Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2013
Ольга Покровская родилась и живет в Москве. Окончила Московский авиационный институт по
специальности инженер-математик. Работала системным администратором, инженером,
сейчас – сотрудник службы технической поддержки интернет-провайдера. Проза
размещена в Интернете, а также публиковалась в журналах «Знамя», «Новый мир»,
«Урал».
Утро для Валерия и Алексея, владельцев торговых точек, началось в четыре часа, по звуку будильника. Они везли на Алексеевой машине товар с московского оптового склада в родной Ульяновск и остановились на ночь в небольшом городке на квартире у знакомого, Николая – водителя автобазы. При звуках побудки Николаева жена Инна, как солдат в казарме, вскочила, накинула халат и побежала управлять домом, а гости сонно заворочались на полу, где спали вповалку на своей путевой спецодежде – армейских бушлатах. Николай тоже заворочался: ему скоро было на работу.
– Машу, Машу будить надо, – напомнил Валерий.
Вместе с товаром он вез к себе двоюродную племянницу Машу. Ее мать ложилась в больницу – похоже, что надолго, – и бабка, которой не хватало сил и на уход за дочерью, и на десятилетнюю внучку, умоляла забрать ребенка хотя бы на несколько месяцев.
– Инна! – позвал Николай. – Поднимай Марию, только тихо.
Завозились и во второй комнате – в детской, где спали две Николаевы дочки, Лера и Настя. Появились в коридоре всколоченные длинноволосые головки, зашлепали к туалету детские ножки, и в конце концов Инна извлекла наспех одетую Машу. У Маши на лице всю дорогу стыло тревожное плаксивое выражение, но она испуганно помалкивала. С косами не надо было возиться, ее для удобства остригли под мальчика, и она постоянно трогала затылок.
– Маша! – окликнул двоюродный дядя негромко. – Не забудь чего-нибудь опять, проверь…
Накануне, уезжая из дома, Маша долго собиралась, куксилась, забывала какие-то дорогие ей мелочи, и Валерию не хотелось повторения капризов – они торопились.
– Садитесь, я яичницу приготовила, – велела Инна.
Она поставила на стол большую сковородку, разлила по кружкам кипяток из чайника и рассовала чайные пакетики на нитках, а в Машину кружку насыпала растворимого какао. Гости столпились на крошечной кухне.
– Кушай, кушай, – сказал Валерий, заметив, как племянница отстраненно ковыряется в тарелке, но ни куска не подносит ко рту, только морщится. – На трассе останавливаться не будем, прямиком поедем.
– Не надо, не останавливайтесь, – подтвердил Николай. – А самое главное – попутчиков не берите. И бензина если будут просить – езжайте мимо.
– Бензина у самих немного, – сказал Алексей.
– Вот-вот. Впереди ни одной хорошей заправки на сто километров. Везде бодяжат.
– Поедем прямиком, – кивнул Валерий, – если менты не тормознут, конечно.
– Менты особо трясти не должны: груз у вас в багажнике, не видно, в машине ребенок. Они фуры трясут…
– И я думаю, – согласился Алексей. – Может, нам Машуню всегда возить?
Он улыбнулся, стараясь приободрить девочку, но она опустила глаза и сморщилась сильнее.
– Всякие случаи были, – продолжал Николай. – У Шульгина, на трассе, на точке. Там кафе, недавно один мужик с местными поцапался, выехал к Морозовску и пропал. С концами. Искали, в розыск объявляли – без толку.
– А машина?
– Я же говорю, с концами. Что машина? На двадцатом километре карьеры – танковую армию похоронить можно, и сто лет не найдут. И искать не будут.
– Пропади оно, Шульгино, – сказал Алексей, поеживаясь от холода. – В этой тошниловке не останавливаемся, хоть озолоти. Чебуреки с крысами… грязища…
– Маша! – воскликнул Валерий раздраженно, обнаружив, что перед племянницей еще стоит полная тарелка. – Ну ты ешь, что ли!
