Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2012
Екатерина Клюжева живет в Йошкар-Оле. Окончила Марийский государственный политехнический университет, работает инженером-программистом. Рассказы публиковались в региональной печати.
Екатерина КЛЮЖЕВА
Еще чашечку?
рассказ
Фиолетовый носорог обнюхивал тапочку, забытую у окна, и громко фыркал. Зверь был небольшого роста, примерно с табуретку, но шума производил, как трансформаторная будка. Сквозь шторы вовсю светило подлое солнце, означавшее, что пора вставать.
Наденька печально вздохнула и поглубже спряталась под одеяло. За стеной негромко разговаривали.
– Таракан, как известно, животное глупое, шестиногое и дрессировке не поддается…
– А как же реакция на тапочку, коллега?..
Носорог принялся жевать занавеску с таким невозмутимым выражением лица, что Наденька запустила в него подушкой. Носорог обиженно посмотрел в ее сторону и потопал в свой угол, где плюхнулся на пол и принялся меланхолично чесать за ухом.
“Как кошка…” – рассеянно подумала Наденька. За стеной все бормотали.
– Был у меня один знакомый, так тот научил тараканов отзываться на свист… Условный рефлекс выработал на колбасу. Бывало, придет на кухню, свистнет, так они полчищами из всех углов лезут, самого разного цвету и калибру, что твои наноботы, ей-богу…
Наденька почувствовала, что проваливается в сон.
– На колбасу не только наноботы, на колбасу и с подпространства пролезут…
Невидимые голоса сутки напролет вели беседы, пили чай и звякали ложками. Наденька привыкла и почти не замечала. Темы бесед были самые разнообразные, иногда даже интересные. Беседовали трое. Имен никогда не называлось, и Наденьке пришлось самостоятельно придумать им клички, чтобы можно было хоть как-то про них думать.
Первый обычно выступал инициатором дискуссии, Наденька назвала его “Коллега”. Именно так он обращался к остальным. Вообще это не очень правильное название, потому что Наденька ему никакая не коллега, но все равно.
Второй отличался тем, что по каждому поводу вспоминал истории из жизни своих знакомых, друзей и родственников, за что получил прозвище “Бывалый”.
Третий звался “Молчуном” – обычно молчал. Он отвечал за сам процесс чаепития и, когда в разговоре наступала пауза, скрипучим, как несмазанные ставни, голосом говорил: “Еще чашечку?”
Так же скрипели у бабушки на чердаке ставни маленького окошка.
Там, под самой крышей, среди барахла и старой мебели жил самый унылый домовой, какого Наденька когда-либо встречала. Он целыми днями лежал на облезлом комоде, плевал в потолок и пытался сочинять стихи о смысле жизни. Наденька часто находила на чердаке клочки бумаги, исписанные старательным круглым почерком: “Зачем я тут и пачиму? Тоска, тоска, тоска…” Или: “О птица чорная, скажи, к чиму живу я?..” Дальше первой строчки он никогда не продвигался, так что за свою предолгую жизнь – а домовые, как известно, живут не один век, – стал мастером трагических одностиший. Насколько Наденька могла судить.
– Надежда, хватит валяться! – раздалось над ухом бодро и громко. Пришла мама, стянула одеяло, коленкой вытолкала Наденьку умываться. Из кухни вкусно пахло едой и кофе. За стеной, конечно, никого, как обычно, не оказалось, никаких невидимых болтунов. В детстве Наденька думала, что если быстро забежать из комнаты в кухню, можно застукать троицу за чаепитием. Больше всего ее волновал вопрос, есть ли у Молчуна борода. Естественно, застукать не удавалось. А потом Наденька подросла, и надоело.
Кофе был черным. Черным-пречерным. Наденька кинула в него кусочек сахара, сахар пискнул и немедленно начал таять. Хлеб с колбасой она неудачно положила рядом с розеткой. Когда, отхлебнув кофе, она собралась откусить, то обнаружила, что из розетки уже вытянулась пара маленьких длинных лапок, которые тянут бутерброд к себе. Наденька подула на хлеб, и лапки стремительно втянулись обратно. Все равно бутерброд в розетку не пролезет, хоть как.
