могилу украшают полевыми цветами, и твою увеличенную черно-белую фотографию в обоих случаях вешают над пианино… Ведь красиво она сказала?
В глазах у девушки толстые женщины глотают свиного цепня, чтобы похудеть.
– Ты давно здесь лежишь? – спрашивает она смущенно.
– Не помню, – отвечаешь ты и заламываешь пальцы.
– Ты местный?
– Нет.
– Приезжий?
– Нет.
В глазах у девушки на поиски Атлантиды собирается экспедиция.
– Ой, держи!
– Это кто?
– Главврач.
– А вообще тому, что красиво, объяснения не нужно. Просто красиво, и все.
– Ну когда же он уйдет? У меня встреча с любовником из того блока через пятнадцать минут.
– Он красивый?
– Кто?
– Твой любовник.
– Он на третьем лежит. У него есть прозрачный самолет. Он его сам водит. Знаешь, как здорово? Он умеет делать такие странные пируэты. Недавно он столкнулся с большим аквариумом и выпустил всех рыб! – В глазах у девушки команда баскетболистов-лилипутов выигрывает чемпионат мира. – …А еще у него голова обрита, и он все время носит белую шапку, на лбу слева у него шрам. На безымянном пальце он носит подаренное мной резиновое кольцо.
– Я его знаю.
– Откуда?
На лице у девушки впервые появляется удивление, и она отскакивает как ошпаренная.
– Что с тобой? – спрашивает она испуганно.
– Что со мной?
– У тебя лицо мертвецкого цвета.
– А какого цвета смерть?
– Белого.
– Мне в голову попал белый горшок, брошенный с третьего этажа.
В глазах у девушки саранча размером с человека уничтожает кукурузное поле.
– А потом?
– А потом я умер.
Стоящие в ряд деревья на набережной шумят под порывами вечернего ветра.
Старик отпускает твой воротник и поворачивается к реке. По течению опять несет мусор.
– Что случилось с той девушкой? – спрашиваешь ты приглушенным голосом.
– С которой?
Удочка дергается. Старик крутит катушку, и на крючке из воды появляется рыба. Старик снимает рыбу с крючка и протягивает тебе.
– Держи.
– Зачем это мне?
В глазах у старика женщины голыми руками развешивают на веревках шелковое белье.
– Держи, – говорит он и пытается всучить тебе рыбу. – Посмотри ей в глаза, – наставляет он тебя спокойно, – загадай что-нибудь, потом отпусти ее, и обязательно сбудется.
Ты внимательно смотришь на рыбу.
В ее глазах двенадцать месяцев года сливаются в один, и бессистемно смешиваются вертел с крысой, красное кимоно, слишком загорелое от зимнего солнца тело, джинсовые брюки, телефонная трубка в зеркале, губы цвета кофе, веснушчатое лицо, фотоаппарат и темный тоннель, белые стены аудитории, алоэ, белые халаты, бритая голова…
Ты со всей силы бросаешь рыбу в реку.
Старик начинает разбирать удочку. Разобранную удочку он укладывает в длинную сумку. Затем вешает сумку на плечо и поворачивается к тебе. В его глазах белые журавли возвращаются из теплых стран.
– Ну, будь здоров, – говорит он тихо и уходит.
Ты провожаешь его взглядом. Его фигура потихоньку уменьшается и исчезает.
Взволнованный, ты закрываешь лицо руками и опускаешься на корточки. Ветер мгновенно утихает, и ты ощущаешь безмерно теплый воздух на лице.
Ты быстро убираешь руки с лица и, встав на ноги, смотришь по сторонам.
На пустой перрон метро в сопровождении учительницы входит экскурсия провинциальных детей. На груди у женщины висит фотоаппарат.
– Мы находимся на перроне станции метрополитена! – начинает учительница энергичным голосом, и в ее глазах бастуют баварские металлурги. – В метрополитене с помощью движущихся по линиям поездов осуществляется перевозка пассажиров с одной станции на другую в кратчайшее время. – В глазах у учительницы одинокие ласточки вьют гнезда на Эйфелевой башне. – Первая станция метро в нашем городе начала функционировать в тысяча девятьсот шестидесятом году. Со дня открытия им ежедневно пользуются около миллиона пассажиров.
Дети одновременно смотрят в потолок.
– А сейчас, до того как придет поезд, мы снимем фото на память. – Учительница поворачивается в твою сторону, и в ее глазах гаучо танцуют танго в пампасах. – Молодой человек, вы нам не поможете?
Ты смиренно берешь фотоаппарат.
– Ну-ка, стройся! – Дети строятся в два ряда. Учительница становится позади шеренги и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки. – Улыбаемся и вместе говорим: пилигрим, министр, Миссисипи…
– Пилигрим… министр… Миссисипи… – повторяют дети хором, и в глазах у учительницы малазийские ловцы жемчуга выходят в море.
Ты нажимаешь на кнопку фотоаппарата. Потом возвращаешь фотоаппарат учительнице. К перрону подходит пустой поезд и с шумом открывает двери.
Учительница первой входит в пустой вагон. Дети следуют за ней по очереди.
– Осторожно, двери закрываются! – слышится голос диктора.
Ты быстрым шагом направляешься к вагону и держишь дверь.
Последняя из детей, девочка с огненно-рыжими волосами, за секунду до того, как войти в вагон, смотрит на тебя благодарным взглядом, и в ее глазах ты успеваешь разглядеть пестрое поле цветов, над которым порхают бабочки.
Девочка вбегает в открытые двери. Ты отступаешь на шаг назад, и двери с шумом закрываются. За стеклом вагона мелькают удивленные лица учительницы и детей. Поезд медленно отходит, потом набирает скорость и со свистом въезжает в темный тоннель.
Ты, оставшись совсем один на перроне, вглядываешься в темную глубину тоннеля. Ты с трясущимся подбородком, самая мокрая часть лица у тебя постепенно наполняется соленой влагой, и, прежде чем подступившая комком к горлу боль прорвется громким плачем, ты успеваешь заметить:
…в правой руке у тебя пестрый букет полевых цветов.
Перевод с грузинского
Нино ЦИТЛАНАДЗЕ[1]
[1] Нино Цитланадзе – журналист, переводчик, арт-менеджер. Переводит современную грузинскую прозу. Участница сборника художественных переводов «Перекрестки» (Тбилиси, 2013). Живет в Тбилиси.