Маша вздрогнула и испуганно принялась набивать рот, как хомяк.
– В самом деле, и попутных не сажайте, – посоветовала Инна. – Все наши прямиком ездят, без остановки. Даже если авария – позвонили, ГАИ вызвали и дальше поехали. Сейчас у всех телефоны. Мало ли какая подстава… народ изобретательный. Тем более вы с девочкой, места свободного у вас нет.
– Зна-аем, – протянул Алексей.
В окнах светлело, рассвело, но солнце еще не встало. Небо окрашивалось розовым, обещая холодный день. Друзья поели и стали подгонять Машу.
– Соберись, – строго приказал дядя. – Ничего не забыла? Проверь. Что у тебя, что ты вчера искала? Взяла?
Маша прижимала к груди аляповатую пластмассовую сумочку и блокнотик с сердечками на обложке – прощальные дешевые бабушкины гостинцы.
– Взяла, – пробормотала она.
– Ну, тогда сели на дорожку, – предложила Инна.
Путешественники, сопровождаемые Николаем, вышли из подъезда пятиэтажки и направились к «ракушке», в которую с вечера загнали машину, чтобы, обнаружив незнакомое транспортное средство с ульяновскими номерами, местные хулиганы не взломали бы двери и не украли товар.
– Твоя-то где? – Алексей поискал глазами Николаев автомобиль.
– Отогнал на другую улицу. А то сосед, – Николай указал на спящие окна первого этажа, – увидит, поймет, что ракушка занята, что я ее утром открывать буду, колеса по злобе проколет.
– Что он у тебя, псих? – удивился Алексей.
– Да больной. Спит плохо. Ракушка скрежещет, когда открывают. Ну скрежещет. А что я могу сделать? Мешает – пусть квартиру в элитном комплексе покупает и живет спокойно. А здесь мы все друг другу мешаем…
– Поговорил бы с ним, – предложил Валерий.
– Говорил уже. Приложил его как-то в подъезде от души. Он с заявлением даже пошел. – Николай усмехнулся. – Только, слава богу, от маразма время перепутал – написал то, когда я груз получал, за накладные расписывался, вся база видела, и в документах время стоит. Я его теперь чуть что: за клевету привлеку. Он помалкивает. Но шины проколоть может…
– Маша! – позвал Валерий девочку, которая стояла под козырьком подъезда и тряслась как овечий хвост. – Что, холодно?
– Ничего, – утешил Алексей. – Сейчас в машину сядем, натопим, тепло будет.
Николай снял замки с «ракушки» и откинул крышу. Крыша действительно подалась с громким скрежетом и потом, на излете, бухнула об асфальт. Эхо разнеслось по безлюдному району.
– Счастливого пути, – пожелал Николай напоследок.
Машина быстро проехала два квартала пятиэтажек, ряд деревенских домиков вдоль главной улицы, и позади остался указатель с перечеркнутым названием населенного пункта. Потянулись поля, пересеченные рядами лесополос. Алексей включил печку, сделалось тепло.
– Похоже, дождя не будет, – проговорил он, глядя на стальное бесцветное небо над верхушками деревьев. – Хорошо бы.
– Маша! – Валерий посмотрел на девочку, которая скорчилась на заднем сиденье. – Может, поспишь? Ложись, ноги вытяни – туфли сними только.
– Не хочу, – заканючила Маша.
– Ладно, ладно, – отмахнулся Валерий поспешно, опасаясь детской истерики. – Дело твое.
– Да, девчонки, – проговорил Алексей, вздохнув. – Что делать с ними. Что маленькие, что большие… – Он в сердцах нажал на газ.
– Все в порядке будет с твоей Санькой, – уверил Валерий друга, зная, что тот беспокоится за дочь.
– Поживем – увидим. Что она нашла в этом охламоне? Я его без пива на улице не видел. Присосется к банке… ну что из него выйдет? Мамаша психованная. И главное, я не понимаю, как у них теперь заведено: не успели познакомиться – уже живут вместе. Так принято, понимаешь? Все делают.
