(Эммануэль Каррер. Лимонов)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 6, 2013
ЭММАНУЭЛЬ КАРРЕР. ЛИМОНОВ. – М.: AD MARGINEM PRESS, 2013.
«У того, кто хочет восстановить коммунизм,
нет мозгов. У того, кто о нем не сожалеет, нет сердца». Эти слова, приписанные
Владимиру Путину, предваряют пухлый, без малого пятьсот страниц,
«интеллектуальный бестселлер» француза Эммануэля Каррера,
посвященный жизни, творчеству и политической борьбе Эдуарда Лимонова.
Разумеется, российский президент ничего такого не говорил, но автора, по-видимому,
это обстоятельство нимало не занимает. По его признанию Radio France international, в книге «около 60-70% точной информации». Остальное – плод вымыслов и
домыслов, превращающих биографическое повествование в
плутовской роман. Так его, наверное, и следует рассматривать. Хотя бы потому,
что в противном случае придется признать, что перед нами развесистая клюква.
Эту книгу, получившую престижную премию Ренодо, ждали в России. Лимонов, ознакомившись с текстом
еще до публикации во Франции, вопрошал в своем «Живом журнале»: «Интересно, что
будут писать критики. Отыщется ли российское издательство для такой книги? В
серии “ЖЗЛ”, в издательстве “Молодая гвардия”? О, я бы повеселился!» Российское
издательство отыскалось – Ad Marginem
выпустил карреровскую лимониану,
названную и впрямь с незатейливой простотой серии
«ЖЗЛ» по фамилии главного персонажа.
Вместо биографии читатели получили вариации
на тему лимоновского лирического супергероя,
прошедшего войны, психиатрические клиники, тюрьмы и постели сотен женщин. Сам
Лимонов, похоже, остался доволен результатом. «За то, что Каррер
написал, я не отвечаю, он отвечает, он создал миф. А я, пожалуй, даже на
презентацию книги не пойду. Незачем. Мифологические монументы не должны
разгуливать по презентациям», – сообщил он в сетевом дневнике.
Позволю себе не согласиться с Лимоновым: миф
создал он сам. На протяжении всей жизни – абзац за абзацем, страницу за
страницей, книгу за книгой. Каррер лишь легитимизировал этот миф, облек в форму биографии, вдохнув
в него новую жизнь, да так ловко, что экс-президент Франции Николя Саркози
рекомендовал книгу своим министрам для лучшего понимания России.
Каррер, знакомый с героем своего романа еще по
богемному Парижу восьмидесятых годов XX века, черпал материал преимущественно
из прозы самого Лимонова, причем даже эти квазибиографические
свидетельства ухитрялся искажать или неверно интерпретировать.
К примеру, Андрей Седых и его газета «Новое
русское слово» в строгом соответствии с художественным миром «Эдички» превращаются в Моисея Бородатых и «Русское дело».
Американский бизнесмен Питер Спрэг, в доме которого
слуга Лимонов подавал к столу заезжему красному поэту Евтушенко, становится
миллиардером Стивеном Греем. (В «Истории его слуги» Стивен все же миллионер, но
стоит ли обращать внимание на мелочи?)
«Как было упустить такую возможность
поработать с первоисточниками?» – сокрушается лимоновский
соратник по Национал-большевистской партии Захар Прилепин на сайте «Свободная пресса», разумея тот простой
факт, что в родном для Каррера Париже осталось немало
людей, хорошо знавших и самого Лимонова, и его тогдашнюю жену Наталию
Медведеву. А вот не входило это в задачи автора, и все тут. Неслучайно он
поименовал свое произведение не биографией и не биографическим романом, а
просто романом. Каррер – не Брайан Бойд, вымывавший из информационного потока драгоценные
крупицы для всеобъемлющего жизнеописания Владимира Набокова под зорким
присмотром его вдовы. Другие у него цели и методы.
Перед нами мир, дважды прошедший сквозь
призму художественного преображения, – реальность, уже переосмысленную
Лимоновым, переосмысливает французский писатель. Эта литературная оптика
обращает быль в небыль и навязывает романические законы человеческой жизни, и
та послушно принимает форму художественного произведения, обнаруживающего лишь
общее сходство с реальными событиями. Если угодно, книга Каррера
– это антибиография.
Разного рода неисправностей в книге хоть
отбавляй. В попытках прописать фон, исторический и бытовой, Каррер
делает одну ошибку за другой. Иные из них способны изрядно повеселить. Вот,
например, как растолковывается французскому читателю способ приготовления
таинственного напитка samagonka
(так в парижском издании): «водка, которую делают дома, в собственной ванне, из
сахара и купленного в аптеке спирта». А вот в продолжение темы рецепт коктейля
«Слеза комсомолки» из ерофеевской поэмы «Москва –
Петушки», совпадающий с каноническим лишь в одном
ингредиенте (лимонад): «пиво, уайт-спирит,
лимонад и дезодорант для ног».
Каррер на каждом шагу сталкивается с необходимостью
объяснять те или иные особенности национального характера и образа жизни. И в
самом деле, поди пойми русского писателя, не имея
точного представления о том, что значит тягостное состояние под названием zapoï. Даром
что алкоголизм Лимонова – такая же иллюзия, как и его воровская юность. И тут,
надо отдать Карреру должное, он обнаруживает тонкое
знание предмета. «Запой – штука серьезная, это вам не банальная пьянка на один вечер, как у нас, за которую расплачиваешься
опухшей физиономией. Настоящий запой предполагает, что ты не выходишь из
состояния опьянения несколько дней кряду, бредешь куда
несут ноги, садишься в поезд, не зная, куда он идет, рассказываешь первому
встречному самые интимные секреты и в конце напрочь забываешь все, что говорил
и делал, – словом, нечто вроде волшебного сна».
Порой кажется, что в состоянии такого сна и
создавалась книга. Фраза Юрия Олеши об инженерах человеческих душ приписана
Сталину, которого чекисты, оказывается, называли natchalnik, а не «хозяин».
Родившийся в Азербайджане Гарри Каспаров, армянин по матери и еврей по отцу,
вдруг обнаруживает «внешность армянского еврея». Об Анне Политковской,
с упоминания о гибели которой начинается роман, дважды говорится, что ее
«подстрелили», словно речь идет об охотничьем трофее, утке или куропатке. И тут
уж улыбка невольно сходит с губ.
А вот в каком виде Каррер
приводит стенограмму суда над Иосифом Бродским, которую сделала «одна
журналистка» (Фрида Вигдорова): «“Кто разрешил вам быть поэтом?” – спрашивает
судья. Бродский, задумчиво: “Кто разрешил мне быть человеком? Возможно,
Господь…”» У Вигдоровой: «“Кто причислил вас к поэтам?” – “Никто. (Без вызова.) А кто причислил меня к роду
человеческому?”»
И так далее и тому подобное.
Это чтение не только увлекательное, но и в какой-то
мере небесполезное, дающее возможность убедиться в том, что Россия остается для
Запада terra incognita,
страной икры, матрешек, водки, бренчащих на балалайке медведей и прочего
колоритного китча а-ля рюсс. Само собой, к пониманию писательской судьбы
все это не имеет ровным счетом никакого отношения, но Лимонов вряд ли остался
внакладе, получив при жизни то, чего обычно удостаиваются после смерти, – не романизированную даже, а мифологизированную биографию.
Александр Свирилин
родился в городе Узловая Тульской области, живет в Москве. Учился в Литературном
институте имени А.М. Горького. Работал журналистом в газетах и на телевидении. Публиковался
в «НГ – Ex libris»,
журналах «Литературная учеба» и «Московский вестник».