Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2012
Александра ИЛЬФ
По следам Ильфа и Петрова
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2012
Александра ИЛЬФ
По следам Ильфа и Петрова
В прелестнейшие июльские дни мне посчастливилось быть в Одессе, на Международном литературном фестивале, посвященном столице Причерноморья. Можно было поразмышлять на тему: Одесса – миф или реальность? Меня не покидают подобные размышления. Город совсем настоящий – с его морем, улицами, домами, с его скульптурой и архитектурой. Но он превращается в некое литературное явление, когда представляешь, что по этим улицам прогуливался сам Александр Сергеевич…
«Чтобы родиться в Одессе, надо быть литератором», – писал Юрий Олеша. Следуя этому парадоксу, в Одессе, в доме на Молдаванке родился Исаак Бабель, а на Базарной – братья Катаевы. А на Старопортофранковской (название такое же извивающееся, как и сама улица) увидел свет будущий Ильф. Сами названия одесских улиц (Большая Арнаутская, Малая Арнаутская, Канатная) вызывают чисто литературные ассоциации, с детства засевшие в памяти. И все-таки литература, смешавшись с запахом моря и цветущих акаций, превращает Одессу из мифа в реальность.
Илья Ильф и Евгений Петров – одесситы, и это, как говорил Остап Бендер, «медицинский факт». Потому их романы прослоены Одессой – не могли же они забыть родной город, который они знали лучше других городов?
Ильф записал когда-то: «Я был на нашей далекой родине. Снова увидел недвижимый пейзаж бульвара, платанов, улиц, залитых итальянской лавой».
Мне приятно идти по следам Ильфа и Петрова в Одессе.
Но сначала – об Остапе Бендере. Бендер – образ собирательный. Но совершенно одесский. В нем проглядывают черты одесских современников будущих соавторов – и мелкого ловкача Мити Ширмахера, и Остапа Шора, внешность которого, по словам В. Катаева, «соавторы сохранили в своем романе почти в полной неприкосновенности: атлетическое сложение и романтический, чисто черноморский характер».
А фамилия?
Когда в юности Ильф жил на Малой Арнаутской, где, по сообщению Остапа, делали всю одесскую контрабанду, в соседнем доме была мясоторговля Бендера. Возможно, своей фамилией великий комбинатор обязан ему. Или не только ему, поскольку в те годы…
Франц Францевич Бендер– преподавал немецкий язык в военном училище, где был преподавателем и отец братьев Катаевых; Луиза Мартыновна Бендер учила тому же языку гимназистов, а жила на Пироговской улице, 3, где поселились Катаевы; еще один Бендер служил вместе с Ильфом в советском учреждении с труднопроизносимым названием Опродкомгуб.
Заикающийся фельетонист Принц Датский из «Двенадцати стульев», который утверждал, что он «заикается решительно обо всем», не кто иной, как одесский журналист Борис Давидович Флит, и эту его фразу запомнили не только Ильф и Петров.
А сколько одесских реалий перекочевало в Старгород!
С конца XIX века на Пушкинской (угол Ново-Рыбной) располагалась «Московская булочная и бубличная пекарня Яковлева», а потом уж в «Двенадцати стульях» появилась «Одесская бубличная артель «Московские баранки».
Перебралось туда и «новое здание биржи, сооруженное усердием старгородских купцов в ассиро-вавилонском стиле», поныне украшающее Пушкинскую улицу (правда, переквалифицировавшись в филармонию).
«Мой папа был турецко-подданный», – признавался Бендер. Это подданство принимало немало одесситов, что при некоторых житейских обстоятельствах было весьма удобно, например, избавляло от службы в армии.
Нельзя не вспомнить, что в 1921 году в помещении бывшей редакции «Одесских новостей» рядом с Городским театром располагалась редакция профсоюзной газеты «Станок», именем которой Ильф и Петров назвали московскую газету «Гудок», где оба трудились, а Бендер потом охотился за стульями.
Что касается названия города Черноморска в романе «Золотой теленок», то в первой версии романа («Великий комбинатор») он открытым, как говорится, текстом именуется Одессой.
Год ее основания соавторы знали точно, почему и написали, что «Между древним Арбатовым, основанным в 794 году, и Одессой, основанной в 1794 году, лежали – тысяча лет и полторы тысячи километров грунтовой дороги». Не преминули они и отметить, что в чемоданчике, в котором Корейко хранил свои неправедные миллионы, честный человек мог держать брюки из клетчатой ткани «Столетье Одессы».
А «Геркулес», в финсчетном отделе которого служил подпольный миллионер, по словам авторов «Золотого теленка», помещался в бывшей гостинице. Напомним, что в 1921 году Ильф служил бухгалтером в упоминавшемся уже Опродкомгубе, располагавшемся в гостинице «Большая Московская» на Дерибасовской. На той же улице раскинулся Городской сад, где, как сказано в романе, «толстая струя фонтана оплывала, как свеча».