– Все, – пробурчал Валерий. – Может, лучше, чем разводиться потом?
– Да что! И так половина подружек – уже разведенки. Брошенки. Им только жизнь начинать, а они уже перебитые, перепорченные, испохабленные… Нет, знаешь, я бы законодательно разводы запретил. Вообще. Как раньше.
– Совсем жениться не станут, – возразил Валерий. – Или это… поубивают друг друга к чертовой матери.
– И так убивают. Что, случаев нет? Может, хоть думать станут головами. А то жалко ведь, сил нет. Помню, Санькино двенадцатилетие отмечали, девчонок назвали, все пришли в платьицах, красивые, с бантами, смотришь – и тепло на душе становится. Такие хорошие! А тетка посмотрела – и в слезы. Я говорю: ты чего? А она: через десять лет половина будут матери-одиночки… Как в воду глядела – и десяти лет не прошло. Им бы, клушам, дома сидеть, пироги печь. А они, как собаки голодные, поджарые, бегают: жить надо, детей кормить надо, денег нет… Может, взаперти их держать? Как в Средней Азии. Потом пинком замуж – и опять под замок? Не знаю… Мужья-то еще нищие, голодранцы. Вот мы с тобой – крутимся, крутимся… а тоже не бог весть.
– Мы-то еще поборемся, – возразил Валерий.
– Поборемся… Было бы для кого, для чего. Марья! – окликнул Алексей. – Ты не спишь?
– Нет.
– Согрелась?
– Да.
– Тогда мотай на ус. Умной будь. Без ума сейчас не прожить. Поняла?
– Да.
– Оставь, – махнул рукой Валерий. – Оставь в покое.
Он замолчал, и стало понятно, что он думает про Машину мать, Аллу. Алексей тоже замолчал: про Аллу избегали говорить всю дорогу.
Солнце стало бить в уголок глаза. Проехали страшное Шульгино, где на пустой площадке перед спящим кафе стояла одинокая фура и валялось много мусора. Потом проехали пост ГИБДД, и дорога пошла лесом. Встречных машин было немного, попутных не было совсем, так что Алексею не приходилось даже обгонять. В одном месте попался неторопливый трактор, отрясающий грязь с колес, повилял по шоссе километра два и съехал в бурьян.
– Вон. – Валерий показал на человека, идущего по обочине. – Грибы здесь сейчас, раз грибники.
– Какие грибники, корзины нет, – возразил Алексей.
Они нагнали щуплую фигурку в армейской плащ-палатке, перегнали, Валерий обернулся и воскликнул:
– Вот те на! Это бабушка. Ранняя пташка.
– Да. – Алексей заглянул в зеркало заднего вида. – Не сшибли бы, идет больно смело.
Старушка двигалась по обочине сонаправленного движения – как предписывалось правилами, но противоречило здравому смыслу, да никогда правила и не исполнялись в деревенской глуши: нормальные люди не хотели быть сшибленными лихачами и поэтому ходили по обочине встречного движения, а при появлении автомобилей прятались далеко в канаве.
Машина свернула за поворот, и старушка пропала из виду.
– Подвезти бы ее, – сказал Алексей. – А то неудобно.
– Может, ей не надо, – возразил Валерий. – Ходит по лесу, грибы собирает, вышла на шоссе, сейчас опять в лес пойдет.
– Ну, спросить надо было. Остановиться и спросить.
– Помнишь, чего Коля говорил? – сказал Валерий. – И бандиты здесь, и машины пропадают.
– То бандиты, а то бабуля! Вон, идет-то еле-еле.
– На дороге может быть бабуля, – возразил здравомыслящий Валерий, – а в кустах шайка внуков с обрезами.
– Что ты! Она машину не останавливала, видишь. Идет себе и идет. Неудобно.
Они проехали немного, Алексей еще посмотрел в зеркало заднего вида и добавил:
– И никто не едет. Взял бы кто… Нет, неудобно… – Еще через пять минут он сделал вывод: – Нет, надо взять.
