Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 4, 2013
Алла Боссарт – писатель, журналист. Автор книг
прозы и многочисленных публикаций в периодической печати.
Алла
БОССАРТ
Аркадия
рассказ
Родила Дуся, как какая-нибудь ветхозаветная
Сарра, – в 54 года. То есть случайно. Никто к этому не готовился и сюрпризов не
ждал, у них с Папусиком уже внучка ползала. Сначала Дусю тошнило и рвало, пошла
делать гастроскопию. Давилась и стонала, пока в желудке шуровали кишкой c телефонный кабель, но все без толку. Гастрит, сказали,
такой маловыразительный, что и говорить не о чем. А что касается язвы – то все
это ваши фантазии и мечты. Сходите на УЗИ и успокойтесь.
Узист сказал:
«Мадам, вас посещает панкреатит. Ешьте овсянку и не пейте пива».
У
Дуси же между тем появились разнообразные боли и живот как бы опух. В панике
побежали к онкологу. Онколог послал на анализы, пожал плечами и спросил из
чистого любопытства: «Половой жизнью живете?» На что Дуся отчасти возмутилась.
У нее был муж, Папусик, и к нему у Дуси не было никаких претензий. Папусик был
на пятнадцать лет старше, и та ерунда, что между ними происходила, никак не
могла претендовать на гордое имя «половой жизни». Папусик, подобно панкреатиту,
именно что посещал Дусю раз в полгода, вот и все. Поэтому, когда знакомая гинеколог,
которая в самую последнюю очередь так уж, для очистки совести, покопалась в
Дусином замшелом лоне, сказала ей удивленно: «Мамочка, да ты на пятом месяце»,
Дуся вообще не сразу поняла, о чем речь.
Короче,
опоздали по всем направлениям удара. Чтобы Дусю не хватил инсульт от
напряжения, сделали кесарево, и девочка вышла в мир без труда и помех. И в дальнейшем
полностью отвечала теории о том, что так называемые «кесарята» не способны
преодолевать препятствий и живут как покатит – избегая усилий борьбы.
Родившись
столь несвоевременно и поздно, Софа явилась нежданной, как одноименная икона,
радостью. Носились с ней как с писаной торбой все: родители, старший брат, его
жена… Даже племянница в свои четыре года знала, что Софочка – существо
особенное и ей надо во всем уступать.
Другими
словами, из Софы планомерно готовили классическую стерву. И потому вдвойне
приятно, что выросла она не какой-нибудь там гадиной, а вполне доброкачественной
девочкой с веселым нравом и скромными запросами. Возможно, именно потому, что
являлась «кесаренком», лишенным честолюбия и пагубных стремлений. И эти
счастливые свойства характера обеспечивали Софочке всеобщую любовь на разных
этапах жизни.
Единственной
проблемой, которая нарушала окружающую гармонию, была болезнь престарелого
Папусика. Слава богу, не рак, не Альцгеймер и даже не какая-нибудь там мужская
беда в виде аденомы. Папусик страдал аллергической астмой, что исключало
присутствие в доме всякой фауны, особенно кошек. Кошки же, на беду, были
Софочкиной страстью. Гладя и прижимая к себе помоечную нечисть, которой в ее
родной Одессе больше, чем барабульки в Черном море, девочка впадала
в экстатическое состояние. Она почти не ходила в школу, непрерывно лечась от
лишаев.
–
Лучше умереть, – сказал самоотверженный Папусик, – чем смотреть, как страдает
ребенок.
И
подарил обожаемой дочке котенка, белого и голубоглазого, как флаг государства Израиль.
Малышка
заплакала от счастья. Папусик тоже плакал, сморкался и заходился дикими
приступами кашля, пока не стал форменным образом помирать от удушья. Кошечку
пришлось отдать, а Софочка написала свое первое стихотворение:
Прекрасней
солнца и луны
ты
весь пушистый как пушок
и
мне никто вы не нужны
как
жить мне без кошок?