Киностудия, куда Остап продал сценарий «Шея», – тогдашняя кинофабрика ВУФКУ (Всеукраинского фотокиноуправления) на Французском бульваре.
Кафе «Флорида» – кафе Фанкони, возрожденное теперь на прежнем месте.
Музей древностей, на ступенях которого Бендер признавался в любви Зосе Синицкой, – Археологический музей.
Гостиница «Карлсбад» – «Лондонская».
Гимназия Илиади, где Бендер зазубрил латинские исключения, была на Дворянской, и там учился друг Ильфа Лев Славин.
«Где первое общество взаимного кредита? Где, спрашиваю я, второе общество взаимного кредита?» – с горечью вопрошал Фунт, и земляки-современники Ильфа и Петрова вспоминали первое общество взаимного кредита на углу Пушкинской и Греческой улиц, второе общество взаимного кредита на той же улице.
Паниковский делится с Балагановым тайной якобы золотых гирь Корейко в буфете «искусственных минеральных вод». Такие заведения, оставшиеся с дореволюционных времен, еще при нэпе были разбросаны по всей Одессе.
Своеобразной достопримечательностью Одессы были морские ванны, о которых Ильф писал: «Когда все в Одессе разрушится, морские ванны по-прежнему будут сиять и переливаться светом. Одесситы любят морские ванны».
Слух одесситов ласкает и указание на то, что Корейко «шел под акациями, которые в Черноморске несли некоторые общественные функции: на одних висели синие почтовые ящики… к другим же были прикованы жестяные лоханочки с водою для собак».
Пикейные жилеты возле бывшего кафе Фанкони утверждали, что «такого августа не было со времени порто-франко»[2]. Был такой август или не был, но порто-франко осчастливил и обогатил Одессу еще в 1817 году и продолжал это делать сорок лет кряду.
Улицей Полтавской Победы, на которой молодой Корейко мечтал найти кожаный бумажник с деньгами, одно время называлась Канатная.
Малая Касательная улица – «гибрид» Малой Арнаутской и спародированной (однако существующей до сих пор) Косвенной.
Арнаутские галереи опоясывают старинные дворы на обеих Арнаутских и других одесских улицах.
Бронзовая фигура екатерининского вельможи, стоящая посреди площади, – конечно же, памятник герцогу Ришелье.
Улица Лассаля – послереволюционное название Дерибасовской. Улица Франца Меринга – Нежинская.
В 1920-е годы завод «Одесская Бавария» выпускал и рекламировал пиво «Тип-топ», о котором можно прочесть теперь разве что в «Золотом теленке»: «А миллионер, может быть, сидит сейчас в этом так называемом летнем саду, за соседним столиком, и пьет сорокакопеечное пиво «Тип-Топ»».
В безумных мечтах Воробьянинова «грудастые дамские оркестры беспрерывно исполняли «танго-амапа»». Это бразильский вариант модного перед Первой мировой войной танго. И в стихотворении «Пьяный вечер», написанном в 1915 году молодым одесским поэтом Анатолием Фиолетовым, остались строчки: «В тавернах, полных народа, трубил граммофон огромный, / Звенел жеманный танго, кружился танго истомный. / <…> …Хозяин, почтительно снявши шляпу, / Просил, чтоб я еще раз сплясал пьянящий “Амапа”…»
Невозможно не вспомнить одесскую артистку Изу Кремер, знаменитую и, пожалуй, первую исполнительницу авторских песен, одна из которых, «Под знойным небом Аргентины», написанная на мелодию танго, упоминается в главе «Золотого теленка» «Командор танцует танго». Его танцевал Бендер, закончив «Дело Корейко». С миллионом, обращенным в золото, он пытался бежать из Советской России через замерзший Днестр в Румынию. В начале 1920-х у некоторых одесситов это получалось удачней, нежели у великого комбинатора.
А сколько одесситов поделилось с персонажами романа своими фамилиями!
Часовщик Фунт, который держал мастерскую на Ришельевской.
Представитель фирмы «Патэ» Залкинд.
Домовладелец Бомзе.
Владелец знаменитой пивной в доме Вагнера на Дерибасовской Генрих Брунс.
Служащий ссудно-сберегательной кассы Берлага. Еще один Берлага служил в Опродкомгубе вместе с Лапидусом и Пружанским.
Возлюбленная Воробьянинова Елена Станиславовна позаимствовала фамилию у жены мирового судьи мадам Боур.
Немецкий специалист Генрих-Мария Заузе получил свою фамилию от одесского художника В.Х. Заузе.
Можно было бы перечислить еще многое, но и без того очевидно, что одесские мотивы отчетливо звучат в романах Ильфа и Петрова, оставаясь своего рода фонограммой тех далеких времен…
В заключение необходимо воздать должное одесским краеведам, постоянно открывающим мне глаза на все роскошества этого необыкновенного города.