Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2011
Юрий Корнейчук родился в Обнинске, живет в Санкт-Петербурге. Окончил Институт журналистики и литературного творчества. Аспирант Московского государственного педагогического университета. Автор газетных и журнальных книжных рецензий.
Юрий КОРНЕЙЧУК
Книги, художники, чудовища
с птичьими головами…
В рамках культурного обмена прошла совместная выставка русских и итальянских художников под названием “Жизнь и смерть”, причем одновременно – в Италии и в России. Двенадцать русских и двенадцать итальянских художников представляли работы в жанре “книга художника”. В “книге” всего две страницы, одна выражает отношение художника к жизни, другая – к смерти. Работы получились очень неоднозначные, разглядывать их в полутемном выставочном зале музея современного искусства “Эрарта” – захватывающее занятие.
Вот, например, работа Алексея Веселовского. Он явно вдохновлен Босхом. (Это вообще отличительная черта выставки – почти все тут кем-то вдохновлены.) Книга выполнена в технике шелкографии, то есть трафаретной печати. Внешне похоже на гравюру хорошего качества в черном цвете. Жизнь изображают две рыбы, у одной из которых вместо рта – птичий клюв, у другой – некое подобие человеческого рта с редкими зубами, искривленного в злобной усмешке. Рот этот будто украден у мерзкого старика из “Несения креста” Босха. Глаза и тела рыб испускают лучи света. Смерть – это чудовище с птичьей головой, телом льва и хвостом ящера, в который вцепилась крыса. От химеры исходят кристаллические, как будто ледяные, заостренные иглы. Пространство вокруг заполнено “обрывками” образов и фигур: круглые пятна, похожие на отпечатки пальцев, крокодилья кожа, человеческий глаз…
Кира Матиссен, видимо, посчитала, что на данную тему не надо затрачивать много художественных средств. Ее работы представляют собой черный и белый лист авторской бумаги, которая сама по себе радует глаз: оборванные края, демонстрирующие сложную внутреннюю структуру листа, ноздреватая поверхность, напоминающая камень. Черный лист представляет жизнь. Подпись: “Это белый лист: жизнь есть вера”. Белый лист представляет смерть. Подпись: “Это белый лист: смерть есть факт”. Интонация прочтения слова “белый” от одной страницы к другой полностью меняется: от упрямства (“белый”) под черным листом до уверенности и равнодушия (“белый”) под белым.
Правда, эту замечательную книгу на самой выставке оценить было невозможно, потому что авторские подписи под листами там отсутствовали, узнать о них можно, только просматривая фотографии работ в Интернете.
Выделяя этот объект, принижаешь заслуги художников, которые представили сложные, тщательно выполненные книги. Однако представляется, что в выбранном жанре остроумие и минимализм – лучшее из всего, что можно предложить. Минимализма на выставке вообще было много (с остроумием дело обстояло сложнее).
Еще примеры возможного решения темы: на одной странице изображен улыбающийся человек, нарисованный вместо линий строками текста, на другой – из строк же состоящий черный крест (одна черта – “не хочу заигрывать со смертью”, другая – то же на итальянском).
Коллажи из ядерных грибов и человеческих фигур, собирающихся прыгнуть.
Зеленеет растение, краснеет череп. Вернее, это делает подложенная фоном бумага, потому что и растение, и череп созданы отверстиями в черных листах. Каждое отдельное отверстие имеет достаточно простую форму, напоминающую что-то вроде карточных мастей.
Слово “Смерть” ломаными черными буквами на белой бумаге, словно кто-то накидал веток на снег. К странице “Жизнь” Татьяна Алешина прикрепила листы бумаги, последовательно расположив стадии измятости: вот гладкий лист, вот на нем две складки, а вот он согнут уже в пяти местах… Конечный результат – маленький смятый комочек.
У Василия Власова на странице “Жизнь” – ладья, плывущая по волнам. В ней – три мужика с огромными носами, толстыми губами и глазами без ресниц. Каждый из них, встав, достал бы макушкой аккурат до вершины мачты, воткнутой посреди палубы. “Три мудреца в одном тазу”… Под волнами плавают плоские рыбы, больше всего напоминающие воблу – уже соленую и провяленную. Видимо, в ближайшее время мужики наловят себе этой рыбы, и тогда лучшей подписью для страницы будет уже не “Жизнь”, а “Сказка”. На странице “Смерть” желтая рука двумя длинными пальцами держит маленький черепок, точно кусок сахара. Ненатужный цинизм этой книги производит впечатление замечательное.
