Опубликовано в журнале Октябрь, номер 4, 2012
Дмитрий Мурзин родился в городе Кемерово. Окончил математический факультет Кемеровского госуниверситета и Литературный институт имени М. Горького. Печатался в литературных журналах. Автор нескольких поэтических книг. Лауреат премии имени И. Киселева. Член Союза писателей России. Работает в литературном журнале “Огни Кузбасса”. Живет в Кемерово.
Дмитрий МУРЗИН
Кемерово.
Обитель угля и печали
Попытка мозаики
Для каждого человека каждый город – свой. Для кого-то Москва – это Третьяковка, а для кого-то серьезная драка на Ярославском вокзале. Для кого-то город – это дома и улицы, для кого-то – люди. Для кого-то Коктебель – это Макс Волошин, а для кого-то смешное, труднопроизносимое название.
Я не буду рассказывать о шахтерах, о забастовках, о нашем земляке космонавте Леонове или актере Машкове. Я не буду рассказывать вещей, известных и так. Я расскажу о мелочах. Потому что нет ничего важнее мелочей.
1
Шел на работу. Я как иду на работу – обязательно что-нибудь увижу. Ну или придумаю. А на работу хожу каждый день. Почти.
По улице идет старушка – божий репейник. Тащит на поводке жалкую пародию на собаку. Что-то из семейства цуциковых. Суслик справится с этой собакой. Цуцику несчастному интересен окружающий мир, он пытается его обнюхать, оглядеть. Но поступательное движение бабушки равномерно и неотвратимо. Сопротивляться ему цуцик не в силах. На счастье и передышку его, бабушке что-то нужно в газетном киоске. Остановка.
Мимо движется бывший интеллигентный человек. Он с бодуна, но уже. Пошатывается. Наклоняется к собачке. Гладит. Чешет за ухом. Цуцик в счастье. Он готов лизать нищего в щетину, вдыхать запах перегара, он ему уже почти родственник. Но бабушка закончила дела с киоском и продолжила свое движение, даже не обернувшись ни на бомжа, ни на собачку. Собачка, повизгивая, пыталась бороться. Как лист с ветром. Безуспешно. А вновь одинокий, опустившийся человек стоял и смотрел ей вслед.
2
Останавливают меня двое. Молодой человек в белой рубахе и девица в панаме.
– Здравствуйте, – говорят. – Зовут нас, – говорят, – Виталий и Оксана. Верите ли вы, что когда-нибудь на земле наступит такое время, что страданий не будет?
– Вообще?
– Вообще.
– Нет, не верю.
– Спасибо, – благодарно так говорят.
И пошли.
И у меня такое чувство, что я их обнадежил.
3
Мама ведет пацана. Мама так нормально выглядит. Цаца. Пацан флегматичен. Одет излишне пафосно для прогулки. Во рту чупа-чупс. Он неторопливо достает его и… о ужас! Разумеется, роняет на свою упакованную в желтую фланельку грудь. Пятно. С мамой что-то среднее между истерикой и шоком. В ход идут гигиеническая салфетка и мат.
Навстречу им гуляют папа и сын. Папа одет прилично. Ребенок тоже не в обносках. Но он гуляет. Как надо. Замена асфальта на брусчатку засыпала Весеннюю кучами мелкого щебня и песка. Каждая куча степенно выбраживается. Не отпуская папину руку, иногда молодой человек падает. Папа неторопливо отряхивает запылившееся место (чаще всего попу), и прогулка продолжается. Бордюр! По нему надо пройти. Хабах! Восторг. Мы рухнули прямо на клумбу! В рыжие шафраны! Папа поднимает сына, и продвижение по бордюру продолжается…
4
Мне стыдно, но я снова сделал это. Снова пошел на работу. Надо заметить – не я один. Вокруг меня шел снег и какие-то люди. До роты. Или около того.
Снег был первый. Особенно для малыша в синей коляске.
Перед работой мне нужно было посетить издательство, согласовать с корректором избранные ляпы. Шафраны под первым снегом напоминали забавы кондитера. Все было чудесно.
Особенно мужик в оранжевом жилете на газонокосилке. Невзирая на непогоду, он делал свое дело.
5
По улице шел мальчик и махал руками. Как птица. Продуманно и грациозно. То чаще, набирая высоту, то реже, то, поймав поток воздуха, планировал, обозревая трещины в асфальте с высоты птичьего полета…
Делал он это так вкусно и заразительно, что захотелось к нему в стаю. Но… Как-то неудобно: вокруг люди, спешат по делам, и тут дядя с бородой, глубоко за центнер, начинает махать руками… Как бы кого не вызвали…
Огляделся вокруг: хмурые, не замечающие полета, лица. Уши в телефонах. Мысли в кошельках.
