Владислав Дрожащих, Антон Бахарев-Черненок, Дарья Тамирова. Эссе и стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2012
Поэт в городе
Развернуть культурную карту страны, чтобы узнать о сдвигах, которые происходят за пределами двух столиц, – в этом цель нашей новой рубрики. Вести ее мы пригласили поэта, самостоятельно измерившего путь от Москвы до Перми, – Андрея Родионова. Не только потому, что он организатор известных поэтических фестивалей и турниров. Но прежде всего потому, что поэт – лучший “картограф”: наиболее чуткий к токам творческой энергии, пронизывающей город.
В нашем журнале уже есть рубрика “Объезд”, в которой писатели рассказывают о своих встречах с гением места. Писательское погружение в ауру города дополняет или совсем переворачивает его общепринятое восприятие. Но не каждая точка на карте индивидуальных впечатлений становится опорным пунктом культуры. В “Объезде” действует город-субъект, а писатель дает ему слово, – в новой рубрике город оказывается местом действия, площадкой для слов поэта.
Независимо от нас идея раскрыть поэтическое восприятие города возникла у Андрея Родионова и Вячеслава Курицына. Их проект “Поэтический путеводитель” посвящен взаимодействию поэта и города, в частности, Перми, которая с недавних пор претендует на звание третьей столицы России.
С рассказа Андрея Родионова о “Поэтическом путеводителе” начинается наше путешествие по точкам роста российской культуры.
Андрей РОДИОНОВ
Место силы – Пермь
Часто поэтические топонимы трудно идентифицировать с реальными. Высокое синее здание оказывается типовой девятиэтажкой, лавочка в парке – пунктом сбора гопоты, а любимая улица – неуютным и даже жутким местом. Но это место – удивительное, раз поэт обратил на него внимание.
Поэтический путеводитель – на такое поэтичное топографическое исследование решились мы с Вячеславом Курицыным.
Я приехал в Пермь вместе со своей женой Екатериной Троепольской два года назад участвовать в проекте “Пермь – культурная столица”, главным идеологом которой является Марат Гельман. Он предложил нам работу в пресс-службе Музея современного искусства. Здесь мы и проработали верой и правдой свой пермский период. Весь ли – неизвестно. Когда выйдет этот номер, мы, возможно, уже вернемся в Москву, а может быть, останемся в Перми. Неизвестность стоит перед нами, пугает и манит.
Приглашен я был в Пермь, конечно, более как поэт, нежели как специалист по пиару и работе с прессой. Поэт естественным образом обращает внимание скорее на впечатление от места своего пребывания – бытовые подробности скрыты от его нетрезвого взгляда. Улицы мощного промышленного центра, застроенные деревянными домиками канувших в Лету дореволюционных мещан, кварталы немецкого двухэтажного жилья, построенного военнопленными, сталинские парадные проспекты, современные башни из стекла и бетона – все поэту хорошо, если ему хорошо и спокойно внутри себя, если гений места улыбается ему из-за стекол зданий. И, должен сказать, мне хорошо в Перми. Город Пермь весьма похож на Москву моего детства – и по выражению лиц, и по одежде прохожих, огромным беретам бабушек, рассеченным лбам молодежи.
Оттого что мы с Катей видели много разных городов России – все города-миллионники, многие областные да и районные центры, – некоторая приблизительная карта России возникла в наших сердцах. Так примерно врач представляет, как устроено тело человека, а механик – как устроен автомобиль. Врач или механик не могут себе позволить органы человека или детали машины лечить или ремонтировать по выбору. Поэт же, работая с метафизическим пространством, не только может – должен. Есть города, где нам сложно было долго находиться – Санкт-Петербург, Екатеринбург, Новосибирск. Людей из этих городов объединяет схожая ментальность, общий смысл которой я, как закоренелый москвич, могу назвать снобизмом, но, может быть, это что-то еще более тонкое (снобизм – грубоватое слово, не отражающее самой сути). Есть города, смысл которых можно определить как усталость – города Поволжья: Тверь, Ярославль, Самара, Саратов. Есть лично мне очень близкие по духу города – они соответствуют моему личному, внутреннему ритму – Норильск, Тольятти, Красноярск. Есть и город Москва – моя родина. Так, вкратце описав личные пристрастия, я подхожу к нашему поэтическому путеводителю. Тему которого можно обозначить так – “Место силы”.
