Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2011
Мария Зеленова родилась и живет в Москве. Закончила факультет журналистики МГУ и Институт Практической Психологии и Психоанализа. Работает онкопсихологом в Онкологическом центре на Каширке, а также редактором на телевидении. Постоянный автор “Октября”.
Мария ЗЕЛЕНОВА
Деревянная искренность
На выставке “Искусство Северной готики и Ренессанса. Живопись, скульптура, художественная мебель из собрания М.Е. Перченко” были представлены замечательные памятники северно-европейского искусства, созданные мастерами конца XIII – начала XVII веков. Качество и ценность коллекции можно оценивать по нескольким параметрам. Во-первых, в России этот живописный период представлен разрозненно и достаточно скудно, а уж деревянная скульптура – особенная редкость. Во-вторых, в экспозиции есть работы очень ранние (“Бичевание Христа”, анонимный швабский мастер, 1496 год) и есть почти не тронутые реставрацией.
Выставка разместилась в Белом зале и на колоннаде Пушкинского музея. Частное собрание Белый зал принимает у себя впервые – для таких экспозиций обычно используется Музей личных коллекций. Но тут коллекция действительно уникальная. А особенный шарм придает ей принадлежность современному русскому коллекционеру. Почти невозможно представить себе дом, где обедают в окружении католических Мадонн, и тот масштаб ответственности, которую такое сосуществование налагает.
Михаил Перченко – коллекционер с почти полувековым стажем. В семнадцать лет он купил в антикварном магазине свой первый экспонат – чашку, подарок двора его Императорского Величества на серебряную свадьбу Александра Первого и его супруги. И с тех пор началось. А ведь коллекционирование было в то время практически вне закона. Ни один советский фильм “про бандитов” не обходился без зловещего антиквара с его темными делишками.
К Северному Возрождению Михаил Перченко пришел не сразу. Сначала была вполне традиционная русская живопись, потом Восток и, наконец, средневеково-ренессансная Западная Европа.
Чем была тогда наполнена жизнь? В Германии – религиозные метания, Франция истощена Столетней войной, лишь Нидерланды до поры до времени спокойны и благополучны. При этом север Европы раздроблен, и потому все козыри – у церкви, чья власть почти безгранична, что в конечном счете и привело к “95 тезисам” Мартина Лютера. К художнику в то время вовсе не относятся как к творцу, его труд приравнивается к ремеслу сапожника или пивовара, поэтому живописцы вынуждены создавать гильдии, чтобы – наравне с другими ремесленниками – защищать свои права. Наибольшей удачей было стать придворным живописцем, но прихотливая фортуна не всегда жалует даже герцогов и королей, что уж говорить о зависимых от них живописцах: сколько из них повторили печальную судьбу Дюрера, после смерти покровителя лишившегося всяких средств к существованию и вынужденного расплачиваться за кров и пропитание своими рисунками.
Северное Возрождение отразило духовные метания общества в попытках установить новые, более личные и гармоничные отношения с Всевышним. Именно сумеречность, строгость, лаконизм этих работ и пленили Михаила Перченко. “Мне близка философия и символика протестантизма – от человеческого к божественному. Итальянские мастера всегда идут от Бога к человеку, что приводит к идеализации… Совсем другие северные Мадонны. В них нашла отражение тема страдания, покорность судьбе, смирение”.
У Северного Возрождения совсем другой, чем у итальянского Ренессанса, художественный язык. И одно из новых слов в нем – пейзажность. Пейзаж вошел в живопись отчасти благодаря распространению идей пантеизма, подразумевающего богоприсутствие во всем окружающем мире, чуткость к его (мира) красоте и тихому величию. Он еще не успел стать отдельным жанром, но уже появляется в качестве фона. Например, на полотне фламандца Гиллиса Мостарта Старшего “Пейзаж со сценой избиения младенцев” полыхающий городской ландшафт на заднем плане не менее значим, чем собственно сюжет, и многократно усиливает ощущение хаоса и смятения.
Живопись на этой выставке можно условно разделить на традиционно религиозную, светскую (представленную несколькими портретами и бытовыми сценками) и промежуточную, синкретическую, где христианская символика тесно переплетена с бытовым содержанием.
Одна из жемчужин религиозной “части” – цикл “Страсти Христовы” кисти неизвестного верхнерейнского художника первой трети XVI века. Цикл представляет собой фрагмент верхнего яруса многостворчатого алтаря, ныне разрозненного и пострадавшего от времени. В соответствии с традициями немецкой живописи того времени, мастер предлагает подробное, лично окрашенное повествование с экспозицией различных евангельских эпизодов.
Однако обыденная жизнь уже вторгается даже в возвышенные сюжеты – например, в работе “Голгофа” художников круга Бартеля Брейна Старшего наряду с душераздирающей, искусно выписанной сценой распятия изображен мужчина в современном, XVI века, наряде – заказчик картины. И рядом – его маленькая собачка.