– В школу опоздаешь! – Опять мама.
Наденька дожевала бутерброд и пошла собирать сумку. Носорог получил по спине учебником геометрии, который собирался обслюнявить, и отправился в свой угол под письменный стол. В сумке оказалось семейство мышей. Наденька вытряхнула их целую кучу, штук, наверное, двадцать недовольных мышей, мышиц и мышонков. Была даже одна мышища с красным зонтиком. Она сказала Наденьке нечто очень неодобрительное, правда, Наденька не поняла, что.
По дороге все было как всегда. Наденька шла в школу, а мимо нее шли люди, собаки и полупрозрачные субстанции. Гигантская черепаха спала у мусорных баков и даже не соизволила проснуться, когда Наденька выкидывала пакеты, которые мама успела сунуть полусонной дочери перед уходом. Две тетки разговаривали, встав у Нади на дороге. В руках они держали такие объемные женские сумочки, которые сумки. Из тех, что для всего – хоть косметику клади, хоть три буханки хлеба. Из одной наполовину вывесился рыжий прыщавый чертенок, а из другой – глупая плюшевая корова. Чертенок лупил корову по голове, та обиженно мычала. Тетки ничего не замечали.
Никогда никто ничего не замечал.
Раскачиваясь в авоськах, сидя на полях шляп, копошась в чужих карманах, вместе с гражданами направлялись по своим делам маленькие и средние, симпатичные и страшные, розовые, зеленые, пегие и в яблоках тварюшки. Крупные твари шли своим ходом, плавно обходя препятствия – людей. Индийский слон грациозно перепрыгивал через “Жигули”. Невероятно тощий парень метра в три ростом крался вдоль забора. Катилось, быстро перебирая лапами и накреняясь на поворотах, что-то многоногое. Куда все торопились – неизвестно.
А перед самой школой какой-то зеленый карлик с длинным, как у тапира, носом перебежал дорогу прямо перед Надей. “Не к добру!” – подумала она.
В школе оказалось, что первого урока у 7-го “Б” не будет, потому что географичка заболела, а потом оказалось, что все-таки будет, потому что нашли замену, но замену на первый урок найти трудно, поэтому, пока все решилось, прошло добрых пятнадцать минут после звонка. Наденька мирно дремала за последней партой, заслоненная от важных школьных решений широкими спинами одноклассников.
Кто-то вошел в помещение. Класс неохотно встал, вяло и вразнобой поздоровался и сел, двигая стульями. Наденька проснулась. Широкие спины одноклассников перестали заслонять, и Наденька ойкнула. У доски стоял преподаватель с совершенно зеленой бородой. В остальном он был абсолютно нормальный, разве что штаны заправлял в резиновые сапоги. Невысокий и лысоватый, в очках, преподаватель сильно напоминал знаменитого русского географа Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского, чей портрет висел прямо над доской. На ойканье преподаватель отреагировал, внимательно сверкнув на Надю стеклами очков.
– Так, – сказал Тян-Шанский. – Зовут меня Петр Петрович…
Наденька не выдержала и засмеялась, за что опять получила внимательный взгляд, и притихла.
– …Петр Петрович Сундуков. Я буду заменять вашу учительницу географии.
По совести сказать, слушали его неохотно. Первый урок, еще и замена. Вдобавок седьмой класс: в “сложном переходном периоде”, – как говорит завуч.
– Сначала напишем небольшое эссе, потом устроим опрос, – сказал зеленобородый Петр и потер ладони.
Класс сразу умолк, особенно Надя, которой и так досталось внимательно-воспитательных взглядов.
– Так… Тема эссе “Мой любимый город”. Ошибки не считаются, размер – страничка. Так… Работы проверю и всем поставлю оценки. Так… Не сдавшим – два. Вопросы?
– О, лютует, – сказали с последней парты.
Автоматная очередь воспитательно-внимательных взглядов неожиданно быстро усмирила начавшийся бунт.
