Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 2, 2013
Иван Волков родился в Москве. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Автор четырех поэтических книг и многочисленных публикаций в альманахах и периодической печати. Инициатор литературного проекта «Полюса» и поэтического фестиваля «Костромские каникулы». Лауреат премий им. Бориса Пастернака (2002), им. Бориса Соколова (2004),
Международной литературной премии «Леричи Пеа-Москва» (2010). Живет в Костроме.
Иван ВОЛКОВ
Живое облако
Диалог
– Что ты ищешь в хрониках Шекспира,
Если сам политику отторг,
Если сам решил, что судьбы мира
Не вершат Ланкастер или Йорк?
Разве кто-нибудь из кандидатов
На туманный розовый престол
Значимей, чем ельцин-хасбулатов
В вечной битве двух и больше зол?
Вряд ли мы нуждаемся в ликбезе:
Двадцать лет, стращая и смеша,
Шла на нас история в разрезе,
Как с плаката печень алкаша, —
Но когда пружины теневые,
Как матрац, вспороли истпроцесс,
Кто забил гвоздями телевизор,
Из газет оставил «Спорт-Экспресс»?
Чтоб не отвлекаться под предлогом
Личного участия во всем
От забот о трудном, о немногом,
Чем на самом деле мы живем…
Лучшее служение отчизне –
Качество и плотность частной жизни.
– Но от частной жизни я отрекся,
Когда ты сбежала от меня.
В этом мире больше нету секса –
Есть любовь и прочая фигня.
Оба мы нашли себе кого-то,
В жизни много сладких перспектив,
Только смерть великого Эрота
Ницше бы отметил, был бы жив.
Помнишь, зарождалась жизнь на звездах,
Освещался космос, как киоск,
Нежность создавала воду, воздух,
Из костей высасывая мозг,
Как бы был рубильник в нашей лёжке,
Им включался мировой бардак –
А теперь и кролики, и кошки
Этим занимаются не так.
Чистая мистическая похоть
Больше не взрывает снег в горах,
И теперь не жалко жизнь угрохать
На науку, на гражданский страх,
Вообще на страсти по отчизне –
Но со смыслом, а не так, как в жизни.
«Сонет 55»
Строители, в отличие от нас,
Нашли решенье сложного вопроса:
Все, что вокруг возводится сейчас,
Проектом предназначено для сноса.
Рос небоскреб, на пустыре, с нуля,
Уродливый, двадцатидвухэтажный –
Под ним уже распродана земля,
Хотя над ним склонился кран монтажный.
Лет десять будет портить здешний вид –
А дальше на район имеют виды.
Никто не будет строить пирамид
В век инвестиционной пирамиды.
У нас когда-то тоже было так –
Все лишнее съедал столетий мрак.
Теперь попробуй напиши так плохо,
Чтобы тебя грядущая эпоха,
Найдя в журнальной вековой грязи,
Не возвела при случае в ферзи.
С гарантией твое письмо в бутылке
(А не случайно) выудят по ссылке,
Откомментируют, переведут –
Не пропадет ничей никчемный труд,
Когда-то жили прошлого не помня –
Зато теперь PC conservat omnia.
Всему, что в windows выбросили вы,
Рисуется в природе перспектива
Использованного презерватива,
А не протухшей рыбьей головы.
Растет у поэтических заводов
Грядущему доценту на прокорм
Общедоступный банк идей и форм –
Гора неорганических отходов,
В степи мирской журчит кастальский слив,
И радужную пленку долго-долго
Уносит Лета, грязная как Волга,
Жар сердца слаще всех не утолив.
Венеция
Опасней диктатуры вкуса
Таланта лишь императив.
Талант и вкус (утеха труса)
Тебя лишают перспектив.
Используй выгодную дружбу,
Чтобы хоть как-нибудь пролезть
На государственную службу
(И власть, и выгода, и честь).
Не можешь красть – женись на дуре,
Родня которой может красть
(Пристрой ее к литературе –
Сейчас там дурам респ и масть).