Поэтический путеводитель придуман мной. Параллельно с работой в пресс-службе музея и я, и Катя работали на “Культурный альянс” – организацию, которая занимается налаживанием культурных связей между городами России, минуя Москву. Большая часть перечисленных мной выше городов входит в “Культурный альянс” или сотрудничает с ним. Города обмениваются выставками, спектаклями, поэтами. Движение это началось недавно, но оно реально работает. Центр этого движения – Пермь.
Возникла идея напечатать сборник поэтов из городов, с которыми работает “Культурный альянс” – так был придуман поэтический путеводитель, в котором мы бы напечатали стихи, более-менее относящиеся к конкретным городским топонимам, а за неимением их – просто подборки поэтов. Тут Слава Курицын и предложил прекрасную идею – каждую подборку поэта предварять поэтом же сочиненным небольшим рассказом о “месте силы” в родном городе: улице, здании или даже каком-нибудь овраге. Поэту не надо это объяснять – около восьмидесяти рассказов появилось в нашем путеводителе. В июне сборник должен выйти, его презентуют на фестивале фестивалей “Белые ночи в Перми”.
Так от туризма географического мы пришли к туризму метафизическому, а в каждом городе отыскали точки, дорогие сердцу поэта. У поэтов ведь своя карта города, несовпадающая с общепринятыми экскурсионными маршрутами.
В Перми мы пригласили участвовать в проекте интересных поэтов – Владислава Дрожащих, Антона Бахарева-Черненка, Дарью Тамирову, Ивана Козлова, “репера” Сяву (Вячеслава Хахалкина), Екатерину Гашеву. Хочу вместе с ними пригласить вас на небольшую прогулку. Ниже небольшие рассказы трех поэтов. Я не смогу (в силу объема текстов) поместить здесь рассказы всех пермских поэтов, возможно, мы продолжим это путешествие потом, ведь жизнь поэта – дорога, а знакомый огонек всегда светит где-то вдали.
Владислав Дрожащих
Родился и живет в Перми. Окончил филологический факультет Пермского университета. В конце 80-х-начале 90-х входил в группу пермских поэтов “Политбюро”. Участник Первого Всесоюзного фестиваля поэтических искусств “Цветущий посох” (Алтай, 1989). Автор нескольких книг стихов.
Пермская подземка
При Советах в Перми обещанную подземку так и не построили, а при царе – да.
Ранее детство мое прошло в центре старой Перми, во дворе у перекрестка улиц Сибирская и Кирова, напротив осанистого каменного особняка видного камского пароходчика и купца. Ходили слухи, что где-то рядом с нами глубоко под землей построена дорога, которая раньше выходила к Каме, прямо к пристани.
Жили мы в коммуналке, через стенку от моей родной тетки. Тетка подрабатывала в овощном магазине за углом, на сортировке картошки в холодном подвале с тусклым освещением. Такие же глубокие подвалы были в соседних домах, включая наш. Это, как потом выяснилось, были подземные карманы той самой дороги.
Прямо под нашей коммуналкой творилась непонятная жизнь.
Однажды тетка решила проверить меня на страх и в полутемном коридоре подвела к огромной дыре, пробитой в стене под умывальником. Вел ход в недра подвального склада. Тетка зажгла наспех сооруженный факел и со словами “Смотри сюда” высветила мрачный провал в стене. Скоро из темноты показалось рыжевато-белесое чудище. По виду – непомерно рослый хомяк с красноватыми глазами, а в них слезились и кривлялись маленькие огни. Зверище на высоких тонких ногах и величиной с собаку медленно и слепо двигалось на огонь. Тетка загасила факел – видение исчезло.