Но
жить приходилось тем не менее «без кошок», потому что папу добрая Софа любила
все-таки больше.
В
институт она не поступала. Переводила свои мечты о кошках в область лирических
рифм и безмятежно ждала, что рано или поздно на нее свалится какое-нибудь
приятное дело. И оно таки свалилось. Плывя по воле незначительных волн, Софочка
невзначай прибилась к одному коллективу – действительно, на удивление милому,
хотя и женскому: безвредные, с легкой придурью тетки, помешанные на кошках и
собаках, клепали маргинальный журнальчик «Любимец», в котором не было места ни
политике, ни стихийным бедствиям, ни криминалу, ни даже сиськам – а была налицо
только верная дружба и любовь и другие симпатичные забавности. Софочка
вкатилась в эту утопию, как в лузу.
Работа
давала девушке возможность не только печатать свои стихи о кошках, но и входить
с ними (кошками) в различные взаимоотношения. Впрочем, это только растравляло
ее раны. Между тем уйти от стариков родителей и жить своим домом, где можно
было завести хоть десять кошек, самой платить за коммунальные услуги и ходить
на базар ей даже в голову не приходило.
Как-то
раз Софа брала интервью у одного капитана, прекрасного обветренного мужчины,
хозяина изумительного невского маскарадного – огромного, как аэростат, серого
котяры по имени Капитан (что может внести легкую путаницу) с васильковыми
глазами, точно такими же, как у самого каперанга. Это был очень знаменитый кот,
главный производитель породы на Украине и в России. У человеческого капитана
тоже было немало детей в разных городах и странах. Оба производителя смущали
Софочку своими роскошными наглыми взглядами, и кот, как бы от имени хозяина,
терся бархатной мордой об девушкины лодыжки.
Капитан
со свойственной котам интуицией прочухал, какое неотразимое впечатление он
произвел на барышню, и всячески закреплял победу. С тяжелой грацией вскочил ей
на колени, опираясь лапами о плечи, лизал шершавым языком щеки и стонал от
удовольствия, когда маленькие нежные руки почесывали ему под челюстью и за ушами.
–
А с кем же Капитан, когда вы в рейсе?
–
Вот это наша главная проблема, с тех пор как умерла жена. Пробовал взять его с
собой, но у него, как поднялись на борт, начался нервный припадок: икал,
блевал, пардон, и все такое. Пришлось прямо в порту отдать его жене старпома.
Славная женщина, дом с садом на шестнадцатой станции, райская жизнь… Так этот
паршивец за два месяца облысел от тоски. Еще пару раз оставалась моя сестра. Ну
что? Изгадит всю квартиру, доведет сестру до криза – такой вот экземпляр. Скоро
год, как жены нет, совершенно не знаю, что мне делать. – И капитан весело и
как-то вопросительно посмотрел на Софу.
–
Наверное, жениться надо? – бойко предложила девушка в ответ на этот немой
вопрос.
–
Так на ком, милая вы моя? Надо ж, чтоб Кап ее полюбил! А эта сволочь, пардон,
ни одну бабу на порог не пускает. Как дьявол становится, ей-богу.
–
Да что вы? Прямо не верится. Такой ласковый…
–
Значит что-то в вас учуял. Давайте мы на вас женимся, а? – И капитан белозубо
засмеялся, а Софа смущенно хихикнула.
Интервью
получилось очень удачным, фотографию капитана Глеба Родионова в обнимку с котом
Капитаном на парапете Потемкинской лестницы поместили на обложку «Любимца»
вместе со стишком:
Жил
на свете капитан,
Он
объездил много стран –
Сто,
а может, больше ста –
Без
любимого кота:
К
морю страсти не питал
Сухопутный
Капитан.
В
день выхода журнала Софье доставили на работу нереальный букет орхидей с
запиской в фирменном конверте Черноморского пароходства: «Уважаемая Софья Марковна!
Окажите честь поужинать со мной в Гавани».
Официально
просить руки решено было на 95-летнем юбилее Папусика.
