(Александр Введенский. Всё)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2011
Максим Лаврентьев родился и живет в Москве. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Главный редактор журнала «Литературная учеба». Автор двух книг стихов и книги литературоведения «Поэзия и смерть».
Максим ЛАВРЕНТЬЕВ
Вот и «Всё»
АЛЕКСАНДР ВВЕДЕНСКИЙ. ВСЁ. – М.: ОГИ, 2010.
Незадолго до эмиграции из новой России и последовавшей затем смерти в Нидерландах выдающийся советский историк литературы Николай Иванович Харджиев в интервью израильскому журналу «Зеркало» определял величину того или иного поэта масштабом сделанного им в литературе. По мнению Харджиева, XX век дал нам, русским, только двух гигантов поистине мирового масштаба – Хлебникова и Маяковского. Характерно, что, например, Мандельштам по этой классификации гениальный, но камерный поэт[5]. Разделяя во многом харджиевские оценки, я спрашивал себя: а не было ли у нас поэта, чей творческий масштаб ни в чем не уступил Будетлянину и «горлану-главарю», но при этом остался неизвестен широкому читателю?
Личный знакомый выдающихся литераторов эпохи, Харджиев кроме вышеназванных футуристов особенно выделял еще двоих – Даниила Хармса и Александра Введенского, а ОБЭРИУ, к которому оба они принадлежали, именовал «последним великим течением» в русской литературе. Следует помнить, что это мнение прозвучало в 1991 году, в момент, совпавший с исследовательским и читательским бумом вокруг так называемой возвращенной литературы. На фоне крупнейших писателей Серебряного века и русской эмиграции друзья-«обэриуты» нисколько не потерялись. Наоборот, в это время их популярность возросла настолько, что повесть Хармса «Старуха» была экранизирована, а поэма Введенского «Потец» стала мультфильмом. Издавались, разумеется, и книги. Так, под маркой издательства «Гилея» в 1993 году увидел свет двухтомник Введенского, вобравший в себя все известные на тот момент «взрослые» произведения поэта. Михаил Мейлах снабдил это издание столь обширными и подробными комментариями, что они сами по себе вовлекали новых адептов в круг света «звезды бессмыслицы».
В то время будущее стихов Введенского казалось надежно обеспеченным. Тираж двухтомника довольно быстро разошелся, стал библиографической редкостью. Профессор Литературного института С.Б. Джимбинов сообщал автору этих строк о неких новонайденных материалах, требующих исследовательского осмысления и скорейшей публикации. Однако время шло, а публикации не появлялись. Более того, уже известные стихотворения Введенского не выходили ни отдельными книгами, ни в составе обэриутских сборников. Вот уже и Даниил Хармс дождался полного собрания сочинений; был открыт читательский доступ к основным философским трудам и дневникам Якова Друскина, идеолога чинарей-обэриутов. Но автор «Елки у Ивановых», «Элегии» и «Некоторого количества разговоров» почему-то оставался в тени. Вскоре выяснилось, что публикации стихов Введенского препятствуют не какие-то стихийные силы, а вполне конкретный известный литературовед, приложивший немало усилий к популяризации далеко не самых простых текстов его ближайшего друга Хармса.
Стихи Введенского и в 1920-е годы, и сейчас – безусловная ценность лишь для тех, кто обладает особым слухом и развитым эстетическим вкусом. А много ли таких осталось?
Интеллигенция как класс была выкорчевана у нас в грандиозных гекатомбах XX века. В первые десятилетия существования советского государства в России постоянно вершилась массовая казнь, физическими и духовными жертвами которой наряду с представителями всех слоев общества пали многие выдающиеся деятели искусства. Особняком среди них стоят те, кто сохранил веру и верность общечеловеческим идеалам не только эстетики, но и этики.
Александр Иванович Введенский представлял собой именно такой человеческий тип. Далекий от любого рода стяжательства, он жил во многом подобно чудаковатому Хлебникову: никогда, например, не имел своего письменного стола. Памятуя о метком определении Б.В. Томашевского, Введенского вполне можно отнести к разряду поэтов «без биографии», с той оговоркой, разумеется, что его «уход в тень» был насильственным и принужденным, разновидностью так называемой внутренней эмиграции. Но за мелкой халтурой в ленинградских детских журналах, за полуголодным скетчизмом последнего, наиболее тяжелого харьковского периода возник и развился его необыкновенный талант.