Потом я узнал, что под купеческой улицей Сибирской в XIX веке действительно был проложен гужевой путь. Мостовые тогда были деревянными, и, чтобы не разбивать их гружеными подводами, соорудили подземный путь. Купцы возили по нему свой товар на лошадях, в том числе контрабанду, которую легко было спрятать в подземных хранилищах. Дорога шла от пивзавода до берега Камы у речного вокзала, имела ответвления в подвалы магазинов и, возможно, была связана с системой отработанных пермских шахт. А странные обитатели заброшенной пермской подземки иногда могли выйти наружу за километры от своей лежки. Это был их веселый шанс сбежать из пермской подземки поближе к солнцу и библейскому шелесту камских вод.
Отрок
Век склоняется надо мною,
замусоленный на странице
сорок с чем-то; зиять земною
мерзлотою; новородиться
и холмам, и пенатам милым,
мгле и трепету, воскресенью:
с вестью – к вербам! челом – к могилам:
верить ветру и запустенью.
Краткий век мой, печаль до срока;
с покаянной какой-то силой
век мой, вестник тяжелоокий,
надо мною печаль склонила;
и пылающим метеором
из ресниц, что автограф бегло
оставляют под приговором,
по-колымски щебечет пекло,
озирая свой срок без края;
то ль копать-колотить, то ль в небе,
в поле огненном – умирая,
песню петь о насущном хлебе.
Век закатный печалью порван.
Подо мною не прах клубится –
наглотавшись небесной прорвы,
под землей земляная птица
все летит; на ладье охранник
правит смертью – ко мгле заречной,
на призор кривозрячих нянек,
из реки выгребая вечность.
Мало ты, земляная прорва,
набрюхатила, нагуляла,
наступая в гробах на горло,
молодых кровей напускала
по вискам! Персты поистерла –
в прах; и мертвого – обласкала,
вынимая хулу из горла,
имя господа – из оскала,
из халвы городков уездных
с новорусскими битюгами;
век бросает в пустую бездну
отцветающий криком камень
тупиков своих и окраин –
на правеж с курвотой проулков.
Под кремлевской стеной хозяин
к стенке ставит своих придурков;
сонный колокол, завывая,
как шарманка, по-волчьи, серым
шелушится картонным раем,
озирая печаль без меры.
Век скорее новородится
и над ухом пистоль кремневый
загрохочет, чем веку сбыться
из желанья крушить по новой;
и светлеть, и на тьму дробиться,
и креститься, и лезть из кожи;
свет от пламени отслоится,
с глаголаньем ангела схожий.
Из груди травяного грома
рвется в небо клекот крылатый,
раздвигая свои хоромы,
земляные свои палаты;
дальний колокол, наплывая,
шелушится вечерним звоном,
озирая печаль без края,
что дарована всем влюбленным.
Звон, змеясь, заползает в поры
той земли, что зияет ямой,
в осиянный и мертвый город
с поминальным холмом над Камой.
Вербный колокол. Нежный отклик.
И, неведомый, между нами
тихо бродит небесный отрок
с антрацитовыми очами.
Антон Бахарев-Черненок
Родился в городе Губахе Пермской области, живет в Перми. Учился на филологическом факультете Таганрогского пединститута. Публиковался в литературных журналах. Победитель Пермского слэма-2009. Победитель Международного фестиваля поэзии “Синани-Фест-2009” в Ялте. Автор книги стихов.
Не совсем Пермь
Проживая в разные годы в отдаленных микрорайонах Перми – на Гайве, в Голованово, в Закамске, которые, может, и казались мне порой “не совсем Пермью”, – я все-таки умудрялся ощущать себя пермяком. Разглядывая сосны на улицах, или вдруг увидев в промежутке между пятиэтажками зубчатый лесной профиль и блеск Камы, или же просто выхватив боковым зрением на автобусной фанерке с номером одну из трех пермских “Ц” – “Цум”, “Цирк”, “Црынок”… В остальном же это были одинаковые в своей серости и унылости совковые провинциальные квартальчики – ни какой город в отдельности и, вместе с тем, вообще любой город.