С передней парты неистово тянула руку Марина Карамзина. Помимо красивой фамилии, Марина обладала пылкой страстью к учебе и хорошим оценкам.
– Да? – спросил Сундуков-Тян-Шанский, обращаясь к ней.
– Мой любимый город – это про наш город? – спросила отличница-маньяк Марина.
– Так. Нет. Мой любимый город – это про город, который вам нравится. В каком городе мира вы бы хотели жить и почему. Достопримечательности, если помните. Известные горожане, если хотите… Климат, народная кухня. В общем, что желаете. Ответ понятен?
– Да, – задумчиво ответила Марина, хотя по лицу было похоже, что скорее “нет”.
– Если вопросов больше нет – приступайте.
Сундуков-Тян-Шанский сел на место, достал из кармана газету “Спорт” и углубился в чтение. Класс зашуршал бумажками и закопошился. Один взгляд из-за газеты – и все сосредоточенно заскрипели ручками. “Во дает зеленобородый!” – подумала Наденька с некоторой долей восхищения.
Она вырвала листок из тетради, тетрадка ойкнула, но Наденька не обратила внимания. Она грызла ручку и глядела в пустое пространство, надеясь, что пустое пространство подскажет, как начать. Ведь начать – самое трудное. Наконец в голову пришла мысль, и Наденька стала усердно писать.
“Я хочу жить в Рио-де-Жанейро, потому что там носят белые штаны, – написала она. Это уже где-то было, и потому Надя зачеркнула про штаны. – Потому что там тепло и много солнца. Там растут фрукты прямо на улицах, и прохожие срывают их с деревьев, когда проголодаются. Мужчины носят светлые костюмы… – Опять белые костюмы, ну да ладно! – …а женщины носят широкие блузки, из которых торчит одно плечо. В волосы женщины втыкают красные розы. Днем там бывает очень жарко, и люди выносят стулья прямо на улицу, ставят их под какое-нибудь тенистое дерево, спят или пьют чай. Болтают и смеются, и зубы у всех белые-белые. Если ты живешь в Рио-де-Жанейро, ты обязан уметь играть на гитаре. – Зачеркнуто. – …на испанской гитаре. И петь про любовь красивые непонятные песни на красивом непонятном языке. А еще там есть огромная статуя Христа, раскинувшего руки. Он стоит на горе и виден отовсюду. Еще там празднуют день Духов. В этот день все едят печеньки в виде черепов и леденцы из скрещенных костей. А в церкви украшают статуи цветами…”
– Так. Сдаем работу.
Наденька ускорилась. “Я хочу жить в Рио-де-Жанейро, потому что это очень красивый город и меня там никто не знает”, – само собой закончилось предложение. Наденька зачеркала конец фразы и еще раз зачеркала.
Все.
– Так. Осталось три минуты до звонка. Проведем опрос. Кто мне покажет на карте, где находится Пакистан? Так… Вот, девушка с последней парты.
Наденька не поверила ушам. Она уже забыла и про ойканье, и про воспитательный взгляд в начале урока. Вызов к доске казался вопиющей несправедливостью, тем не менее она встала и медленно побрела вдоль прохода, надеясь, что звонок зазвенит прежде, чем она дойдет до карты. Чаяния не оправдались. Наденьке вручили указку.
Морща лоб, она принялась вглядываться в названия стран, написанные мелкими буквами, – пыталась разыскать проклятый Пакистан. Сундуков-Тян-Шанский этого очевидно не одобрял, но Наденьке было плевать, еще оставалась надежда на спасительный звонок или на то, что Пакистан все-таки найдется. И он нашелся. Наденька отодвинула пальцем Аравийский полуостров, который будто нарочно наполз на то место, где было написано искомое название, и ткнула указкой в надпись.
– Неправильно, – сказал Сундуков-Тян-Шанский.
Наденька посмотрела на карту и увидела, что показывает на Гваделупу, которая находится в районе Карибов.
