(Александр Иличевский. Математик)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2011
Кирилл Гликман родился и живет в Москве. Студент Института филологии и истории РГГУ. Печатается в журналах “Новый мир”, “Октябрь”, “Вопросы литературы”, на сайте
OpenSpace.ru.
Близко к тексту
Кирилл ГЛИКМАН
ПОДРЕЗАННЫЕ ДЖУНГЛИ
АЛЕКСАНДР ИЛИЧЕВСКИЙ. МАТЕМАТИК: РОМАН. – М.: АСТ, АСТРЕЛЬ, 2011.
Художественное совершенство произведений Александра Иличевского не признали безусловным ни с выходом букероносного “Матисса”, ни с присуждением писателю “Большой книги” за предпоследний роман “Перс”. Иличевского упрекали и упрекают в избыточности стиля, в неуместной поэтизации прозы, в нагромождении сюжетов и характеров в ущерб логичности и динамичности повествования. От каждого его нового романа ожидаешь получить (и получаешь) завораживающую словесную вязь, но хочется, чтобы она опиралась на четко выстроенный, продуманный сюжет.
Роман “Математик” читателя, знакомого с предыдущими вещами автора, с первых страниц озадачивает. Слишком короткие предложения, слишком простые слова, слишком сухой и лаконичный для Иличевского язык. И при этом крайне узнаваемый сюжет: гениальный математик Максим Покровский приезжает в Китай на математический конгресс, где отказывается от присужденной ему Филдсовской медали, разрывает отношения с женой и радикально меняет обстановку. Впереди Покровского ждет работа в пиццерии в Сан-Франциско, поиски могилы убитого на войне деда в белорусской глуши, покорение Тянь-Шаня, знакомство с безумным режиссером-наркоманом Барни, который бредит историей казачества, а также попытки разрешить загадку смерти и воскресить всех умерших…
Не нужно долго думать: “где же я такое уже читал?”. Практически то же самое было в “Персе”: герой-ученый, озабоченный сверхглобальной и неразрешимой проблемой всеобщего предка человечества, бросающий все, чтобы найти друга детства в далеком Азербайджане. Друг Покровского Барни, конечно, играет в романе не столь важную роль, как его визави из “Перса” Хашем, но в какой-то момент Иличевский явно пытается сделать из него второго главного героя.
От романов-лауреатов “Математик” унаследовал сюжетную схему (или, вернее, завязку, посыл) и типаж главного героя, технаря-дауншифтера, уже ставшего фирменным знаком Иличевского. Изменились же два важных параметра: резко сократился объем книги (“Математик”, по сравнению с “Персом”, просто крохотный роман) и улетучилась изящная тяжеловесность стиля. Конечно, узнаваемые эпитеты, метафоры и стилистические приемы в новом романе сохранились, но они словно растворились в другой, не характерной для этого автора стилистике. Небольшая цитата из самого начала “Математика”: “Нина очнулась, вырвала из его руки бокал. Максим сжался весь, отвернулся, сделал вид, что заснул. И почти добрался до края забытья, но сделал усилие и в рюкзаке с ноутбуком нащупал заначку – диск металлической фляги с бурбоном, нераспознанной на детекторе, – которая позволила ему провести остаток полета в анабиозе”. Или из середины: “Эксцентричность Барни находила воплощение и в реальных проектах. Одним из них был фестиваль Янахойя. Он проводился стихийно в южнокалифорнийской пустыне Красных Камней, куда вот уже лет пятнадцать за неделю до Дня независимости съезжались отовсюду самодеятельные и профессиональные художники, которые занимались актуализацией воображения. Билет участника в тот год стоил 145 долларов. Лагерь состоял из палаток, шатров, балаганов и автомобилей и был устроен амфитеатром”. Интеллектуальное усилие, на которое провоцировали “Матисс” и особенно “Перс”, собственно, и является тем, за что многие подготовленные читатели любят Иличевского. Но “Математик” практически не дает возможности продираться через текст, получая удовольствие от того, какие пышные джунгли окружают читающего. Больше всего ощущение, возникающее при чтении книги, похоже на то, что испытал ценитель старых вещей Славниковой, открыв ее последний роман “Легкая голова”: типичные авторские “фишки” раскиданы по тексту, не давая усомниться в подлинности текста, но текст этот слишком выхолощенный, простой, безличный. Язык и стиль “Математика” гораздо менее интересны, чем в более ранних произведениях Иличевского. Подчас вообще возникает ощущение, что автор имитирует – не то самого себя, не то письмо Бунина или Набокова.
Если “Математик” – это попытка написать роман, отличающийся простотой построения сюжета и изяществом разрешения конфликта, то она не удалась. Как и в других книгах Иличевского, в нем присутствует немало обрезанных линий, позабытых героев и необъясненных обстоятельств. Получилось только сделать его гораздо более легким чтением, чем предыдущие романы, – за счет уменьшения объема и упрощения стилистики. Если же главное в романе – попытка победить смерть, то есть вечная для Иличевского и его героев тема, возникают сомнения в убедительности нового произведения по сравнению с предыдущими. Гораздо более распространенным (во всех смыслах) был “Перс”, в сравнении с которым “Математик” смотрится не более чем заметками на полях.
Но главная неудача все же в стилистике, ведь именно за нее ценят и любят Иличевского. “Перс” производил впечатление хотя и запутанной, геометрически несовершенной, не до конца логичной, но необычайно мощной и красочной эпической поэмы. “Математик” же пытается впечатлить красотой горной цепи – неровной, самобытной и холодной прелестью мощного создания природы. Однако неровности на горизонте так и остаются неясными силуэтами чего-то прекрасного. Кроме того, новый роман Иличевского, кажется, показывает некоторую исчерпанность его воображения – как тематическую, так и стилистическую. Сам писатель при этом на Летнем книжном фестивале анонсировал новый роман, примыкающий к “Матиссу”, “Персу” и “Математику”. Что ж, возможно, финальный аккорд тетралогии прозвучит чище и богаче.