Чтобы испытать “пермскость”, я приезжал в центр города – на Компрос. И шел пешком от Комсомольской площади и “Башни Смерти”, по правой стороне, а не по липовой аллее, вниз. Я пытался почувствовать мое любимое место в этом городе и знал, что оно где-то здесь. “Вот-вот, еще десять или пятнадцать метров – и я буду в самом центре своей энергетической Перми”, – думал я и шел, прислушиваясь к ощущениям, но вдруг видел прямо перед собой желтую стену Художественной галереи, и путь заканчивался, а цель оставалась не достигнутой.
* * *
Хрущевки, спрятавшиеся в тополях,
И густо крашеные подъезды,
Старухи пристальные в дверях
Облезлых.
На поворотах стены держись –
Шкафы на пятый, гробы на первый…
То держит смерть, то торопит жизнь:
Маневры.
И тут, казалось бы, до Перми
Мне дела нету – раз все проходит:
Везде порядок – как до-ре-ми –
Такой вот.
Но почему-то с балкона вниз
Гляжу на улицы – представляя,
Как я меж этих печальных лиц
Гуляю…
Дарья Тамирова
Родилась в городе Мантурово Костромской области, живет в Перми. Окончила факультет современных иностранных языков и литератур Пермского государственного университета. Участвовала в фестивалях “Камский анлим”, “СловоNova”. Автор книги стихов.
Место слабости
Нет у меня с этой вашей Пермью пуповинной связи – на то есть другой город-соколик, куда и выдвинусь, как соберусь бесповоротно отойти от дел. И места силы у меня в Перми – нет, а есть место слабости, где оставлены, как положено, лучшие годы, нервы, сны и желания. От семнадцати годов губит девушку любовь, сообщает нам песня вообще-то про третий уже, а именно – Самару-городок. А до каких годов губит, песня не сообщает: будем считать, что верхний предел не задан. Итак, любовь меня губила (нещадно) в микрорайоне Молодежный. Добраться туда при желании или необходимости можно автобусом номер две семерки – из центра города, или городской электричкой от любого вокзала – железнодорожного или речного. Прилипнув к стеклу электрички или автобуса, погружаешься в миры братьев Стругацких: заводик, и еще заводик, и еще. Главный заводик, однако – тот самый, из-за которого в микрорайоне Молодежный высотного строительства не велось, чтоб, значит, с балкона ракетно-космическая мощь страны не просматривалась, – НПО “Искра”. Мимо него проезжаешь и каждый раз на ракету, установленную перед входом, смотришь если не почтительно, то во всяком случае с некоторым уважением – особенно она хороша зимним поздним вечером при свете фонарей, под романтическим снегопадом.
Есть в микрорайоне Молодежный все, что нужно для счастья, – перелески, лыжная станция, кулинарии для тех хозяек, которые не рвутся в кухонное рабство, детская библиотека, выход к реке Каме, которая во всякий сезон хороша, разливное пиво и Дворец культуры. А еще улицы есть, сплошь нелинейные – здешнюю нумерацию понимают только местные, и то не всегда. А место моей персональной слабости – где-то между улицами Плановая и Косякова. Такое вот сверну на Виноградную, пройдусь по Абрикосовой. С поправкой на местный колорит.
* * *
Человек-луна-парк, говорю, покатай меня,
Отвяжись, говорит, отвяжись, не проси ремня.
Отвернись, говорит, к стеночке и считай до ста.
Луна-парк не работает, я устал.
Я встаю, включаю компьютер, наливаю себе молока,
Подогреваю слегка,
Думаю: все-таки очень жаль,
Что нельзя закатать в асфальт всех, кто меня когда-нибудь обижал.
Молча сижу, очередную обиду баюкаю.
В тишине предрассветно чирикает айсикью.
Я еще веду себя хорошо: не курю, не пью.
(А могла бы).
∙