– Останетесь после урока, нам надо поговорить, – сказал зеленобородый.
И тут прозвенел звонок.
К Тян-Шанскому-Сундукову подошла Марина и долго расспрашивала, когда Петр Петрович все проверит, как долго ждать результатов, подразумевалось хороших результатов, и когда выйдет географичка, и что с ней случилось. Наденька терпеливо ждала, пребывая в дурных предчувствиях по поводу грозящей ей “пары”.
Наконец маньяк-отличница отстала и удалилась. В классе остались только Наденька и зеленобородый.
– Так, – сказал Тян-Шанский. – Беспокоят тебя?
– Чего? – удивленно спросила Наденька.
– Как чего… Мыши, блохи, клопы, тараканы… Маленькие зеленые человечки…
– Какие еще человечки?
– Такие вот, – сказал Тян-Шанский и показал рукой рост человечков от стола. Примерно десять сантиметров.
– Вы загадками говорите какими-то. Я лучше пойду. – Наденька занервничала.
– Загадками… Да ты сама загадка. До таких лет…
– Ой, я, пожалуй, пойду, – внутренний голос настойчиво приказывал Наденьке немедленно сбежать куда подальше от странного зеленобородого человека, она даже сделала шаг в сторону двери.
– Так… Стой.
Наденька послушно замерла.
– Видишь его?
Тян-Шанский показал в окно. На ветке сидел довольно крупный пингвин и задумчиво чесался. Заметив, что на него обратили внимание, пингвин начал кокетничать: вертеть головой, болтать ножкой и щелкать клювом.
Этого вопроса Наденька ждала всю свою жизнь.
С детских лет она рассказывала родителям про странных существ, что живут рядом с ними. Про тараканий поезд, говорящих кошек, жабослонов… Но родители только смеялись, угощали Надю конфетами и хвастались перед родственниками, “какое у девочки богатое воображение”. Никто в целом мире ей не верил, и Наденька к этому привыкла, как привыкаешь к тому, что летом тепло, а зимой холодно.
И сейчас она просто не могла уйти и оставить как есть тот факт, что зеленобородный тоже видит тщеславного пингвина.
– Да, – сказала Наденька.
– Так я и думал. И как? Беспокоят? – участливо спросил зеленобородый.
– Не очень, – замялась Наденька.– Ну, там, спать иногда мешают… Под ноги лезут… Носки воруют.
Зеленобородый поцокал языком.
– Воровать нехорошо, очень нехорошо… А как же одноклассники, родители? Смеются над тобой, говорят, что ты… странная?
– Еще и не то говорят, – сказала Наденька печально.
– А ты знаешь, что сделай? – Зеленобородый внезапно оживился и даже вскочил со стула. – Ты вот так вот возьми и ка-ак топни на них! Брысь, скажи! Уходите! Видеть вас не желаю!
И Тян-Шанский для пущей убедительности топнул резиновым сапогом, так что стол задрожал.
– Можно в уме, – уже спокойно добавил зеленобородый и снова сел.
– А… Как это? – Наденька была изумлена.
– А вот так, просто возьми – и топни. Ну давай!
Наденька помялась и неуверенно топнула. Ничего не произошло.
– Сильнее топай! С чувством!
Наденька топнула что есть силы. И борода Тян-Шанского внезапно приобрела нормальный седой человеческий цвет.
– Так. Вот так, – удовлетворенно сказал Тян-Шанский и погладил нормальную седую человеческую бороду.
Примерно в два часа пополудни проходящий проспектом Мира человек средних лет увидел странную картину. На тротуаре у молочного магазина стояла девочка-подросток с крайне злым и серьезным выражением лица и безостановочно топала ногой. “Странные нынче подростки. Не понять…” – подумал человек, пожал плечами и прошел мимо.
Наденька только что прогнала наглого поросенка в застиранной майке. Он чесался о фонарный столб и не давал пройти. Свин убрался далеко не сразу. Долго корчил обидные рожи, но в конце концов показал язык и упрыгал в подворотню. Наденька была счастлива.
