Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2014
Мария Порядина – литературный критик, старший научный
сотрудник Российской книжной
палаты, член экспертного совета Всероссийского конкурса на лучшее литературное
произведение для детей и юношества «Книгуру».
Почему-то, если у нас, в России то есть, заходит разговор о «литературном герое», все сразу начинают думать о ком-то вроде Тимура или вообще там Гули Королевой. Видимо, людей сбивает с толку слово «герой» – им кажется, что подразумеваться должен непременно человек, который совершает хорошие поступки и может служить примером для читателя. Поэтому обсуждение быстро переходит к какому-нибудь Гарри Поттеру, который, в общем, тоже борец со злом за идеалы добра.
Мне, кстати, вовсе не кажется, что Джоан Роулинг создала героя. Ничего принципиально нового в образе Гарри Поттера я не вижу: это обыкновенный, типовой персонаж литературной сказки двадцатого века – мальчик школьного возраста, обладающий волшебными умениями. Сотни их.
Но почему он внезапно оказался так популярен?
Мне кажется, ответ лежит на поверхности.
Герой редко является сам по себе. Обычно он требует места – среды, окружения, особых условий для существования. Скажем, Толкиен создал хоббита – и в поддержку ему целый мир, который нужно было аккуратно встроить в систему сказочного мироздания, уже населенного (без помощи Профессора) эльфами, гномами, магами и пр. Туве Янссон нарисовала муми-тролля – и вокруг него стал складываться Муми-дол, который пришлось специально обустраивать и населять своеобычными персонажами: от снорков и филифьонок до Морры, олицетворяющей вековечные силы мороза и мрака. В этом смысле, мне кажется, более ловкий трюк получился в свое время у Астрид Линдгрен: придумав Карлсона, она абсолютно естественно и совершенно логично вписала его в «наш» (даже почти без поправки на время действия) повседневный реальный мир, причем именно в систему современного города, далековатую от сказочных традиций, обычно более сильных в сельской местности. Это круто, конечно.
Почему детектив «всех времен и народов» – любого спроси – в первую очередь Шерлок Холмс? Почему не патер Браун с его безупречной и деликатнейшей нравственной позицией, не обаятельная мисс Марпл, даже не Дюпен, с которого, собственно, почти все и началось? Да потому, что вокруг Холмса – идеально выстроенный викторианский мир: разумный, определенный, устойчивый мир, в котором все на своем месте. Кресло стоит у камина, вот любимый сорт табака, а вот скрипка. Рядом верный друг, который никогда не подведет. Справедливость восторжествует, а зло будет посрамлено. И любой поезд с вокзала Чаринг-Кросс прибудет на нужную станцию точно по расписанию. Уют, надежность и человечность – без этого антуража фигура Холмса не была бы столь привлекательна.
А кто такой этот Тимур? Обычный – как я и ты – мальчишка, совершающий благое делание, однако вне религиозного и вообще какого бы то ни было идеологического контекста, в режиме тайной, увлекательной, свободной (подчеркиваю!) игры. Глупо думать, что десятки тысяч советских школьников «решили брать пример с героя, потому что он совершает хорошие поступки», вовсе нет. Читателей привлекла и увлекла романтика игры и тайны. Я не берусь утверждать, что все школьники страны только и мечтали носиться босиком по дачному поселку и таскать для старушек воду из колодца. Но им хотелось, я уверена, жить в таком мире, где легко быть свободным – играючи! – чистосердечным и уверенным в своей правоте. Подражая Тимуру, дети в некотором смысле воссоздавали вокруг себя его мир – отчасти как альтернативную реальность, отчасти как защитное поле. Понятно, что время Тимура кончилось, как только тимуровское движение стало «организованным», повсеместно в нашей стране насаждаемым, когда подростковая романтика тайного служения превратилась в официозную школьно-пионерскую обязаловку.
Вернемся к Гарри Поттеру. Сам по себе он почти никто – типовая единица, но Джоан Роулинг как-то очень вовремя напомнила миру о существовании «прямо здесь и сейчас» волшебной реальности, до которой буквально один шаг и рукой подать. Довольно наглядно представленные подробности магического быта, особенности учебного процесса в чародейской школе, детали конструкции волшебных палочек – у читателя создавалось впечатление, что в Хогвартсе «все как у нас»: в этом, как мне кажется, и есть главный секрет обаяния поттерианы. Когда писательница, озаботившись социальными проблемами, стала вытягивать своих персонажей во взрослый мир, полный приспособленцев, бюрократов и вообще скучных людей, читательская эйфория пошла на спад. Где сейчас многотысячная армия фанатов поттерианы? Повзрослела, выдохлась, потеряла интерес.
Герой появляется, когда читающая публика – в массе своей – ждет его, готова к его появлению. В некотором смысле герой – это социальный заказ. Это запрос эпохи, потребность читательской массы.