– Ты что? – возмутился Валерий. – Спешим же!
– Ну что – спешим? Пять минут лишних. У самого мать старенькая.
Он решительно крутанул руль, поманеврировал на узком пустынном шоссе и поехал обратно.
– Наверное, в лес ушла, – иронично сказал Валерий. – Увидишь.
Повернули за поворот. Старушка в плащ-палатке отрешенно ковыляла прежним курсом, не поднимая головы и не замечая проходящий транспорт.
– Вот, – сказал Алексей, проезжая мимо. – Куда ей деться с подводной лодки…
Машина еще раз развернулась, нагнала старушку, остановилась, и Валерий открыл дверцу.
– Бабуль, подвезти? – спросил он, высовываясь. – Далеко вам?
– А? – Старушка напугалась и отшатнулась. – В Морозовск, милые…
– Садитесь, бабуль. Садитесь, садитесь.
Валерий вылез, посадил старушку на переднее сиденье, а сам полез на заднее.
– Не спишь, Маш? Я к тебе тогда. Бабушку подвезти надо.
Маша послушно подвинулась к двери и хотела привычно уставиться в окно, но что-то пошло не так. Валерий заметил, что появление старушки ее напугало. Даже не напугало, а поразило. Она забилась в угол, вжалась в сиденье и смотрела на старушку с ужасом, точно не верила глазам. Валерий покосился: он не мог понять, в чем дело. Старушка была обыкновенная, седая, морщинистая, в платочке, с клеенчатой сумкой и в стоптанных ботах. Валерий принюхался – может, пахнет как от неухоженных стариков? Но нет, только легкий дух затхлости, тлена, нестиранной одежды…
– Далековато, бабуль, – заметил Алексей, трогаясь. – Что, всю дорогу пешком?
– Пешком, – согласилась старушка охотно. – Пешком. Может, от Говорова автобус пойдет.
– Ничего, нам все равно через Морозовск ехать, довезем.
– Спасибо, милые.
– В собес, бабуль? – спросил сзади Валерий. – В собес, говорю?
– А? Нет, сынки. В церковь. На службу…
– Что ж у вас, – хмыкнул Алексей, – церкви нету? Сейчас, по-моему, в каждой деревне церковь.
– Нету, милые. У нас нету. В Быкове, – старушка вытерла рот углом платка, – в Быкове открывать хотели. Но там армяне заправляют. Им не надо…
– Армяне? – спросил Валерий. – Разве армяне не православные?
– Не знаю, милые. Может, и не армяне. Народу всякого много. Не поймешь. Так не открыли. Ходим в Морозовск, к отцу Иоанну.
– Много вас? – спросил Алексей. – Много народу в деревне?
– Нет, немного. Никого не осталось. Так, старики доживают. Вот поселились эти – как сейчас называется? – фермеры. Но им дом сожгли.
– Ого! – прокомментировал Валерий. – Видимо, сильно они кого-то разозлили.
– Да мы знаем, кто спалил. Это Пашка. У него огнемет есть.
– Что-что? – переспросил Алексей. – Огнемет? У вас гнездо террористов какое-то, бабуль, а не деревня.
– Может, не огнемет. Не знаю, как называется.
– Канистра с бензином, – подсказал Валерий.
– Посадили? – спросил Алексей.
– Что?
– Посадили, говорю, огнеметчика-то вашего?
– Не-ет… Его, может, фермеры убьют. А посадить его не могут. Чтобы его посадить, надо умнее его быть. А следователь приезжал – дурак дураком.
– Сильно умный Пашка-то?
– Умный, что есть, то есть. И хитрый, собака. Хитрющий… Его в психбольнице научили. Он к Сергеичеву сараю проволочку привязал и в грозу ею в небо стрелял из какой-то пукалки. Хотел молнию поймать.
– Поймал?
– Поймал, дурное дело нехитрое. Самого чуть не убило… ну и сарай.
– Понятно, – пробормотал Валерий. – Контингент…
– Что?
