(Олег Зайончковский. Загул)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2011
Анастасия Голубева родилась в Санкт-Петербурге. Студентка факультета журналистики МГУ. Как критик печатается впервые.
Близко к тексту
Анастасия ГОЛУБЕВА
Роман вне традиций
ОЛЕГ ЗАЙОНЧКОВСКИЙ. ЗАГУЛ: РОМАН. –
М.: АСТ, АСТРЕЛЬ, 2011.
По воле Посейдона Одиссей возвращался домой десять лет. Путешествие героя романа “Загул” закончилось значительно быстрее – он уложился всего в несколько дней. Да и остальные персонажи “Одиссеи” сильно измельчали: и Циклоп (в лице милиции) отпустил его сам, и Калипсо (в лице оформительницы Марыськи) только напоила его ректификатом и финским пивом. Тем не менее, хрестоматийный мотив странствия в романе прослеживается вполне отчетливо. Правда, у Олега Зайончковского он приобретает особый, русский, потрепанно-интеллигентский колорит. Пьяный инженер Игорь Нефедов шатается по Москве с рукописью классика Почечуева и бутылкой “Агдама” в пакете, не оставляя надежды все-таки добраться до дома. Так и пытается он на подкашивающихся ногах войти в один ряд с Одиссеем, Пером Гюнтом, Веничкой и Колобком.
Аналогии с героем поэмы “Москва – Петушки” напрашиваются сами собой. Однако, кроме нетрезвости Нефедова и его попыток (впрочем, не очень настойчивых) куда-либо добраться, с Веничкой у него нет практически ничего общего. От Венички Нефедов отличается в первую очередь своим отношением к действительности. Веничка пьет потому, что физически не может вынести пошлости и лицемерия, господствующих в окружающем мире. Прихватив заветный чемоданчик, он бежит от них в сказочные, обетованные Петушки. Алкоголь для него не столько способ забыться, сколько возможность экзистенциального выхода из творящегося вокруг ужаса. А герой “Загула” пьет по вполне обыденным причинам – он недоволен женой, дочерью, работой, своим положением в обществе. Его запой – это вовсе не экзистенциальный бунт, а одно из проявлений кризиса среднего возраста, “загул” мартовского кота, который погуляет-погуляет, да и вернется к хозяйке. Пить он начинает за компанию, продолжает – по инерции, от нечего делать, да и прекращает довольно быстро. Строго говоря, Нефедов и не желает ничего менять в своей жизни, она его вполне устраивает. Загул пройдет, и все возвратится в обычное русло. Это не веничкино безнадежное пьянство, а всего лишь попытка ненадолго отвлечься, расслабиться. Он не рвется к жене и дочери так, как Веничка рвется к своему ребенку и к своей “рыжей стервозе”. Жизненная философия Нефедова предельно проста. Фактически, она сводится всего к одной фразе, услышанной им когда-то от милиционера: “У мужика <…> есть только два настоящих повода, чтобы напиться, – это женитьба и рождение ребенка. Первым разом ты входишь в дверь, а вторым – она за тобой захлопывается”. Вот так он и сидит всю жизнь за закрытой дверью, но время от времени “сбегает” из дома, чтобы погулять с какими-нибудь случайными дружками. Ни о каком уходе от мира, путешествии как процессе познания здесь и речи быть не может. А ведь какую глубину придала бы роману более детальная проработка темы дороги, странствия. В литературе это, как правило, не просто передвижение из одной точки в другую: куда бы герой ни ехал, из Москвы в Петушки или из Петербурга в Москву, путь для него, помимо прочего, – это процесс самопостижения. Размышляя о пережитом и увиденном в пути, герой внутренне меняется, развивается и возвращается (если возвращается) домой уже другим человеком. Нефедов же вернулся из своего загула таким же, каким ушел. Он ничего не приобрел, ничего не потерял. Результатом его путешествия был только хороший сон.
Нефедова можно было бы сравнить и с довлатовским персонажем. По крайней мере, автор “Загула” очень хочет, чтобы читатель провел такую аналогию. Но и здесь кое-что не сходится. Герои Довлатова – интроверты. Они постоянно заняты саморефлексией, даже когда пьют. В отличие от них, Нефедову не хватает глубины, рефлексии он лишен начисто.
Весь сюжет развивается несколько поверхностно, неполноценно – многие сюжетные линии так и остаются не доведенными до конца. Например, неизвестна дальнейшая судьба сумасшедшего Живодарова, которого, дав в глаз, запихивают в дупло. Неясно, что стало с трупами, найденными на кухне.
“Загул” – очень камерное произведение. Недаром значительную его часть составляет более ранний рассказ Олега Зайончковского “Шелапутинский переулок”, немного измененный и дополненный новыми подробностями. Рассказ (напечатанный, кстати, в “Октябре”) был очень неплох, но с превращением в роман утратил целостность повествования. Создается впечатление, что его буквально растягивали, заполняя место все теми же обрывками сюжетных линий, и растянули, наконец, настолько, что он начал трескаться по швам и распадаться на кучу отдельных жанровых сценок.
Тема загула хороша для одного небольшого рассказа – для романа она слишком мала. От этого несовпадения размеров формы и содержания, вероятно, и возникают все нестыковки в сюжете. Точность описания мелких подробностей, реалий жизни не вызывает сомнений, но все вместе они никак не складываются в целостную картину. Олег Зайончковский уже не в первый раз использует такой прием – построение большого произведения из нескольких маленьких. Раньше ему это удавалось хорошо, но на этот раз он настолько увлекся, что излюбленный прием его подвел.