Но что важно: эта потребность не выражается словами. Не бывает такого, что вдруг общество сплотилось и хором кричит: «Нам нужен герой, чтоб любил природу, уважал старушек, а еще чтоб с зелеными глазами!»
И писатель тоже должен эту потребность не снаружи уловить, а «нутром почуять», ощутить как свою. Если литератор сформулирует себе задание – надо, мол, написать такого-то и такого-то персонажа, который должен реализовать такие-то функции, – получится, скорее всего, кадавр, псевдоодушевленный манекен, Васек Трубачев какой-нибудь… в лучшем случае.
Герой рождается «сам», писатель – только проводник или посредник.
Создать героя удается далеко не каждому писателю, даже очень талантливому и очень старательному, и вообще, мне кажется, это происходит почти помимо авторской воли – просто каким-то образом сходятся разнообразные условия и обстоятельства.
Эдуард Успенский – писатель, которому удалось. Он создал Чебурашку – буквально из ничего, почти на пустом месте, в современном городе, который отличается от обычных городов разве что наличием некоторого количества трудоспособных говорящих животных. Кстати, именно эта доза сказочного абсурда оказалась оптимальной для того, чтобы мир Чебурашки выглядел абсолютно убедительным, настоящим – «как наш». И мы приняли этого героя, как будто он всегда жил среди нас.
Значит, эпохе понадобился именно он – Чебурашка. Не деятельный всем-помощник, не гордый всем-противостоятель, а мирный чудак-одиночка в компании таких же чудаков-одиночек. То ли соскучились наши люди по такому герою, то ли согласны были себя с ним ассоциировать.
Неслучайно этот странный персонаж – как, кстати, и муми-тролль – стал в конце ХХ века так безумно популярен в Японии. Казалось бы, где Япония и где тролли? и где, не побоюсь этого слова, крокодилы? Но востребованы оказались симпатичные чудаки, которые мирно живут по-своему, по-чудачески, никого не обижая и улучшая окружающим настроение.
Отсюда, пожалуй, можно вывести и ответ на вопрос, возможно ли сегодня появление литературного героя.
Мы – говоря «мы», подразумеваю условное сообщество людей любого возраста, с раннего детства привыкших к чтению и органично существующих в книжно-литературном пространстве, – удачно попали в переломный кусок эпохи: наше время – это время интенсивного, уверенного развития средств быстрой массовой коммуникации. На наших глазах и с нашим участием меняются принципы и модели как писательского, так и читательского поведения, при этом граница между писателем и читателем стремительно размывается. С одной стороны, допустимым, вполне возможным и нетрудным стало прямое общение писателя и читателя (в социальных сетях и пр.), с другой – любой читатель может мгновенно «стать писателем», то есть сочинить текст и широко распространить его.
В этих условиях любой представитель читательского (читающего) сообщества имеет возможность не только осознать, сформулировать и проговорить свою читательскую потребность (а хоть бы и хором! небольшим!) в адрес конкретного писателя или писательского сообщества, но и… самостоятельно реализовать эту потребность. Без помощи профессиональных литераторов.
Готовы ли «мы все» к появлению нового героя? Сформулирую точнее: хотим ли мы его? Ждем ли, что кто-то из писателей нам его представит? По-моему, не особенно. Потому что, повторяю, нам нужен не столько герой, сколько то, что с ним связано: мироощущение, жизненный настрой, система отношений и ценностей.
Присутствуя постоянно в виртуальной среде, которую можно с достаточной степенью свободы регулировать «под себя», мы не испытываем потребности в том, чтобы средствами художественной выразительности «исправлять» или «улучшать» реальный мир.
Кроме того, наше время – в большей степени, чем известные нам прошлые времена, – время читателей-одиночек. Или, если угодно, личностей, каждая из которых культивирует индивидуальность своих читательских потребностей и не лишена возможности их удовлетворить. Какой-то всеобщей, общественной читательской потребности в чем-либо я сейчас не слышу, не чувствую. Фактически каждый из нас сам себе писатель и сам себе литературный герой. И нас, похоже, эта ситуация сейчас вполне устраивает.
Вообще-то, конечно, я знаю, что рядом с нами – не в нашем собственном мире индивидуальных читателей, а в одном из параллельных миров, который буквально рядом, рукой подать, – обитают родители и педагоги, которые по-прежнему думают, что «детям нужны литературные герои, чтобы брать положительный пример». Эти педагоги считают, что писатели обязаны представлять детям положительных персонажей – трудолюбивых, ответственных, а если и озорных, то чуть-чуть и с лучшими намерениями. Многие родители даже уверены, что если их дети не хотят таскать из колодца воду для старушек, то виноваты в этом литераторы, не дающие детям образцов для подражания. К сожалению, некоторые писатели, особенно молодые, нередко ведутся на подобные установки и пытаются сотворить «положительного героя». Но подобные попытки – кажется, это закономерность – не имеют никакого отношения к художественной литературе.