Светская портретная живопись – это еще один признак антропоцентричного Ренессанса. Увы, на религиозном фоне она здесь смотрится бледновато и скорее дает представление о значимых фигурах и манере одеваться, нежели формирует собственную эстетику. Весьма выразителен “Портрет Иоганна Фридриха Великодушного, курфюрста Саксонского”, написанный Лукасом Кранахом Младшим в 1547 году. Курфюрст тучен, одышлив и немного похож на выброшенную на берег рыбу. Примечательно, что отец художника, Лукас Кранах Старший, был наставником будущего курфюрста после смерти его отца, Фридриха Мудрого. И, видимо, воспитал его правильно: тот стал сторонником Реформации, защитником Мартина Лютера и основал Йенский университет.
Среди других портретных работ стоит отметить “Портрет инфанты Исабель Клары Эухении”, созданный в мастерской нидерландского живописца Франса Пурбуса Младшего в начале XVII века. Едва ей исполнилось тридцать, она стала королевой Испанских Нидерландов. Ей было не чуждо искусство, а придворным живописцем у нее служил Петер Пауль Рубенс, совмещавший эту должность с функциями посла и посредника при ведении мирных переговоров.
Художник и его подмастерья написали несколько портретов инфанты, лучшим из которых считают полотно из собрания английской королевы. На нем, как и на множестве других копий, инфанта представлена в парадном облачении, рядом стоит карлица. Портрет из собрания Михаила Перченко является репликой другого варианта портрета, где карлица отсутствует и меньше деталей антуража.
Однако главной составляющей экспозиции выступает все же не живопись, а деревянная полихромная скульптура XIII–XVI веков из Нидерландов, Словакии, Франции, Испании, Германии и Австрии. В коллекции Михаила Перченко более ста скульптур, из которых на выставке представлены около шестидесяти. Куратор выставки Вадим Садков признается, что это собрание богаче, чем коллекции ГМИИ и Эрмитажа, вместе взятые. Скульптуры представляют собой одиночные (реже многофигурные) раскрашенные деревянные изображения святых, обычно чуть меньше человеческого роста.
Если сравнивать северную скульптуру с итальянской, то разница, в первую очередь, в материале. Итальянцы обычно использовали белый мрамор – холодный, гладкий, мертвый. А дерево – материал теплый, живой и очень личный, дающий при раскрашивании особенную цветовую палитру. В работах северных мастеров меньше анатомии, чем у итальянцев, и больше динамики – выразительные жесты, сложные, красивые складки тканей. Поиск идеальных пропорций все еще продолжался – некоторые лица, по современным канонам, кажутся слишком неестественными и даже примитивными, а некоторые поражают тонкостью и изяществом линий. Как, например, скульптура Иоанна Крестителя, выполненная в Германии во второй половине XV века. На нем грубая одежда из верблюжьей шерсти, напоминающая о его аскетическом образе жизни в пустыне. В руке он держит Библию, на которой стоит маленький агнец, восславляющий жертвенную миссию Христа.
В северной скульптуре меньше Ренессанса и больше готики, которая в Италии не прижилась. Вытянутые фигуры и богатые складками одеяния явно свидетельствуют о более древних живописных традициях. Но уже заметно движение к “очеловечиванию”, не только визуальное, но и сюжетное. Прелестна и повествовательна скульптура, изображающая святую Анну, которая учит Деву Марию чтению. В некоторых скульптурах Мария запечатлена одновременно рядом с матерью – святой Анной – и младенцем Христом. Такой “семейный” сюжет был довольно популярен в то время.
Истинный скульптурный шедевр выставки – “Успение Богоматери” – небольшой фрагмент алтаря мастерской знаменитого кельнского мастера Тильмана Рименшнейдера. Это одна из немногих скульптур, которая не раскрашена, что драматически подчеркивает строгую торжественность момента. Как известно, в момент смерти Богоматери все двенадцать апостолов, разбросанные по миру, были чудесным образом перенесены к ее смертному одру. В данной скульптуре представлены только восемь. Другие фрагменты этого алтаря находятся в музее Метрополитен в США и в Голландии. Работы Рименшнейдера крайне редко появляются на рынке и ценятся очень высоко: так, в 2008 году его фигурка святой Екатерины ушла с аукциона “Сотбис” за 6,3 млн. долларов.
Почетное место в апсиде главного зала занимает великолепно сохранившийся шестичастный антверпенский алтарь. Это сложная многоярусная композиция с центральной частью и боковыми створками, на которых изображены сценки из жизни святых. Запечатленные в дереве сюжеты выполнены с необычайной кропотливостью и состоят из множества ярких трехмерных фигур. На каждой фигуре стоит отметка в виде ладони – знак городской гильдии резчиков. Антверпенские алтари были очень популярны и часто делались на экспорт. Последним владельцем этого алтаря в начале XX века был германский император Вильгельм II.
Дух Северной Европы – от позднего Средневековья до начала Нового времени – до некоторой степени загадка. Казалось бы, отставшая в историко-культурном движении от своей южной сестры, точно куколка, растящая в себе бабочку, Северная Европа развивает свою самобытность, и чем дальше, тем больше ее “непохожесть” приносит самые неожиданные плоды. Всего какие-то два-три века, и отставание обернется прорывом: триумфальное шествие Гуманизма, с его наукой и философией, стартует именно отсюда, из Северной Европы. А пока – в эпоху готики и аскетичной версии Ренессанса – она только вступает на свой отдельный, независимый путь. Нам известен итог этого пути. Но как интересно наблюдать его начало!..
∙