Работа организатора выставки Михаила Погарского – отдельная тема. На странице “Смерть” – фотография металлического могильного креста, разделенная на две половины, на одной из которых инвертированы цвета. К фотографии прикреплен прозрачный белый листок с текстом. Из поэтов Погарский больше всего уважает футуристов за то, что они сближали поэзию и живопись, а особенно ценит жанр “книги художника”, ими же изобретенный. Одному из журналистов прямо на открытии он сообщил, что книга художника – “это последний оплот лиризма в современном искусстве”. На оплоте лиризма, возведенном Погарским-художником, было написано следующее (пунктуация и орфография сохранены):
Тишина в моей душе облетает белым снегом.
И чуть слышны в отдаленьи смерти легкие шаги.
Я сегодня подошел очень близко к встрече с небом
И пустил в его пространство жизнекрылые стихи.
Конечно, грешно не уважать тонких движений души художника, но… Куда смотрели Хлебников, Бурлюк, Маяковский?!
Переведем дыхание, утрем слезы и перейдем к работам итальянцев.
Вероятно, из-за “трудностей перевода” итальянские кураторы не совсем точно поняли задачу и, соответственно, не совсем точно объяснили условия своим художникам. Вместо двух отдельных страниц о жизни и смерти все они нарисовали единые сложенные вдвое развороты, посвященные теме “Жизнь и смерть”, а в придачу сделали изначально не предусмотренные авторские обложки. Поэтому работы наших художников располагались на стенах, а итальянских – на тумбах посреди зала, что даже породило настороженные вопросы у самых, видимо, патриотично настроенных посетителей.
Итальянцы проявили заметную смелость в выборе материалов для своих работ. В их книгах несколько раз встречается бумага ручного литья, есть песок, полиэтиленовая пленка – прозрачная и цветная – с процарапанным изображением, нитки – и в противоположность всему этому нарочито примитивные шариковая ручка и маркер. Многие работы представляют собой коллажи, сделанные с помощью компьютера и распечатанные на принтере.
Попробуем передать впечатления от трех наиболее ярких работ итальянских участников выставки.
Сильное первобытное обаяние у работы итальянского куратора выставки Фернанда Феди – в ней-то и нашлось применение песку. Покрытая им бумага стала похожа на охристую скалу (возможен еще вариант – проржавевшая железная стена, и тогда вместо первобытности перед нами – распад империи). Эта дико-ржавая поверхность покрыта причудливой смесью арабских и римских цифр, а в центре будто выжжены два жирных слова: “LIFE” и “DEATH”. На обложке – своеобразный задачник: к ней приклеены бумажки, надписанные инициалами великих людей и датами их рождения и смерти. Отогнув бумажку, можно увидеть полное имя. Как думаете, кто скрывается под шифром “M.G. (1868–1936)”? Maksim Gorky! Его соседство с Данте Алигьери никого не смутило, тем более что итальянцы знают, кто это такой, ведь он жил у них на Капри.
Джино Джини, второй организатор с итальянской стороны, заполнил свою работу знаками “убить” и “помиловать”, принятыми в римских амфитеатрах. Поверх кулаков с отогнутыми большими пальцами художник прикрепил кальку с нанесенными сплошными рядами словами “Life” и “Death”. Кальку можно отогнуть и полюбоваться знаками в чистом виде, без означаемого.
Вито Капоне представил абстрактные узоры на очень красивой бумаге ручного литья – ее текстура еще грубее, чем в упоминавшейся работе Киры Матиссен, и эта хаотичная естественность очень привлекательна для тех, кто привык к атласу и глянцу.
По выходе из экспозиционного зала немного смущает мысль о вероломном и, судя по всему, неучтенном организаторами подтексте заданной антиномии: Италия – Россия, жизнь – смерть…
Впрочем, дружбу между Россией и Италией в любом случае следует укреплять.
∙