Взойди на несколько ступенек
По вертикали должностей,
Не трать на женщин много денег,
Не трать сверх нормы на детей,
Супруге жадничай на тряпки
И сам чурайся кабака –
Тебе понадобятся бабки,
Когда подкатится тоска
Из живота, под горло, снизу…
Тоска при деньгах – не беда!
Купи билет, оформи визу
И в октябре лети сюда,
Уже дожди, уже не жарко –
И в час, подаренный судьбой,
Когда на пощади Сан-Марко
Качнулась площадь под тобой,
И, как в околоплодных водах,
Во влажном мареве Собор
Качает на волнистых сводах
Живого облака убор,
Ты вскинешь взор на Компанилу,
Как лилипут на абсолют,
И вся тоска утратит силу,
И дальше прошлого сплывут
И службы кислая баланда,
И жизнь без вкуса и таланта,
И ежедневная война,
И дефективная жена…
Как ты младенческого плача
Причин не помнишь своего,
Так жизни в целом неудача
Не означает ничего
С тех пор, как ты изведал чувство,
Что ты дрейфуешь в животе
Произведения искусства,
Что причастился красоте,
Когда на площадь с Компанилы
Глядишь, без прошлого мутант…
А если хочешь до могилы
Со вкусом пестовать талант –
Торчи в Москве, гуляй в фэйсбуке,
Храни копеечный уют,
Служи искусству и науке,
Гордись и пей, чего нальют!
* * *
Через 15 – 10 лет
(все по тому же трафарету),
когда захватит Интернет,
как Телевизор и Газету,
все тот же коллективный спрут
(холуй успеху, кум дебилу)
и снова новости умрут –
я не пойду на их могилу,
я паутине не вдова.
Не зря же нас учили в школе,
что все давно – как дважды два
на информационном поле.
Какое зрелище пустей,
чем предсказуемое само-
воспроизводство новостей,
их утвержденная программа,
прогресс, теракт, переворот,
какому зверству стать особым?
Пусть информация умрет –
я не иду рыдать за гробом,
мне будет скучно, бес, пока
не выведет язык-калека
из смыслового тупика –
во всех форматах – человека.
Наблюдая затмение Солнца
над могилой Батюшкова
Максиму Амелину
I think I know whose eclypse there’s: [1]
«Под камнем сим питомец Феба…»
Но кто приют его отверз
и мозг ущербный взял на небо?
Поэт рассчитывал в глуши
mover il sole e l’altre stelle[2] –
но крокодил со дна души
светило спрятал в черном теле.
Со дна небес до льда реки
следит безумья глаз хрустальный,
но мы слепые должники
рассудка памяти печальной.
Сиэттл. Небоскребы
В ирландском пабе за четвертым скотчем,
Лениво досмотрев бейсбольный матч,
Представь себя средневековым зодчим,
Который после стольких неудач
Соскучился в Европе близорукой,
Но заслужил молитвой и постом,
Что был во сне отправлен за наукой
По городам, построенным потом.
На севере, на юге, на востоке
Он постигал секреты ремесла,
Фантазия на новые уроки
В Америку беднягу занесла,
Ученый глаз на все глядит в Сиэттле
И вверх одновременно и вокруг,
До неба окна ровные, как петли
Для ангельского воинства кольчуг…
Вершина мира – Купол Брунеллески,
Господь в нем поселился навсегда
(Хотя летает посмотреть на фрески
За Арно и в другие города,
В Ассизи, в Рим…). Архитектуры – много,
Соборы строят чудо-мастера,
Но только здесь удерживает Бога
Пространства перекрестная игра…
И вот на новом временном отрезке
Меня не ослепил стеклянный блеск,
Я вижу в этом солнечном гротеске
(Откуда слово дикое «гротеск»?)
Вблизи, а позже издали, с парома –
Точней расчета, выше мастерства,
Как дома, как на Пьяцца дель Дуомо,
Присутствие Живого Божества.
