Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2012
Александр Тарасов родился в Москве. Получил высшее экономическое и историческое образование. Социолог, политолог, публицист. При советской власти подвергся аресту по обвинению в антисоветской деятельности. Автор нескольких книг по новейшей истории и политологии. Лауреат премии журнала «Октябрь».
Александр ТАРАСОВ
Век воли не видать?
Чем, например, отличается воля от свободы? Тем, что воля вольная – это свобода, соединенная с простором, с ничем не прегражденным пространством.
Д.С. Лихачев, академик
(Это действительно Д.С. Лихачев, “Заметки о русском”.)
…У нас в стране живет энное количество людей, которые до сих пор так и застряли в 1991 году и даже не подозревают, что за двадцать лет все полностью изменилось. Двадцать лет как нет Советского Союза, а они всё борются против СССР и, видимо, не в курсе, что подавляющее большинство населения сожалеет или скорбит о его распаде, а то и просто тоскует о нем или мечтает о его восстановлении. А если им об этом говорят, они отмахиваются – дескать, это “ностальгирует люмпен”. Между тем никакие социологические опросы не учитывают мнение люмпенов. И вообще представление, что вся страна, кроме них, состоит из люмпенов, многое об этой публике говорит. Двадцать лет как нет КПСС, а ее якобы законный наследник – КПРФ – в принципе не имеет ничего общего с коммунистической идеей. И КПРФ – не у власти (и никогда не будет). Но они все борются и борются с “коммунистической диктатурой”.
Двадцать лет как в стране капитализм, частная собственность, рыночные отношения, и за эти двадцать лет огромное количество людей впало в нищету, противоестественная убыль населения составила 26 миллионов, что сравнимо с потерями Советского Союза во Второй мировой войне… Но застрявшие в 1991 году все борются и борются с “реальным социализмом” и плановой экономикой!
Не надо думать, что они идиоты. Ничего подобного. Это социальный заказ. То есть борьба с призраками оплачивается. И занимаются этой борьбой те, кто выбрал добровольное рабство. Поскольку за свободу приходится платить самому, а за добровольное рабство платят тебе.
Самое интересное, что в массе своей те, кто все еще живет в 1991 году и “борется с властью КПСС”, – это те же люди, которые в свое время пошли в добровольное рабство как раз к советской номенклатуре. Поскольку новая власть (и политическая, и экономическая) в значительной степени состоит из той же советской номенклатуры (или ее детей), не понадобилось даже особо менять объект внимания. Все эти пламенные “певцы свободы” и “борцы с коммунизмом” при КПСС вовсе не в тюрьмах и лагерях сидели, а, напротив, были “бойцами идеологического фронта”, и их продажность хорошо оплачивалась. Вполне сравнимо (если посчитать масштаб цен и доходов) с сегодняшним днем. И, разумеется, эта плата была заметно выше доходов обычных людей. Была и остается.
Дело ведь еще и в том, что есть принципиальная разница между вынужденным рабством (даже и наемным) и рабством добровольным. Добровольное рабство тем и отличается от вынужденного, что добровольный раб сам отказывается от свободы, от своей человеческой сущности, сам приравнивает себя к скоту. Это его личный выбор – в обмен на стойло, кормушку и охрану.
Внутренне (или, если хотите, психологически) свободным можно быть где угодно. Нигде я не чувствовал себя таким свободным, как в тюрьме тридцать пять лет назад, полемизируя с лубянским следователем на тему, является ли он прямым наследником бериевских палачей или нет. Следователь, кстати, очень изобретательно и очень детально доказывал, что нет. И то, что я думаю по-другому, его не смущало, и скрывать свою точку зрения он меня не принуждал. Попробуйте-ка подискутировать на неприятную для него тему с вашим хозяином-частником! Он быстренько вышвырнет вас с работы.
Те из наших добровольных рабов (то есть продажных интеллектуалов), кто постарше и получил еще советское гуманитарное образование, любят при случае вспоминать о гегелевской диалектике раба и господина, делая вид, что они якобы “принуждены” к рабству. Да, конечно, отношения рабства делают жертвой рабства и господина. Но гегелевская конструкция описывает случай принудительного рабства, а не добровольного. В устах добровольного раба обращение к Гегелю – всего лишь пропагандистский трюк: дескать, “тяжела ты, шапка Мономаха”, “богатые тоже плачут” и потому, быдло, нишкни и радуйся, что “фюрер думает за вас”!