– Контингент, говорю. У самого продавцы такие же умельцы. Как справиться, не знаю.
– Что? У нас продавцов нет. Давно нет. Только в Быково лавка приезжает…
Наконец Алексей ткнулся в хвост нескольким фурам. Пока объезжали их по узкому шоссе, проехали Говорово. Старушка разложила на коленях сумку, стала что-то искать. Немного постояли на железнодорожном переезде, потом потянулись редкие домики, обозначавшие близость Морозовска.
– Что в плаще-то, бабуль? – спросил Алексей. – Дождя не обещали.
– Что?
– Дождя, говорю, не будет! Плащ зачем?
Старушка дрожащими руками вытерла снова рот, потом глаза:
– Одежка у меня плохая, милые. Совестно.
Алексей промолчал, а старушка продолжала:
– Сын пьет, все пропивает, до копейки. Душу пропил. Третья жена прогнала: тверезым не видела. А как не прогнать? Кому такой нужен? Дерется…
– Один сын-то?
– Что?
– Сын, говорю, один?
– Один, милые. Дочка в девяносто восьмом умерла. От рака.
– Да, – протянул Алексей глубокомысленно. – Беда.
– Беда, милые, беда. Что говорить… Гриша мне, как в город идти, плащ дает. Если не дождь. Гриша – пастух. Беда… беда.
Мимо пролетел одиноко стоящий посреди поля указатель населенного пункта – начинался Морозовск.
– Куда подвезти, бабуль? – спросил Алексей. – Где ваш отец Иоанн?
Старушка оживилась:
– За универмагом направо, к станции. Вон кладбище наше, церковь… Дай вам бог, милые.
– Ладно, бабуль, – проговорил Алексей. – Спасибо на добром слове.
Он затормозил на углу, у кладбищенской ограды, и, пока старушка вылезала из машины, пошарил в нагрудном кармане.
– Бабуль, – позвал он негромко, протягивая две сотенные бумажки. – Возьмите… пригодится.
Старушка испуганно замотала головой, замахала руками, словно ее заставляли делать что-то тяжелое и обременительное, и запричитала:
– Ни-ни-ни! Ни в коем… ни-ни! Спаси господь, я не нищая, силы еще есть. И картошку сажаю, с протянутой рукой не стою… Нет, милые, помогай вам бог, не возьму.
Алексей смутился, а старушка подобрала длинный плащ и проворно скрылась за оградой. Алексей пожал плечами:
– Было бы предложено, – и обратился к Валерию: – Пересядешь?
– Сейчас, – отозвался тот. – Что-то Машуня расстроилась. Устала?
– Не выспалась, – предположил Алексей и посмотрел в зеркало. – Что случилось, Маш? Может, в туалет хочешь? Скажи, не стесняйся. Чего стесняться? У меня дочка, как ты, только постарше.
Но Маша мотала головой и глотала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
– Маша! – испугался Валерий. – Ты чего?
– Это я, – сказала Маша, тыкая пальцем в сторону, где скрылась старушка.
– Что такое? В каком смысле?
– Это я, – пояснила Маша. – Это я, только старая.
Алексей выразительно крякнул и тронул машину.
– Устала, – проговорил он. – Нервы. А что хочешь? Все еще впереди… самое интересное. Приготовься.
Валерий уныло кивнул:
– Вижу, – и повернулся к Маше. – Мы все будем старыми. Кому повезет…
– Нет, это я, я. Я узнала. Как в зеркало. Только старая. – И Маша принялась всхлипывать и вытирать слезы.
– Ма-ша, – проговорил Алексей терпеливо. – Зеркало – это чушь. Зеркалу даже верить нельзя. Вот дядя Валера подтвердит – у самого наверняка бывали случаи, – когда встаешь, в зеркало смотришь – и зеркалу не веришь. И понимаешь, что этот кошмарный дядя в зеркале – не ты. Бывает, Маш.