Преемственность – загадочная штука,
И может быть, загадки даже нет,
Что самая высокая наука
Сбежала из Европы в Новый Свет,
Но мощный вид высотной панорамы
Мучительный вопрос в душе поднял:
Зачем Господь покинул наши храмы
И возвеличил лавочки менял?
Живое облако
Диалог
– Что ты ищешь в хрониках Шекспира,
Если сам политику отторг,
Если сам решил, что судьбы мира
Не вершат Ланкастер или Йорк?
Разве кто-нибудь из кандидатов
На туманный розовый престол
Значимей, чем ельцин-хасбулатов
В вечной битве двух и больше зол?
Вряд ли мы нуждаемся в ликбезе:
Двадцать лет, стращая и смеша,
Шла на нас история в разрезе,
Как с плаката печень алкаша, —
Но когда пружины теневые,
Как матрац, вспороли истпроцесс,
Кто забил гвоздями телевизор,
Из газет оставил «Спорт-Экспресс»?
Чтоб не отвлекаться под предлогом
Личного участия во всем
От забот о трудном, о немногом,
Чем на самом деле мы живем…
Лучшее служение отчизне –
Качество и плотность частной жизни.
– Но от частной жизни я отрекся,
Когда ты сбежала от меня.
В этом мире больше нету секса –
Есть любовь и прочая фигня.
Оба мы нашли себе кого-то,
В жизни много сладких перспектив,
Только смерть великого Эрота
Ницше бы отметил, был бы жив.
Помнишь, зарождалась жизнь на звездах,
Освещался космос, как киоск,
Нежность создавала воду, воздух,
Из костей высасывая мозг,
Как бы был рубильник в нашей лёжке,
Им включался мировой бардак –
А теперь и кролики, и кошки
Этим занимаются не так.
Чистая мистическая похоть
Больше не взрывает снег в горах,
И теперь не жалко жизнь угрохать
На науку, на гражданский страх,
Вообще на страсти по отчизне –
Но со смыслом, а не так, как в жизни.
«Сонет 55»
Строители, в отличие от нас,
Нашли решенье сложного вопроса:
Все, что вокруг возводится сейчас,
Проектом предназначено для сноса.
Рос небоскреб, на пустыре, с нуля,
Уродливый, двадцатидвухэтажный –
Под ним уже распродана земля,
Хотя над ним склонился кран монтажный.
Лет десять будет портить здешний вид –
А дальше на район имеют виды.
Никто не будет строить пирамид
В век инвестиционной пирамиды.
У нас когда-то тоже было так –
Все лишнее съедал столетий мрак.
Теперь попробуй напиши так плохо,
Чтобы тебя грядущая эпоха,
Найдя в журнальной вековой грязи,
Не возвела при случае в ферзи.
С гарантией твое письмо в бутылке
(А не случайно) выудят по ссылке,
Откомментируют, переведут –
Не пропадет ничей никчемный труд,
Когда-то жили прошлого не помня –
Зато теперь PC conservat omnia.
Всему, что в windows выбросили вы,
Рисуется в природе перспектива
Использованного презерватива,
А не протухшей рыбьей головы.
Растет у поэтических заводов
Грядущему доценту на прокорм
Общедоступный банк идей и форм –
Гора неорганических отходов,
В степи мирской журчит кастальский слив,
И радужную пленку долго-долго
Уносит Лета, грязная как Волга,
Жар сердца слаще всех не утолив.
Венеция
Опасней диктатуры вкуса
Таланта лишь императив.
Талант и вкус (утеха труса)
Тебя лишают перспектив.
Используй выгодную дружбу,
Чтобы хоть как-нибудь пролезть
На государственную службу
(И власть, и выгода, и честь).
Не можешь красть – женись на дуре,
Родня которой может красть
(Пристрой ее к литературе –
Сейчас там дурам респ и масть).
Взойди на несколько ступенек
По вертикали должностей,
Не трать на женщин много денег,
Не трать сверх нормы на детей,
Супруге жадничай на тряпки
И сам чурайся кабака –
Тебе понадобятся бабки,
Когда подкатится тоска
Из живота, под горло, снизу…
Тоска при деньгах – не беда!