Топать получалось все лучше, к вечеру оказалось, что топать уже не надо, достаточно просто мысленно крикнуть живности, чтоб проваливала. Даже фиолетовый носорог куда-то подевался из своего угла.
Весь следующий день Наденька пугала одноклассников внезапно сосредоточенным лицом, потом и тут научилась себя контролировать. Жизнь стала гораздо лучше. Тварей стало меньше. Если раньше субстанции бродили толпами, лезли везде и наглели, теперь они встречались с каждым днем все реже. Может, заранее прятались.
Наконец настал день, когда Наденька не увидела ни единой нечеловеческой морды с самого утра и до позднего вечера, когда она, совершенно счастливая, повалилась на кровать и впервые в жизни уснула без бормотания под ухом. Зеленобородый, кстати, больше в школе не появлялся, а географичка вышла на следующий день. Сообщила классу, что болела, а вид у нее при этом был какой-то виноватый и растерянный.
Время шло своим чередом. Незаметно прошла неделя, затем другая. Наденька начала привыкать к тому, что вокруг не происходит ничего сверхъестественного и удивительного. Вот только…
Вот только, откуда ни возьмись, появилась скука. Сначала небольшая и незаметная, она посещала Наденьку на уроках. Если раньше было достаточно посмотреть в окно, чтобы увидеть птеродактиля или розовый стратостат, то теперь за окном оказывались только небо, дерево и школьный двор. Потом скука начала расти, словно дерево из маленького семечка. Дерево тянулось все выше и выше, пускало ветви и прорастало в самую глубину Наденькиной души. Медленные и тягучие часы в школе, одно и то же целыми днями дома. Привет-как-дела-в-школе-все-хорошо-мамочка…
И однажды скуке стало некуда расти, она уперлась в Наденькину макушку и взорвала голову. Это случилось в ее комнате. Наденька посмотрела на картину на стене и увидела, что три медведя Шишкина, которых на самом деле четыре, не меняют позы, не играют на балалайках и не танцуют. Они все так же сидят на поваленной сосне, как и вчера, и позавчера, и неделю назад. И завтра будут сидеть, и послезавтра, и через десять лет… Наденька повалилась на кровать и заплакала. Слезы текли ручьем.
И превращались в конфеты. Слезы из левого глаза превращались в барбариски, а из правого – в ириски “Золотой ключик”. Наплакалась целая гора, притопал из-под стола фиолетовый носорог и начал смачно ими хрумкать и чавкать.
– Как вы думаете, коллеги, у него не будет изжоги от оберток?
– Не думаю… Один мой знакомый занимался разведением этих непарнокопытных в Национальном парке Гарамба, что в Заире, Центральная Африка. Так вот, подобная зверюга способна съесть всухомятку автомобильную покрышку и не икнуть…
В этот момент Наденька вспомнила глупый анекдот про Брежнева и серебряную ложечку, который услышала от невидимых голосов, и заплакала еще пуще.
– Ну плачет и плачет, коллеги!
– А мне ее жаль…
– Это же надо, дожить до таких лет и продолжать видеть! Это, вообще-то, интересный феномен, коллеги.
– Обычно человеки перестают видеть после того, как научатся говорить. Хотя мне лично известен один случай, когда людь сохранил эту способность до взрослых лет…
– А где он сейчас? – спросил Коллега.
– В одном не очень приятном месте… В психиатрической клинике.
– А вы говорите “жаль”. С таким – одна дорога, в дурдом. Или в монастырь, туда всех берут. А так – будет жить как все, о мальчиках думать, об уроках.
– Ну, почему только в монастырь да в психушку…
– Все… будет хорошо, – внезапно проскрипел Молчун.
Наденька почти не плакала, только всхлипывала. Она вспоминала, какая мягкая и нежная шерстка у фиолетового носорога и как приятно прижиматься к пушистому боку босыми пятками, пока учишь уроки…
– Коллеги, а вам известно, что фиолетовый – это цвет благородной скорби?
– Ох…
Потянулась пауза.
– Еще чашечку?
∙