Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 2012
Ольга Бугославская родилась в Москве, окончила филологический факультет МГУ. Кандидат филологических наук. Публиковалась в журналах “Знамя”, “Дружба народов”, “Вестник МГУ”.
Ольга БУГОСЛАВСКАЯ
Бдительность прежде всего
Суждения, которые мне многократно приходилось слышать от людей, считающих себя ортодоксальными верующими, наводят на мысль, что церковь окончательно превратилась в проводника мрачного средневекового обскурантизма. Иностранный рок слушать нельзя: это сатанизм. Смотреть советские фильмы нельзя: это атеизм. Читать детям сказку про Аладдина нельзя: это ислам. Гуляя где-нибудь по Афинам или Риму, можно заглядывать в христианские церкви, но мимо Акрополя или Колизея нужно проходить с закрытыми глазами и становиться к ним исключительно спиной: это язычество. Единственное имя в литературе, вызывающее полное доверие, – Есенин. Осторожно с Толстым: он еретик. Гоголя надежнее всего ограничить “Перепиской с друзьями”. И конечно, очень сомнительная, едва ли не самая сомнительная вещь – “Мастер и Маргарита”. Здесь всем нужно быть начеку.
В октябре о “Мастере и Маргарите” на канале “Культура” прочитал лекцию Андрей Кураев. Лекция представляет собой краткое изложение опубликованной в интернете работы ““Мастер и Маргарита”: за Христа или против?”.
Без осуждающего пафоса обойтись, конечно, не могло. Оригинально в данном случае то, что автор осуждает не Булгакова, а его персонажей. (В каком-то старом детском фильме, по-моему, в “Двух капитанах”, школьники подобным же образом проводили суд над Печориным). При этом самого писателя Андрей Кураев пытается оправдать в глазах православной общественности, приписав ему глубокую неприязнь ко всем без исключения действующим лицам собственного произведения.
Автор лекции призывает читать роман внимательно и вдумчиво, стараясь при этом не подпадать под злодейское и обманчивое обаяние его героев.
Что же выясняется в ходе максимально пристального и хладнокровного прочтения? Первое: в романе нет ни одного положительного персонажа. На простодушный вопрос: “Где наши?” – Андрей Кураев так и не смог найти удовлетворительный ответ. Вывод: в “Мастере и Маргарите” никто не выражает авторскую точку зрения, а значит, Булгакову его герои столь же отвратительны, как и самому Андрею Кураеву.
Совершенно безнадежна Маргарита. Ни о какой любви в романе и речи не идет. В словах: “За мной читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?” – чуткое ухо лектора улавливает пародию на первомайские лозунги. Маргарита относится к Мастеру исключительно потребительски. Это объясняется тем, что она подослана Воландом с определенной и весьма прозрачной целью: способствовать выходу в свет антихристианского произведения. Эпизод, где Маргарита отшивает подсевшего к ней ухажера, а потом про себя думает: “…почему, собственно, я прогнала этого мужчину? Мне скучно, а в этом ловеласе нет ничего дурного… Почему я выключена из жизни?” – говорит о настроенности Маргариты на любовные приключения. Маргарита – ведьма, следовательно, реплика: “А прогнать меня ты уже не сумеешь”, – не что иное, как неприкрытая угроза. То, что она просит в первую очередь за Фриду, а не за Мастера, со всей очевидностью доказывает, что Мастер ей безразличен. Более того, она печется о Фриде из эгоистических соображений: чтобы не испытывать в дальнейшем внутренней неловкости из-за неисполненного обещания. Свой внутренний покой Маргарита ценит выше встречи с Мастером и вообще превыше всего. Ничем не пробиваемый эгоизм роднит ее с Воландом и показывает, что они “одного поля ягоды”. Именно в этом и хотел убедиться сам Воланд в ходе устроенного Маргарите испытания. (Здесь у Воланда серьезный недосмотр: раньше надо было проверять. Как же он отправил к Мастеру непроверенного агента?).
Дальше – больше, хотя, казалось бы, куда уж… Христос в романе выставлен в нелепом виде. Иешуа – носитель радикального толстовства, убогий и ущербный: чудес не творит (исцеление Пилата не в счет), не пророчествует и вообще выглядит несолидно. И чего только Понтий Пилат так распереживался из-за него? И почему вдруг именно он определяет судьбу Мастера? “Иешуа, созданный Мастером, не вызывает симпатий у самого Булгакова”, “Пилатовы главы… – кощунственны и атеистичны. Они написаны без любви и сочувствия к Иешуа”. Иногда хочется протереть глаза: о какой книге Кураев говорит и пишет? Может, есть какая-то известная только ему редакция романа?
“Не свой взгляд на Христа передал Булгаков”, – делает отчаянную попытку обелить Булгакова автор лекции. Не свой, а Воланда. Вопреки очевидности, Андрей Кураев считает Воланда классическим врагом рода человеческого. В лекции вообще все трактуется предельно буквально: написано “сатана” – значит, должны быть рога и копыта. Если их нет, то все равно они есть. Сказано “ведьма” – значит, она обманывает, угрожает и тащит в преисподнюю: “Так Низа выдала Иуду. Не по этой ли линии пойдут пути Мастера и Маргариты?”.