Все начиналось в послереволюционном Петрограде. Трое гимназистов – Шура Введенский, Леня Липавский и Яша Друскин – организовали дружеское сообщество, объединенное сходными взглядами на искусство и пристальным интересом к философии. Введенский и Липавский пробовали писать стихи – разумеется, в модном ультраавангардном духе. Стихи были посланы, по тогдашнему обыкновению, Блоку. Ответное письмо знаменитого поэта не сохранилось, но осталась краткая запись в бумагах Блока: читал таких-то, ничего особенно не понравилось. Однако уже к 1925 году Александр Введенский был известен среди ленинградских литераторов как начинающий поэт-заумник, наследующий традиции таких крайних авангардистов, как А. Крученых, И. Зданевич, А. Туфанов. От Хлебникова он взял то, что в Будетлянине ценили именно эти поэты: словотворчество и формальный эксперимент. Вскоре новоявленный заумник оказался в кругу Михаила Кузмина, в те годы поощрявшего молодые «левые» дарования. До нас дошла любопытная чуть более поздняя оценка, данная Кузминым творчеству Введенского. В записках Ольги Гильдебрандт-Арбениной зафиксировано, между прочим, его высказывание о том, что Введенский стоит-де в поэзии выше Хлебникова, так как якобы в вещах у того слишком много национального[6]. К этому периоду относится знакомство и начало дружбы с Даниилом Хармсом. И, наконец, примерно в то же время с приходом в дружеский круг Николая Олейникова окончательно оформилась творческая группа «чинарей» – двух философов и трех поэтов (Друскин, Липавский, Введенский, Олейников, Хармс), – чьим «внешним» выражением во многом стало сформированное в 1927 году Объединение Реального Искусства.
Так многообещающе начинал Александр Введенский. Но в его развитие как поэта вскоре вмешались обстоятельства, не имеющие к поэзии никакого отношения. В 1931 году он был впервые арестован и затем выслан в Курск. Основной массив его текстов, существовавших только в рукописном виде, был в панике уничтожен (сожжен) А.С. Ивантер, в то время женой поэта. По оценкам людей, близко знавших Введенского, навсегда утраченным оказалось более трети всего написанного им, в том числе и прозаический опыт – роман «Убийцы вы дураки». Ближе к концу 1930-х творческая потенция стала заметно иссякать. «Взрослые» стихи писались редко, зато возрос объем рифмованной «детской» халтуры, благодаря чему поэт мог хоть как-то существовать. Он переехал в Харьков к новой семье, где в условиях изоляции от привычного круга им были созданы последние произведения, ставшие вершиной не только его творчества, но, пожалуй, и всей русской поэзии до него – «Элегия» (1940) и реквием «Где. Когда» (1941).
В самом начале Великой Отечественной войны, когда немецкие войска приблизились к Харькову, поэт был вторично арестован органами НКВД и погиб по дороге в Сибирь, немного не дожив до классического тридцатисемилетия.
Оставшиеся рукописи сохранились случайно: чудесным образом основная часть их оказалась у Якова Друскина, спасшего архив репрессированного Хармса в блокадном Ленинграде. Именно эти тексты и были спустя семнадцать лет (!) после «гилеевкого» двухтомника переизданы в томе издательства «ОГИ», исчерпывающе озаглавленном его составителем Анной Герасимовой «Всё». Исключение составляют две агитки начала войны, разумно не включенные, равно как и произведения для детей, в основной корпус стихов. Пасынок и наследник Введенского Борис Викторов написал для книги ценнейшие воспоминания о харьковском периоде жизни поэта. Для тех, кто, подобно автору рецензии, знает многие стихи из этой книги наизусть, именно мемуары пасынка, а также письма Введенского представляют наибольшую ценность.
Вспомним еще раз харджиевское определение великого поэта. Истинный масштаб творчества Александра Ивановича Введенского известен в точности лишь Тому, Кто властен и над живыми и над мертвыми. Для Него рукописи, сожженные А.С. Ивантер, не сгорели. Но и тем из нас, в чьи сердца стучит этот «пепел Клааса», кому поэзия Введенского открывает вид на нечто большее, чем жизнь, всё уже ясно. Всё.
•
[5] Харджиев Н.И. Будущее уже настало // Харджиев Н.И. Статьи об авангарде. В 2-х тт. – Т.1. – М.: Издательство «RA», 1977.
[6] См. Гильдебрандт-Арбенина О.Н. Девочка, катящая серсо… – М.: Молодая Гвардия, 2007.