Пожал плечами. Взмахнул крыльями… И даже чуть-чуть оторвался от земли…
6
Поздним вечером, когда ЦСКА уже догорал Интеру, брел я домой. Посреди тротуара весьма молодой человек, который скорее всего не слышал ни песни Олега Митяева “С добрым утром, любимая”, ни даже имени его, домалевывал на асфальте хрестоматийное: “Солнышко, я тебя люблю!”
Я остановился. Наблюдаю. Пацан оглянулся, ничего не сказал. Продолжает…
Нетвердой походкой подходит еще один персонаж. Мой любимый персонаж. Бомж.
Тоже останавливается. Секунды через три выдает:
– После “Солнышка” поставь запятую, двоечник, обращение…
Вот, думаю, зачем мне вторая бутылка пива была нужна…
– Пиво будете? – спрашиваю у него.
– Спасибо, но понижение градуса чревато, – изрекает персонаж.
И, чуть-чуть подумав:
– Буду.
7
Когда-то здесь шумело торжище людское. Толкучка. Базар. Рынок “Октябрьский”. По имени проспекта, на котором он шумел. Шумела. Шумело.
Потом торжище перенесли куда подальше, и на его месте образовался знатный пустырь, закатанный асфальтом. По дороге на работу я его пересекаю наискосок. От угла Терешковой и Октябрьского до первого “Променада”. Так короче.
Но лафа скоро кончится. Обещают на этом месте воздвигнуть бизнес-хрен в семьдесят четыре этажа. Так что скоро придется менять маршрут.
Жалко. Хороший маршрут. С достопримечательностью.
Достопримечательность его – пенек, который торчит прямо посреди асфальтового поля.
Пенек, надобно пояснить, рукотворный. Пару лет назад к Новому году на пустыре водрузили елку. По-простому: в канализационный люк вварили немудреную конструкцию, воткнули комель, расперли клиньями, встали в хоровод.
В мае, как водится, елку решили убрать. И снова, не заморачиваясь, срубили под самый корешок-2.
С тех пор елки на пустыре не ставят. Хотя люки свободные еще есть.
А пенек очень оживляет пейзаж, особенно в зимнее время, когда на белой скатерти пустыря взгляду зацепиться просто не за что…
8
В жизни всегда есть место подвигу. И понедельнику.
Человек, двигающийся впереди меня совмещал-олицетоворял единение подвига и понедельника. То есть вокруг стоят банальные будни середины недели, а он несет на своих хлипких плечах героический “день первый” после вчерашнего.
Душа нараспашку. Из кармана торчит галстук. И шарф. В одной руке початая бутылка шампанского. В другой – сигарета без фильтра.
Человек пытается затянуться, но сигарета не прикурена. Он прихлебывает шампанское и шепчет: “Только аристократы и дегенераты…”
9. Картинки с выставки
Картинка первая
Музей ИЗО. У художника К. – юбилей. Перед музеем стоит кучка художников. Подходят писатели. У главного писателя под мышкой здоровый том. Это “Писатели Кузбасса. Хрестоматия”. Хотя правильнее было бы назвать “Избранные произведения избранных членов СП Кузбасса”.
Все друг с другом здороваются. У многих художников в сумочках что-то позвякивает.
Кто-то интересуется, почему это писатели на юбилей без цветочков.
Главный писатель, потрясая хрестоматией:
– Вот наши цветочки!
– Какие же, – говорю, – это цветочки? Там цветочков нет. Там уже одни ягодки.
Картинка вторая
Всем присутствующим подарили альбом с работами юбиляра. И виновник торжества обреченно и терпеливо подписывает альбомы. Вежливо спрашивает, как подписать. Диктуют всякую чушь. Художник безропотно пишет.
Доходит очередь и до меня…
– Ну а вам что написать, молодой человек?
– Пишите так: “Я, художник К., находясь в трезвом уме и здравой памяти, завещаю все свои полотна….”. Хотя нет. Просто подпись поставьте.
На банкет меня почему-то не позвали…
10
Дочка научилась отвечать на вопрос: “В каком городе живешь?”
“В Кемеева!” – кричит. Глазки щурит, хохочет. Радуется. Казалось бы – чему?
А посмотришь на ребенка – и впрямь неплохой городишко.
∙