Дуся
сказала:
–
Ай, что творится! – и схватилась за свою большую грудь.
Папусик
зорко оглядел белоснежную фигуру жениха и спросил, прищурясь:
–
А позвольте узнать, капитан, на сколько вы старше моей дочери?
–
Какое тебе дело! – закричала Дуся. – Забыл, что сам родил под семьдесят?
Глеб
Родионов улыбнулся и пригладил седой ежик.
Папусик
похлопал его большой морщинистой рукой по погону:
–
Я люблю море, капитан. И я не против, что моя дочь будет женой моряка, а не
какого-то голодранца со Староконного рынка в штиблетах на босу ногу. Но я не
хочу, чтоб девочка ни с того ни с сего стала вдовой.
Дуся
закатила глаза и шепнула:
–
Старый поц…
–
Я вас умоляю! – засмеялся Глеб Родионов. – Мой отец ходил за ставридой и умер
на капитанском мостике в восемьдесят девять лет. А деду было сто два, когда его
убили в драке.
–
Будем надеяться… Хорошо, считайте, благословил. У вас нет кошек?
–
Есть. Кот.
–
Вот это зря. Мы не сможем взять вас в дом. А как девочка будет без мамы с
папой?
–
Папусик! – вмешалась Дуся. – Не делай людям головную боль. Ребенку нужна личная
жизнь. Если кому-то интересно, лично я не возражаю. И смотри, Папусик, он пьет,
как Сёма перед смертью. У моего брата Сёмы, – объяснила Дуся капитану, – был
поджелудочный рак железы. Он выпивал максимум рюмку водки за обедом. Максимум!
На
следующий день после свадьбы, как бы передав обожаемую дочку с рук на руки,
Папусик мирно и счастливо скончался. Старая Дуся переехала к непьющему зятю в
Аркадию и была принята четвероногим Капитаном благосклонно.
Глеб
Родионов со спокойным сердцем бороздил океанские просторы, старуха теща дремала
в кресле на балконе с видом на море, несмотря на старания всей одесской
канализации остававшееся морем, где одесситы, и вместе с ними Софочка,
безмятежно купались, плюя на запреты, а Капитан-Кап грелся на осеннем солнышке,
положив щекастую башку на Дусины опухшие ноги.
Софочка
видела мужа редко, но, обретя собственного кота, не скучала. Теперь она
радостно спешила с работы домой и Капитан, завидев ее с балкона, пулей несся к
двери и с разбегу кидался ей на грудь, а Софочка ловила его, как вратарь,
прижимала к себе и целовала щекастую морду.
О
Капитан, прекрасный рыцарь,
Теперь
мне от тебя не скрыться,
Ты
спишь, в ладонь мою дыша, –
Поет
щеглом моя душа!
Пусть
лучше мне отрубят руку,
Чем
дам я потревожить друга.
В
таком вот роде.
Признаться,
Софья была даже рада длительным капитанским отлучкам. Дело в том, что в
органическом безволии и общей аморфности либидо в ней размазалось, как икра по
скупердяйскому бутерброду. Софочка совсем не понимала радостей секса, бедная.
Эта сторона любви, хотя поверхностно и опробованная, по существу осталась ею не
познана. Она любила своего капитана лениво и приветливо, как всех вокруг. Настоящим
же счастьем ее жизни являлся, конечно, Кап, в эмоциональном смысле легко заменяя
мужа.
Капитан,
действительно, был необыкновенным котом. Когда Дуся давала ему рыбьи головы, он
поедал все без остатка и говорил «мрр» со странно свистящим окончанием, что
звучало в точности как «м’рси». По вечерам Кап с интересом смотрел телевизор.
Причем явно обнаруживал свою самостийную лояльность: бил лапой по пульту до тех
пор, пока вместо русской речи не начинала звучать мова. Собратьев Капитан
презирал, в драки не ввязывался, дружил с собаками. Вообще был большой политик.
Одно то, как он выбрал хозяину жену, указывает на его незаурядные дипломатические
качества.