Купи билет, оформи визу
И в октябре лети сюда,
Уже дожди, уже не жарко –
И в час, подаренный судьбой,
Когда на пощади Сан-Марко
Качнулась площадь под тобой,
И, как в околоплодных водах,
Во влажном мареве Собор
Качает на волнистых сводах
Живого облака убор,
Ты вскинешь взор на Компанилу,
Как лилипут на абсолют,
И вся тоска утратит силу,
И дальше прошлого сплывут
И службы кислая баланда,
И жизнь без вкуса и таланта,
И ежедневная война,
И дефективная жена…
Как ты младенческого плача
Причин не помнишь своего,
Так жизни в целом неудача
Не означает ничего
С тех пор, как ты изведал чувство,
Что ты дрейфуешь в животе
Произведения искусства,
Что причастился красоте,
Когда на площадь с Компанилы
Глядишь, без прошлого мутант…
А если хочешь до могилы
Со вкусом пестовать талант –
Торчи в Москве, гуляй в фэйсбуке,
Храни копеечный уют,
Служи искусству и науке,
Гордись и пей, чего нальют!
* * *
Через 15 – 10 лет
(все по тому же трафарету),
когда захватит Интернет,
как Телевизор и Газету,
все тот же коллективный спрут
(холуй успеху, кум дебилу)
и снова новости умрут –
я не пойду на их могилу,
я паутине не вдова.
Не зря же нас учили в школе,
что все давно – как дважды два
на информационном поле.
Какое зрелище пустей,
чем предсказуемое само-
воспроизводство новостей,
их утвержденная программа,
прогресс, теракт, переворот,
какому зверству стать особым?
Пусть информация умрет –
я не иду рыдать за гробом,
мне будет скучно, бес, пока
не выведет язык-калека
из смыслового тупика –
во всех форматах – человека.
Наблюдая затмение Солнца
над могилой Батюшкова
Максиму Амелину
I think I know whose eclypse there’s: [1]
«Под камнем сим питомец Феба…»
Но кто приют его отверз
и мозг ущербный взял на небо?
Поэт рассчитывал в глуши
mover il sole e l’altre stelle[2] –
но крокодил со дна души
светило спрятал в черном теле.
Со дна небес до льда реки
следит безумья глаз хрустальный,
но мы слепые должники
рассудка памяти печальной.
Сиэттл. Небоскребы
В ирландском пабе за четвертым скотчем,
Лениво досмотрев бейсбольный матч,
Представь себя средневековым зодчим,
Который после стольких неудач
Соскучился в Европе близорукой,
Но заслужил молитвой и постом,
Что был во сне отправлен за наукой
По городам, построенным потом.
На севере, на юге, на востоке
Он постигал секреты ремесла,
Фантазия на новые уроки
В Америку беднягу занесла,
Ученый глаз на все глядит в Сиэттле
И вверх одновременно и вокруг,
До неба окна ровные, как петли
Для ангельского воинства кольчуг…
Вершина мира – Купол Брунеллески,
Господь в нем поселился навсегда
(Хотя летает посмотреть на фрески
За Арно и в другие города,
В Ассизи, в Рим…). Архитектуры – много,
Соборы строят чудо-мастера,
Но только здесь удерживает Бога
Пространства перекрестная игра…
И вот на новом временном отрезке
Меня не ослепил стеклянный блеск,
Я вижу в этом солнечном гротеске
(Откуда слово дикое «гротеск»?)
Вблизи, а позже издали, с парома –
Точней расчета, выше мастерства,
Как дома, как на Пьяцца дель Дуомо,
Присутствие Живого Божества.
Преемственность – загадочная штука,
И может быть, загадки даже нет,
Что самая высокая наука
Сбежала из Европы в Новый Свет,
Но мощный вид высотной панорамы
Мучительный вопрос в душе поднял:
Зачем Господь покинул наши храмы
И возвеличил лавочки менял?
[1] Кажется, я знаю, чье это затмение (англ.).
[2] Двигать солнце и светила (англ.).