– Раньше сказки нормальные детям читали, – пробурчал Валерий. – А теперь телевизор смотрят. Я на неделе включаю: сидят какие-то хмыри, якобы академики-профессора, и с серьезным видом говорят, что Гитлер скрылся в Антарктиде через Тибет и на Луну улетел. И сидят-то не в смирительных рубашках, не связанные, а с понтами, пальцы веером – будто так и надо. Потом удивляемся, что детишки с ума сходят.
– Потерпи, Маш, – добавил Алексей. – Я понимаю, дорога длинная. Если бы на поезде везти, было б проще.
Они петляли по улочкам спящего чистого городка, где начинали появляться редкие прохожие и одинокие автомобили. У выезда на трассу им встретился напоследок диковинный гражданин в майке, обвислых трениках и тапочках на босу ногу. Гражданин выгуливал собаку. Потом выехали на шоссе. Маша тихонько поскуливала на заднем сиденье.
– Деньги-то, – попенял Валерий, – не надо было давать. Надо было в сумку ей тихонько запихнуть.
– Она, старая ворона, и не найдет. Сынок-алкоголик раньше отыщет и счастлив будет.
Вдруг Валерий поерзал:
– На чем я сижу? – Он сунул руку, проверил кресло и с удивлением вытащил грязную мятую книжицу. – Это что у нас… это что? – спросил он у Алексея.
– Не знаю, – ответил тот, пожимая плечами. – Посмотри.
Валерий брезгливо заглянул в страницы:
– Вот здрасьте! Бабуля паспорт выронила.
– Паспорт? Как она умудрилась?
– Не знаю. В бауле-то своем копалась.
– Тьфу!
Алексей свернул на обочину и остановился. Тяжело вздохнул и уронил руки. Посмотрел на часы. Шоссе начинало оживать.
– Ну что? – спросил он убито. – Куда теперь?
– Не знаю.
– Ворона старая! Куда его девать?
Валерий подумал:
– Лучше к милиции подкинуть.
– А где тут милиция? Знаешь?
– Наверное, где администрация. Где бывший райком партии.
– Не факт. – Алексей стал разворачивать машину. – Что ж, поехали искать. Когда ее не надо, она на каждом шагу, а как надо, днем с огнем не найдешь.
Вернулись и въехали в город.
– Точно бабулин-то? – спросил Алексей. – Проверь. Может, он с незапамятных времен валяется.
Валерий пригляделся к страницам, мятым, потертым и многократно залитым водой.
– Хранят черт знает где… он, такой, вообще недействительный. Задницу им вытирали. Зачем его возвращаем? Прочесть невозможно. Год рождения оборван. Ох, елки! – И он замолчал.
– Что? – спросил Алексей подозрительно.
Валерий почему-то оглянулся на Машу:
– Ничего… потом.
Они приехали на главную площадь городка, где перед зданием администрации был разбит аккуратный сквер, высился стандартный памятник Ленину, а невдалеке дремала дежурная машина с двумя милиционерами. Рядом на лавочке сидел худой азиатский человек, ничего не делал, но являл с патрулем какое-то единство, непонятное стороннему наблюдателю.
Алексей остановился. Огромные, как динозавры, служители закона находились в полуготовности: один, откинувшись на подголовник, спал за рулем, а второй бодрствовал вполглаза.
– Товарищ сержант, – обратился Алексей, высовываясь из окна. – Как к отделению милиции проехать?
Сержант коротким профессиональным взглядом объял возникшее перед ним явление, разъял на детали, сделал выводы, и в глазах у него зажегся интерес.
– Что? Сдаваться едем? Явку с повинной писать?
– Только не говори, что нашли чего-то, – прошептал Валерий. – Потом не отмажемся. Скажи, потеряли.
– Знаю, – шепотом ответил Алексей. – Барсетку потеряли, может, нашел кто-нибудь?
– Деньги, документы?
– Денег немного. Кошелек, пропуск на работу, в гараж. Жалко. Мы бы заявление написали.
Сержант потерял интерес к разговору, зато азиатский человек потянулся и начал прислушиваться.