Однажды
Глеб Родионов вернулся из рейса какой-то нервный и рассеянный. Капитан обнюхал
хозяина и отошел в сторону. Глеб нагнулся погладить, но кот фыркнул, выгнул
спину, отскочил. Когда Софа ушла на кухню за любимым мужниным гусем с капустой,
старая Дуся сказала зятю:
–
Мы с Капой так себе мыслим, ты кого-то завел. Послушай старуху: сиди ровно.
Ничего нет и не было. Не обижай девочку.
Капитан
послушался.
А
спустя неделю снова ушел в рейс. Софа проводила мужа, и он, как обычно,
поцеловал ее и помахал с трапа рукой в белой перчатке. Судно огласило акваторию
густым басом, и женщина пошла себе домой как ни в чем не бывало. И поэтому была
ошарашена и даже, как говорится, не поверила своим глазам, когда через пару
дней нос к носу столкнулась со своим капитаном, всецело в штатском и в придачу
с кудрявой дамочкой, причем та буквально висела на крепком капитанском
предплечье.
Но
и морской волк хорош. Знал ведь, старый дурак, что она здесь сидит на рабочем
месте – Кирова, угол Пушкинской – и ходит обедать неподалеку в кафе «Олимп»,
славящееся своими варениками. Наивная Софа со своей знаменитой ленью, может,
так и не поверила бы глазам и сказала бы себе: «Да ну, не может быть,
померещилось от жары». Но беда в том, что шла она в кафе со своей подружкой и
сослуживицей Флорой. И Флора, выпучив глаза, вместо того чтобы покрепче их
зажмурить, брякнула что есть силы: «Здрасьте, Глеб Иванович!» Так что какие уж
тут сомнения.
Когда
капитан явился в тот же вечер как бы с повинной, его ждали собранный чемодан и
бесстрастная жена с котом на руках.
–
Иди, – сказала Софочка кротко, – к своей курве. Или ты хочешь привести ее сюда?
И
благородный, хотя и беспечный каперанг Родионов великолепно выкатился из своей
четырехкомнатной квартиры в Аркадии с видом на море. Только спросил в дверях:
–
А Кап?
И
Софочка, эксперт по любимцам, ответила:
–
Это собаки привыкают к людям. А кошки – к месту.
Невские
маскарадные, как все крупные коты, – не особые долгожители. Но Капитан,
окруженный морем хозяйкиной любви, дотянул аж до семнадцати лет, надолго
пережив библейскую мать Дусю. Перед смертью Кап открыл помутневшие глаза и пошевелил
лапой, будто делал Софочке какой-то знак. Она приблизила к нему лицо, и кот, с
трудом подняв голову и тяжело дыша, ткнулся ей в ухо. И испустил дух. Софочка
на миг отключилась, а потом клялась, что Капитан шепнул: «Кохаю…»
Котика
кремировали в новой фирме, осуществляющей погребение животных (похороны Дуси
обошлись существенно дешевле. СМИ «Любимец» к тому времени давно сдохло, и
Софа, в сущности ничего не умевшая, кроме стихов про кошек, до последнего дня
вязала прославленного Капитана и продавала алиментных элитных котят).
–
Мы провожаем в последний путь дорогого меньшего брата, верного друга, который
делил с вами все беды и радости, всегда был рядом и отдавал вам без остатка всю
свою любовь. Прощай, Капитан, твоя хозяйка не забудет тебя.
Толстая
дама, затянутая в черный пиджак, с беджем «менеджер по ритуалу» на груди
дождалась, когда маленький гробик медленно опустился в люк, и подошла к рыдающей
Софье.
–
Ну-ну, Софья Марковна… Искренне соболезную, но вы ж, слава богу, не овдовели…
–
Лучше бы овдовела, – всхлипнула Софа.
–
Слушайте, дружочек, не надо вам сейчас оставаться одной. Пойдемте попьем чайку.
