Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2013
Человек я сам хороший…
У государственной машины
Давно перекосило стойки,
И ржавые торчат пружины,
Как из матраса на помойке.
Все, что не криво в ней – то косо,
А что не косо в ней – то криво,
Хотя еще скрипят колеса
Законам физики на диво.
Она былым величьем бредит,
Она еще сигналит грозно,
Она еще чуток проедет,
Но встанет рано или поздно
Среди родного бездорожья.
И задрожав предсмертной дрожью,
Вконец развалится на части,
То бишь обломки самовластья.
Одним из них меня придавит
На дне заросшего кювета,
Чем навсегда в веках прославит
Отдельно взятого поэта,
Чья неприкаянная лира
Гуляла вольно по буфету.
Хотя, скорее, пассажира,
Что просто ехал без билета.
* * *
Человек я сам хороший,
Даже лучше, чем поэт,
Но с моральной этой ношей
Мне на свете счастья нет.
Много лет пишу стихи я
И сказать могу одно:
Хоть стихи мои плохие,
Люди хуже все равно.
Как мечтаю я о чуде,
Как желаю я того,
Чтобы вдруг плохие люди
Сдохли все до одного.
Сдохли б жены их и дети,
И собаки, и коты,
А остались бы на свете
Только я и только ты.
Чтобы было нам с тобою
Сухо, сытно и тепло,
Чтоб желание любое
Враз исполниться могло.
Чтобы праздник не кончался,
Чтоб однажды на ночлег
В нашу дверь не постучался
Нехороший человек.
* * *
Я людям неинтересен,
На меня они плюют,
Обо мне не сложат песен,
В бронзе бюст не отольют.
Не присвоят теплоходу
Мой скупой инициал.
Зря я пел хвалу народу,
В честь его вздымал фиал.
А когда-то, было время,
На своей родной земле
Был любим буквально всеми
И народом в том числе.
Прикипев к нему мозгами
И душою заодно,
Я широкими мазками
Клал его на полотно,
Улучшал его породу,
Не жалея слабых сил,
И убогую природу
До небес превозносил.
А теперь я позаброшен,
Огорошен и смятен,
Серой пылью припорошен,
Белым снегом заметен.
Без надежды, без отрады
Провожу в печали дни.
До чего же ж люди гады,
Что ж за сволочи они.
* * *
Разводит Горький шашни
На Капри со снохой,
А граф Толстой по пашне
Пи…ует за сохой.
“Камаринского” пляшет
Есенин в кабаке,
А граф как карла пашет
В дырявом армяке.
Пуляет Маяковский
В себя, позоря ЛЕФ,
Но граф наш не таковский,
Не из таких наш Лев.
Не записной оратор,
Не сетевой трибун,
Но истовый оратай,
Родимых бразд топтун.
Он сапоги тачает,
Глаза продрав едва,
Он как насос качает
Гражданские права.
Имен сравнимых много ль
В словесности моей?
Пожалуй, только Гоголь
И тот, боюсь, еврей.
* * *
Детства милого картинки
Оживают вдруг в мозгу:
“Папе сделали ботинки…”
Дальше вспомнить не могу.
Эта строчка обувная
Не дает покоя мне –
Уж который день без сна я
Роюсь памяти на дне.
Подобрался тихой сапой
Добрый дедушка склероз.
Что там дальше было с папой,
Задаю себе вопрос.
В голове застряло прочно,
Что папаша точно был:
По избе ходил он точно
И притом мамашу бил.
Остальное безвозвратно
Камнем кануло во тьму.
То, что бил, и так понятно.
Непонятно – по чему?
Эх, дырявая корзина,
Память дряхлая моя!
Отравила Мнемозина
Мне остаток бытия.
И верчусь я до рассвета,
Что твое веретено.
Что же, что же было это?
Да и было ли оно?
* * *
Настоятель храма Илии Пророка на Обыденке игумен Тимофей, находясь за рулем спортивного BMW с номерами посольства Мальты, врезался на Садовом кольце в машину, которая следовала в попутном направлении. После этого BMW вылетел на встречную полосу и столкнулся с другим автомобилем. Очевидцы происшествия утверждают, что сидевший за рулем игумен был нетрезв и отказался от медосвидетельствования. |
В один ненастный день в тоске нечеловечьей,
Когда придавит жесть во всей свой красе,
Садимся мы за руль, и происходит встреча
С мальтийским BMW на встречной полосе.
Я из немногих тех, кто не бывал на Мальте,
Где побывать больших не требует трудов,
И, сколько ни ищи, на тамошнем базальте
Не сыщешь моего присутствия следов.
Но посещал в Москве мальтийское посольство,
Где принят был послом за Рильке с пьяных глаз.
В пословицы вошло мальтийцев хлебосольство,
Чьей жертвою и пал игумен в этот раз.
Когда летит чувак в таком автомобиле,
Где сотни лошадей вместились под капот,
Какие нормы тут, какие тут промилле,
Да плюнь тому в глаза, кто их берет в расчет.
2
…Он мчался по Москве, был вид его безумен,
Мелькали за стеклом ночные фонари,
Сдается мне, в тот день неистовый игумен
Превысил свой предел примерно раза в три.
Да, я согласен с тем, что мы живем в эпоху
Высоких скоростей и низменных страстей,
И все равно за руль садиться пьяным плохо,
Хоть кто бы из каких ни ехал там гостей.
Игумен Тимофей, боюсь я, что сурово
Осудит твой кульбит начальство РПЦ.
Оно, конечно, так, но я хотел бы слово
Замолвить перед ним о бедном чернеце:
Да мало ли чего не вытворишь по пьяни,
Да, в общем, я и сам не облако в штанах.
3
Но с нас и спрос другой, поскольку мы миряне,
А если ты монах, какие пьянки, нах!
4
Но он летит туда, где бьют гитаны в бубен,
Где пляшет до зари с вакханками Бодлер.
Пропащий Тимофей, безбашенный игумен,
Игумен Тимофей, мальтийский кавалер.
* * *
Разменяв остатний рубль,
Все сусеки подскребя,
Жизнь моя идет на убыль,
С каждым часом из себя.
И протягивая ноги
К роковому рубежу,
Я печальные итоги
Беспристрастно подвожу.
Что же городу и миру
Предъявить имею я?
Лишь поношенную лиру,
Да комплект-другой белья,
Да талант свой неприметный,
Что безвременно угас,
Да бумаги туалетной
Стратегический запас.
∙