Поколения помоложе, которым профессора-гуманитарии (еще вчера восхвалявшие “марксизм-ленинизм” и “мудрые решения” очередного съезда КПСС) внушили, что Гегель – это неприлично (раз в числе гегельянцев оказался “ужасный” Маркс), уже просто не понимают таких сложностей и привычно несут всякий бред о “свободе” вообще и своей, в частности. Причем обычно начинают теологически – со “свободы воли”, а кончают неолиберально – “свободой предпринимательства”. Что забавно, потому что сами они предпринимателями не являются и никогда ими не станут (а если попытаются, то неизбежно оконфузятся). Лет десять назад меня интервьюировал один такой выпускник философского факультета, работавший в довольно-таки убогом деловом, но пригламуренном журнале “Русский фокус”. После интервью у нас состоялась небольшая дискуссия. Он пытался мне изложить то, что ему внушили на монструозном философском факультете МГУ, и все больше напирал на ценность своей “свободы”. Пришлось спросить: раз он “свободен”, то почему он, выпускник философского факультета, искренне увлеченный философией, работает репортером? Для этого он учился? Бедняга замолк и расстроился. У меня возникло подозрение, что раньше он об этом не задумывался. “Что теперь твоя постылая свобода…”
Да, двадцать лет назад разные болтуны, сейчас обществом совершенно забытые (поскольку выяснилось, что они толком ничего не знали и не умели, а горазды были лишь болтать), любили рассуждать – письменно и устно – о “свободе вообще”, а заодно, конечно, и о “тоталитаризме”. А также любили все психологизировать и сводить вопрос исключительно к идеологии. Как будто у любой свободы нет материальных ограничений! Как будто они сами совершенно свободны в том, проживут ли по десять тысяч лет или умрут, как все прочие, спустя несколько десятков. Как будто исключительно от их воли зависит, погибнут они, если их кинут в цистерну с серной кислотой, или нет. Как будто исключительно их желание определяет, смогут ли они без всяких технических средств улететь в космос и добраться до соседней галактики или нет… И, наконец, они очень старались избегать вопросов экономических. В этой сфере у них на все был один “компетентный” ответ: нужна частная собственность на средства производства, нужна рыночная экономика. Теперь все это есть. А страна сидит в глубокой… сами знаете где.
Какая свобода может быть у наемного раба? Какая свобода может быть у бедняка, у нищего? Какая свобода может быть у того, кто находится на нижних ступенях иерархической лестницы? Тоже никакая: все за него решают наверху. Какая, наконец, свобода у неграмотного и малограмотного? Реально – никакая. Такой человек обречен оставаться на самом дне общества. А между тем в последние пятнадцать лет власти предержащие методично и целенаправленно разрушают систему образования в стране. Зачем? На этот вопрос несколько лет назад ответил в прямом эфире правительственного телевидения господин Потанин. У нас, сказал он, слишком много образованных, они все время спорят о судьбах страны, а нам нужны рабочие – рабочих не хватает! То есть люди должны вкалывать на господина Потанина и не думать ни о чем. Тем более о судьбах страны. Действительно, неграмотный человек – вне политики. Если начнет развиваться, то может ведь – о ужас! – и задуматься, а почему, собственно, за какие такие заслуги господин Потанин (и остальные из той же компании) получил задарма огромные куски государственной собственности. Почему вообще надо работать не на себя, а на Потанина?
Свобода для меньшинства – это не свобода вообще. Свобода для меньшинства – это рабство для большинства. Капиталистическая экономика, однако, именно на таком принципе и основана.
Какие там свободы есть (и есть ли они вообще) у угнетающего меньшинства мне, честно говоря, совершенно неинтересно. Мне интересно, каких свобод лишено угнетенное большинство. Поскольку пока угнетено большинство – все общество несвободно.
В те уже далекие “перестроечные” времена наши околовластные интеллектуалы любили рассуждать на разные откровенно глупые темы, в том числе и о том, чем друг от друга отличаются “свобода” и “воля”. Им как-то невдомек было, что когда оба слова переводят на другие языки, то пользуются одним и тем же эквивалентом (русское “земля и воля”, например, в Испании и Латинской Америке превращалось в “землю и свободу” – в том числе и в названиях местных организаций). И получалось у наших “перестроечных” болтунов приблизительно следующее: “свобода” – это что-то хорошее, западное, цивилизованное, а вот “воля” – это что-то нехорошее, исконно-посконно-сермяжное и нецивилизованное, “мужицкое”. “Свобода” – это, дескать, конституция и многопартийность, а “воля” – это безвластие и произвол. Русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Царство анархии, словом. Хотя как раз сами анархисты давным-давно высмеяли собственные иллюзии на этот счет в крылатой фразе: “Моя свобода заканчивается там, куда долетает пуля моего соседа”!
Но добровольные рабы чего только не придумают, чтобы выполнить заказ хозяев. Надо ведь было отвлечь внимание населения от разворовывания государственной собственности (это называлось импортным словом “приватизация”), от ограбления самого населения (тут было несколько импортных слов, начиная с “ваучеризации”) и расхищения природных ресурсов страны (“модернизация” – термин активно употребляют до сих пор!). Почему бы ради таких святых целей не поболтать подольше и погромче про “свободу”, “волю” и разницу между ними? Это ведь обычая функция “шестерок”: заговаривать зубы окружающим, пока “пахан” выносит вещи из чужих квартир. “Шестеркам” именно за это платят. А уж если задеть этих окружающих предположением, что у них-де изначально “рабская психология” и это “рабство” психологически закреплено в их “менталитете”… что это впитано чуть ли не с молоком матери… чуть ли не на генном уровне унаследовано… Ведь это такая захватывающая тема! Окружающие не то что про квартиру с вещами забудут, а дадут у себя карманы обчистить, а то и одежду незаметно снять!
“Национальный менталитет” – понятие стопроцентно расистское. Нет никакого “национального менталитета”. В том числе русского. Я – русский. Баркашов – русский. Алла Пугачева – русская. Ментальная разница между нами больше, чем между людьми разных наций и рас, живущих на разных континентах.
Между революционером и полицейским – ментальная пропасть, пусть они и говорят на одном языке, и живут в одной стране. Между революционерами разных стран – полное взаимопонимание. Как и между жандармами разных стран. Потому что первые – свободны, а вторые – добровольные рабы.