Работники
фирмы «Аркадия» понимали, с кем имеют дело. Полубезумные владельцы, чаще
владелицы, кошечек и собачек, а порой и попугаев, для которых хвостатые питомцы
являлись главными и единственными источниками счастья, – их было немного, и их
ценили, и те охотно платили деньги за такое исключительно хорошее и чуткое
отношение. Вообще, в сфере обслуживания животных работают с гораздо большей отдачей,
чем с человеческой клиентурой. На первый циничный взгляд это объясняется
высокой стоимостью услуг. Но не все измеряется деньгами (хотя оплачивается ими
почти все). Взять ветеринара. Он, как правило, без памяти, с большой долей
искренности любит зверей, в противном случае – зачем ему становиться
ветеринаром? Врача же его пациенты-люди часто раздражают и бесят. Положа руку
на сердце, кого-нибудь когда-нибудь целовал врач? А ветеринар собачонку легко
поцелует – хоть в морду, хоть куда.
–
Спасибо вам, вы так хорошо говорили… Трудная у вас работа: всех понять, всех
утешить… Прямо как священник.
Менеджер
по ритуалу смутилась. В настоящий момент она как раз соображала, как бы
понежнее выставить клиентку на памятник великому Капитану. Но клиентка неожиданно
выступила со встречным предложением.
–
Я вот что подумала. Вам же приходится каждый раз напрягаться, искать слова…
–
Ну что вы! Я говорю сердцем, – потупилась менеджер.
–
А я могла бы писать для вас прощальные тексты в стихах.
–
Как это?
–
Очень просто. Вы даете мне исходник, а я сочиняю вам по нему стишок. Ну вот
допустим: пудель… ну Бобик. Хозяйка… Вас как зовут? Валентина, очень хорошо.
Пусть Валентина. – Софа на миг призадумалась. – Прощай, наш верный Бобик, печальней
нет картины… Ты был не просто пес, кудрявый пуделек… Ты был и друг, и брат, и
сын для Валентины… И преданность твоя – нам…э… памятный урок.
–
Гениально! – поразилась менеджер Валентина и немедленно побежала к шефу.
С
Софой оформили договор и услугу «Прощальные стихи – 50 грвн.» включили в
прайс-лист. Мало кто отказывался за полтинник проститься с любимой зверюшкой в
поэтической форме. Софочка зажила, можно сказать, полной жизнью, и боль от
утраты Капитана притупилась.
Очень
скоро директор и владелец фирмы прикинул, что при настоящем раскладе менеджер
Валентина является слабым и совершенно лишним звеном, и предложил Софочке самой
проводить ритуал погребения. Тем более что тяжеловесная лысоватая Валентина
совсем, так сказать, не канала рядом с кареглазой Софочкой, чье курносое личико
обрамляли ангельские локоны, а чуть ниже начинались непосредственно ноги совершенно
исключительной конфигурации, – и такой посредник делал процедуру прощания с
любимой скотинкой психологически намного возвышеннее.
Валентина
потеряла хорошую зарплату, а учитывая ее пенсионный возраст, лишилась
интересных перспектив. Правда, у нее был муж, сын, внуки и собака. Поэтому,
когда Валентина, встречаясь с Софой на улице, отворачивалась и не желала ее замечать,
та только пожимала плечами. Ведь у Софочки, как известно, никого не было – ни
мужа, ни детей, а кот умер. И все вышло как бы по справедливости. И, кстати,
надо бы завести какого-нибудь котика, все чаще думала Софа, с глубокой жалостью
глядя на холодные тушки, которые мучили ее в печальных снах. Интересно, что
мужчины вовсе не занимали ее мыслей и о замужестве тридцативосьмилетняя Софочка
отнюдь не помышляла.
Однажды
ранней весной, когда море было еще прозрачным, ледяным и ярко-бирюзовым на
глубине, если смотреть с волнореза, Софа гуляла по пляжу. На рассохшемся
топчане лежал на боку кот и играл с сухим клочком водорослей. Страшно элегантный:
черный с белой манишкой и глазами, обведенными белыми «очками». Явно домашний,
на что указывал блошиный ошейник. Софа огляделась, но никого не увидела. Села
рядом. А кот возьми да и прыгни ей на плечо. Так на плече кот приехал к ней в
дом. Софа налила ему молока, но кот с плеча не слез и к миске не подошел. Когда
же поднесли еду к черненькой очкастой морде, он, не покидая своего насеста,
довольно жадно все вылакал.