Получается, что все довольно просто: князь тьмы выбрал Мастера в качестве посредника между собой и миром и внушил ему вредные мысли. С его подачи Мастер описал Иешуа как слабого человека, а не как Сына Божия, чтобы поколебать основы веры. Все бы хорошо, только вот, какой веры? Воланд оказывается в Москве, где уже и так победил атеизм, и где, как известно, в каждом окне можно увидеть по атеисту. Он должен быть полностью доволен. Зачем ему напоминать о Христе, ворошить эту всеми забытую историю? Почему, встретив двух неверующих людей, он начинает им настойчиво внушать: “Имейте в виду, что Иисус существовал”. Чего ему, исчадью ада, неймется?
Апофеозом звучит утверждение: “Мастер испугался первого сопротивления твердолобых атеистов и отступил… а тем самым ослабил общую стратегию антихристианского наступления”! Ослабить антихристианское наступление, испугавшись твердолобых атеистов, надо умудриться! Провала по этому направлению действительно трудно было ожидать.
В лекции со всей определенностью утверждается: роман о Понтии Пилате Мастеру продиктовал Воланд. Вполне возможно, только есть “но”:
“– О чем роман?
– Роман о Понтии Пилате.
– О чем, чем? О ком? – заговорил Воланд, перестав смеяться.”
Наверное, Воланд изображает недоумение на публику, хотя сам же Андрей Кураев отмечает, что этот персонаж никогда не врет.
“Ни один Фауст не получал так мало”, – злорадствует Кураев по поводу домика с венецианскими окнами, прогулок под вишнями и музыки Шуберта. Интересное замечание, особенно, если учесть, что до Гете все Фаусты после смерти немедленно отправлялись в ад.
Интересного в работе Андрея Кураева вообще много. Замечательно, что представитель церкви проявляет себя как большой человеколюбец, попрекая Булгакова тем, что тот слишком снисходителен к Левию Матвею, который открыто бунтует против Создателя (все опять же трактуется до слез по-детски), да еще и позволяет себе пожалеть зарезанного Иуду (чего там жалеть, действительно, зарезали – туда ему и дорога).
Итак, читаем внимательно: цепляемся к одному-двум словам, вытаскиваем их из контекста, выворачиваем наизнанку, полностью игнорируем основную мысль и дух произведения и получаем вместо Иешуа – убогое ничтожество, вместо Маргариты – дамочку легкого поведения, и так далее.
Все это нужно только для того, чтобы опровергнуть очевидное: “Так что не надо позорить русскую литературу и отождествлять позицию Булгакова и позицию Воланда”. А что такого страшного-то? “Если уж великий русский писатель сделал сатану положительным и творческим образом в своем романе – значит, русская литература кончилась”. Да, сделал. Но это значит совершенно другое – великий русский писатель имел мировоззрение, отличное от церковной догмы. Что и нашло отражение в его великом произведении. А если бы оно совпадало с догмой, то и произведение не было бы интересно никому, кроме Андрея Кураева.
Оценка художественного произведения с позиции догмы – это простая проверка на соответствие. Совпадает с догмой – значит, вещь хорошая, не совпадает – плохая. Метод, прямо скажем, отживший свое. Однако в случае с “Мастером и Маргаритой” дело чаще всего тем и ограничивается. Кураеву еще надо отдать должное: он хотя бы признает достоинства романа и даже называет Булгакова великим писателем. Но допустить, что высокохудожественный роман может по ключевым вопросам расходиться с ортодоксальным вероучением, все-таки не в состоянии. Если роман хороший (с оговорками, конечно), то он должен с этим вероучением совпадать. А должен – значит, будет. И Андрей Кураев берется втиснуть роман в формат “правильной книги”. Но, как на грех, “Мастер и Маргарита” – это насмешка над любой догмой, любой заданностью, любым клише. В этом его главная прелесть. Он категорически не впихивается ни в какие рамки, искажаясь в этих рамках до полной неузнаваемости. Трактовка романа с заранее установленных позиций – это отражение в кривом зеркале.
В советских учебниках все выдающиеся произведения мировой литературы должны были обязательно быть “по сути реалистическими” и повествовать о классовой борьбе. Благодаря опять-таки внимательному прочтению, реалистический метод и борьбу классов удавалось разглядеть уже у Гомера, не говоря уж о Сервантесе или Шекспире: там эта борьба была в самом разгаре. Андрей Кураев делает с “Мастером и Маргаритой” примерно то же самое.
Когда-то еще в программе “К барьеру!”, где обсуждался вопрос о введении в программу российских школ предмета “Основы православной культуры”, Виктор Ерофеев рассказал об одном своем знакомом, если не ошибаюсь, из Германии, который обучался в католической школе и в результате этого обучения перестал верить в бога. Прослушав лекцию Андрея Кураева, в бога верить, может, и не перестанешь, но вот церковь точно начнешь обходить стороной.