– Так чего, – протянул сержант недовольно. – У нас не бюро находок. Факт преступления не зафиксирован? Нет. И не ездите.
– А где бюро находок?
– Где у нас бюро находок? – спросил сержант у напарника.
Тот, не открывая глаз, пробасил:
– Нету.
– Вот видите. – Сержант подумал и пихнул напарника в необъятный бок. – А на вокзале? Серег! На вокзале вроде собирают барахло всякое, которое в поездах оставляют?
– Ну. – Серега томно пошевелился. – В автопарке что-то вроде. В супермаркете тоже – мне Верка показывала – ящик есть. Перчатки да зонтики. Хоть торгуй. Только все перчатки по одной. Хоть бы парами теряли.
– Мы не были в супермаркете, – возразил Алексей.
Сержант повел могучими плечами:
– Тогда не судьба. – Он скосился на номер машины. – Хотите, адрес оставьте. Найдет кто, перешлем. А заявлений нам не нужно.
– Не нужно, – подтвердил напарник.
– Ладно, – сказал Алексей, поднимая стекло на дверце. – Не нужно, так не нужно.
Он поехал к главной улице, переходящей за городом в трассу.
– Не судьба, так не судьба, – сказал он Валерию, который сумрачно молчал. – Значит, бабуле не повезло. А что ты хотел сказать?
– Ладно, – буркнул Валерий. – Потом.
– Ну поехали, и так время теряем.
Однако не успели они выехать за город, он снова принялся разворачиваться.
– Ты что? – вскинулся Валерий.
– Что ж мы дурные? Батюшке надо паспорт-то оставить! Она в церковь шла. Батюшка и отдаст. Или староста церковный… Наверняка ее знают.
Поколесив по миниатюрным улицам и пару раз попав в тупики между бревенчатыми домами, друзья выехали к углу кладбища и вскоре обнаружили церковь.
– Идем, – позвал Алексей. – Ты человек церковный, знаешь, что к чему. Марию только закрой наглухо.
– Маша, – обратился Валерий к девочке, которая успела опухнуть от тихих слез и немного успокоиться. – Мы тебя закроем, поняла? В машине. Скоро придем. Сейчас придем. И ты никому не открывай, поняла? Кто бы ни просил.
Маша выглядела так измученно и жалко, что ему стало неловко за проволочки в пути.
– Пять минут, Машунь. – Он старался успокоить Машу как мог. – Понимаешь, не может бабушка без паспорта, без паспорта ни один человек не может, это документ. Отдадим и вернемся. И не думай ни о чем, хорошо? Что ты такую мордашку скорчила?
– Это я, – выдавила Маша. – Эта бабушка – это я… потом я буду.
Валерий с досадой махнул рукой:
– Что ж ты, ей-богу!
Он нагнал Алексея:
– Слушай, давай быстрее. Совершенно девчонка не в себе. Как ее успокаивать? У тебя в аптечке есть что-нибудь?
– Йод, жгут, анальгин. Согласно правилам. Перекись водорода.
– Вот-вот. Аптечка называется!
– Так мне не нужно. Родные куда смотрели, когда собирали? Надо было подумать. Она все талдычит, что бабуля – это она?
– Понимаешь, – тихо сказал Валерий, – она не выдумывает.
– То есть? – Алексей остановился на пороге церкви, пропустив женщину, окутанную газовым шарфом.
– Знаешь, что в паспорте написано? Как зовут бабулю? Синицына Мария Дмитриевна.
– И что? – не понял Алексей.
– То, что это Машка и есть. Она Синицына Мария Дмитриевна. Зовут ее так. У нее же фамилия по отцу, а он – Синицын.
Алексей вытаращил глаза.
– А год рождения? – спросил он с азартом, как будто проверял лотерейную таблицу и совпала серия билета. – Место рождения?
– Не прочесть. Оторвано, потерто… Говорю же, паспортом только пол не мыли.
Алексей подумал.