Честная
Софочка развесила объявления и указала все свои реквизиты.
Кот
часто уходил на весь день, но к вечеру всегда возвращался, прыгал на плечо и ел
только с руки. Софа назвала его Денди, Дэн, и новичок – вот умница –
откликался. Когда Софочка писала свои погребальные стишки, обычно устроившись с
ногами в кресле, Дэн, сидя на плече, внимательно как бы читал строчки, иногда
пытаясь поймать буквы лапкой.
Тишину
одного из счастливых вечеров нарушил телефонный звонок. Телефон в Софочкиной
квартире звонил редко, и сердце ее сильно забилось.
–
Здравствуйте, – сказал хорошо прокуренный женский бас. – Вы давали объявление о
черном коте? В белой масочке? Как он к вам попал?
Как
будто это было важно.
–
Я не собиралась его брать, – прошептала Софочка, – но он…
–
Подождите, – усмехнулась женщина. – Я сама скажу. Он прыгнул вам на плечо? Да
не плачьте же, вот ей-богу! Когда-то он так же выбрал меня. А теперь вас. Пусть
остается. Всего вам хорошего. Да, его зовут Моня. Вернее, это я так его
назвала.
Софочка
бережно сняла Денди-Моню с плеча и зарылась лицом в белую манишку.
–
Мой, мой, – шептала она и целовала чудесную маленькую голову. – Радость моя,
рыба моя любимая!
Взгляд
ее упал на большой портрет Капитана в том же самом кресле, и Софа, покраснев,
повернула его лицом к стене. Словно жена, устыдившись фотографии мужа над
кроватью, в которой она бесчинствовала с любовником.
По
дороге на работу Софа встретила Валентину. Та гордо шагала под руку с мужем,
очень похожим на нее: приземистым, толстым и лысым. Муж тащил большой пакет, из
которого торчали рыбьи хвосты. Неожиданно Валентина притормозила:
–
Ты, что ль, поэтесса? Не узнала! Чего такая зеленая? Все кошаков отпеваешь?
Вот, Боренька, это Софа, я тебе рассказывала.
Боренька
хмуро кивнул:
–
Это что выперла тебя?
–
Да, херовато выглядишь. Ну всё, времени ни минуты. Веришь, Софа, вздохнуть не
успеваю! Так что спасибо тебе, живу теперь как человек!
Последним
кремировали уродливого французского бульдога Бормана, Софа без выражения
отбубнила корявый стишок и побежала домой, трепеща в ожидании, чтобы Дэн
прыгнул на плечо и, словно громоотвод, освободил ее от статического электричества
противной гнилой досады, которая начала накапливаться в ней с утра, со встречи
с Валентиной и ее пнем Боренькой. Но в этот вечер Денди не пришел. Не вернулся
и на следующий. Софа бегала по пляжу, звала, до темноты кричала, обыскивая окрестные
дворы и размазывая по лицу слезы.
Растрепанная,
с опухшими глазами, подходила она к дому. Старушка на лавочке, похожая на птицу
с белым хохолком, сказала:
–
Софонька, а я котика видела, вроде как твоего.
–
Где?! – закричала бедная Софа.
–
Черенький такой, с пятном на мордушке? Так мужик в фуфайке с буквочками и в
кепке, что ли, шел вот туточки, по дорожке. А котик у яво вот здеся сидел. – И
старушка похлопала себя по ватному плечу, поднятому выше уха.
Больше
Софочка Дэна не искала. А потом владелец фирмы «Аркадия» позвал ее замуж и она
не возражала. Тем более что у него было три кошки, причем две – голые, донские
сфинксы, на ощупь совсем как маленькие детки.