Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2014
Сошел загар, и пошли дожди.
Промежуток между сезонами и любовниками. Тот, с кем познакомилась на море, в сентябре, как водится, оказался женат; у давнего московского обострение простатита – что ж, мужчины умирают чаще нас. Летние вещи уже не наденешь, зимние рано доставать с антресолей. И непонятно, что носить: наружный термометр не говорит всей правды. И налезет ли юбка – в одиночестве отчего-то все время хочется есть.
Школьная подруга Лида все еще хочет замуж. В этом году отдыхала в Ялте. Я звала с собой, но отговорилась, что в Паттайю долго лететь. Уехала поездом в Крым – и опять ничего. Потом долго об этом рассказывала: когда ничего, можно говорить очень долго, как о любой несправедливости.
В октябре часто приходится бывать у
врачей – летом откладываешь, а возраст осенний. Велели сдать мочу и кровь.
Кровь возьмут сами, а с мочой вопрос – в чем, в баночке из-под меда неэстетично. Отыскался на дне шифоньера изящный флакон от
давних французских духов, но горлышко узкое, да и кто оценит. В прошлом году,
впрочем, в очереди к урологу приглянулся один мужчина: в поликлинике их много,
как после войны. Борода и пиджак кожаный, журналист не иначе. Оглядел
внимательно мужским глазом. Когда вышла из кабинета, его тут же вызвали. Ну не
сидеть же, в самом деле, под дверью и ждать, пока чужому дяде вводят в задницу зонд. Но потом его вспоминала: такого бы и надо,
пусть даже женат, бородат и пиджак из Турции…
Телефон молчал трое суток. Поэтому и отказалась от услуг автоответчика: включаешь, а на нем никто ничего не оставлял, расстраиваешься. И особенно печально, когда забываешь выключить телевизор: входишь в темную квартиру, а он светится и сам собой говорит в пустоту…
Наконец аппарат зазвонил. Трубку беру не спеша, томно отзываюсь, мол, немного устала от звонков. Телефон сказал негрубым женским голосом, что придут ставить какой-то счетчик. Теперь открыто не грубят, так, интеллигентно уязвляют безразличием. Даже неинтересно стало, что именно собираются считать.
Дочь Манечка ногами пошла в отца, но мордашка смышленая, давно не студентка, живет самостоятельно, как взрослая, в бабушкиной квартире, пишет в журнал и даже фигуряет по телевизору. Но тоже одна, друзья-мальчики все больше влюблены на стороне. Говорю ей: от твоего подросткового феминизма одни неудобства. Подари ему что-нибудь на Новый год, обозначь внимание. Хоть носки. Это неприлично, мама. Что ж, права, но в твоем возрасте, говорю, у меня было много поклонников. И все предлагали жениться. Ну, через одного… Ах, не нуди, я все это слышала сто раз.
Когда дочь так обрывает, чувствуешь себя брошенной старушкой. Помню, мама никогда не засыпала, пока не приду, теперь некому волноваться, когда задерживаюсь. Все чаще тянет оглянуться назад. Бабушка, каток на Чистых прудах, болезнь отца, два мужа, первого недавно хоронили, работа в издательстве, куча переводов. Нет, в студенческие времена – это конечно! Играла даже на гитаре, а теперь не знаешь, с кем и в чем встречать Новый год.
Забываются нужные дела, приходится их придумывать заново и обновлять список. Навестить больную тетку – ехать через весь город, но у старухи никого нет. Собрать яблоки на родительской даче, Манечку не заманишь, в детстве ее, видно, там передержали. Яблоки дольками сварить с сахаром, ванилью и лимонной цедрой – зимой с витаминами удобно навещать в больнице, вокруг все чаще болеют. Когда однажды сама лежала, удивлялась градусу сексуальности в лазарете. Ну, обслуга всякий день наглядно убеждается, как смертны живущие, вот и стремится поспевать. А у мужчин, видно, болезнь обостряет желания, ну, у тех, кто еще шевелится. Инстинкт жизни: за мной очень симпатично ухаживал один на костылях…
Надо еще раз примерить новые очки, кажется, идут. Елку для самой себя покупать глупо, но все-таки разобрать давние игрушки, проверить, горят ли лампочки в гирлянде. На всякий случай заскочить к педикюрше, но это уж в декабре. И не забыть помолиться перед сном.