– Покажи, – потребовал он после паузы.
Оба напряженно принялись разглядывать засаленные, грязные страницы.
– А правда, – протянул Алексей, глядя на фотографию. – Бабуля чем-то на Машку похожа, что-то есть.
Валерий с досадой ткнул его пальцем в затылок:
– Соображай! Теперь ты будешь твердить.
– Нет, точно. Разрез глаз, смотри, лоб…
– Короче, хватит, надоело! – прервал его Валерий, решительно захлопывая паспорт. – Массовое помешательство. Отдали и поехали.
Они поднялись по старым ступеням и вошли в темную гулкую церковь, где тихо, как тени, роились в глубине немногочисленные прихожане. У входа сидела сутулая свечница и перебирала записки.
– Отец Иоанн здесь? – негромко спросил Валерий, снимая кепку и наклоняясь к уху свечницы. – Отец Иоанн нам срочно нужен.
– Срочно, – подтвердил Алексей, перекрестившись.
Свечница закрыла ящик, скользнула куда-то, и через несколько минут появился отец Иоанн – неожиданно молодой, с бодрыми глазами и пушистой жидкой бородой.
– Благословите, батюшка, – обратился к отцу Иоанну Валерий, который ходил в церковь вместе с женой и скорее бы избежал ошибки в разговоре. Алексей, который был далек от религии, молча стоял рядом. – Нам бы Синицыну Марию Дмитриевну. Где ее можно найти?
– На погосте, – ответил батюшка невозмутимо и внимательно осмотрел собеседников. – Вы родственники?
– Нет, – сказал Валерий. – Мы паспорт подобрали… на дороге. Паспорт хотели передать.
Батюшка изумленно поднял брови, принял паспорт, полистал и спросил у вернувшейся свечницы:
– Что же ей, свидетельство о смерти без паспорта выписали?
Свечница не ответила, но батюшка и не ждал ответа.
– Может, она теряла, – продолжал рассуждать он сам с собой. – Неудивительно…
– А… – не понял Валерий, – она где? Она что?
– На погосте же, говорю, на погосте. В позапрошлом похоронили? – Он снова обратился к свечнице, снова остался без ответа и подтвердил: – В позапрошлом августе.
– Она? – не понял Валерий.
Батюшка послушно присмотрелся к фотографии:
– Она, кто же еще. Убиенная.
Алексей шумно вздохнул у Валерия за спиной.
– Извините, – проговорил Валерий и понизил голос почти до шепота, – а почему убиенная?
Батюшка помрачнел.
– Топором зарубили, – объяснил он неохотно.
– Нашли кто?
Батюшка помолчал:
– Подозревали сына. Но не признался. Говорил, мол, я в тот день в соседнем селе на свадьбе пьяный валялся, у меня пятьдесят свидетелей.
– Поверили? – удивился Валерий.
– Может, и не поверили бы… только верить уже некому. Он через неделю химии какой-то опился и умер.
– Извините, батюшка, – пробормотал Валерий.
– Не за что. – Батюшка нахмурился. – Вы точно не родственники?
Валерий отшатнулся:
– Не, нет-нет. И не похожи, как видите.
Друзья пулей вылетели из церкви и, остановившись перед входом, некоторое время затравленно озирались по сторонам. Алексей потер затылок.
– Да, – проговорил он. – Ну что? Поехали?
– Поехали, – очнулся Валерий. – Давай.
Они быстро вернулись к машине. Валерий с опаской посмотрел на заднее сиденье, готовясь утешать девочку, но Маша, утомившись, спала, прислонившись к окну и прижимая к груди пластмассовую сумочку.
– Ладно, – проговорил он негромко. – Но только чтобы, – он выразительно посмотрел на Алексея, – никаких остановок больше! И не брать ни сирых, ни убогих.
Алексей сделал виноватую гримасу и завел машину. Долгое время ехали молча, не разговаривали – обоим было не по себе, и Валерий иногда проверял, спит ли Маша, и на его лице отражалось сочувствие.