Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 11, 2011
Вадим МУРАТХАНОВ
Неподвижный день
* * *
Высчитывая возраст по табличке,
скорбящие напутственно кивали.
Так вежливый хозяин провожает
в дорогу засидевшегося гостя.
Вдруг покачнулся неподвижный день,
как будто бы неловкий оператор
на кочку ненароком наступил.
И, населенный многими, пейзаж
на долгий миг повис передо мной
настенной покосившейся картинкой.
Усталость ли была тому виной
или случайных совпадений ряд,
но, оглянись я в тот момент назад,
увидел бы беленый потолок
и крошки хлебные между газетных строк,
где слово каждое давно знакомо.
И не было бы выхода из дома.
Человек-дерево
голова на уровне крон.
Тело гладким розовым стволом
убегает к земле –
человек старается не смотреть на него:
страх высоты.
Крошечные ноги
семенят далеко внизу
по устланной хвоей почве
и плохо слушаются, как тридцать восьмая
и тридцать девятая лапки сороконожки.
Видит ложбинки, удобные выемки
в толстых, узловатых ветвях,
куда можно лечь –
и больше не бояться
за потерянное равновесие.
Но тогда неуправляемое тело
рухнет вниз, а его самого
уже никто никогда не снимет
с такой верхотуры,
потому что пожарные не дотянутся,
а вертолет откажется
лететь в наше захолустье
ради одного незадачливого сновидца.
* * *
бежит он от угрозы мнимой?
Зачем колючие колени
несут сухое тельце мимо
карандаша, квадратной башни
будильника, стоящих в ряд
кассет – домашних и нестрашных
на первый человечий взгляд?
Спешит он вверх, но гасит скорость
горшка виниловая стенка,
где наступает он на голос
в гармошку согнутой Шульженко.
Поднялся. Замер на высоком
краю, тревоги не храня, –
как я под неусыпным оком
на глади выходного дня.
Зренье
дневного, останусь без лиц,
картины забытого лета
сплотятся у чутких ресниц.
Моих поражений зачатки,
прообразы бед и побед
сквозь влажные поры сетчатки
прольются обратно на свет.
Тогда расплывется, не отдан,
мой дом на тетрадном листе
и станет засохшим разводом
на мертвом подвижном холсте.
Письмо
Исписанный латиницей конверт
я вызволил, открыв почтовый ящик.
Кружил листок над ратушей, рассвет
встречал в твоем квартале и хрустящей
нелепой птицей повернул назад,
не разобрав мой почерк увлеченный,
туда, где ныне вырубленный сад
шумит, в небытии не уличенный.
(…)
* * *
Ибо слеп я к твоим достоинствам,
когда извлекаешь стон
из сердца моего, бедного звуками.
Сколько пальцев у тебя, музыкант?
Ибо много вас, умные пальцы,
и каждое новое прикосновение
заставляет забыть о предшествующем.
Дар человеческой речи верни, не забудь,
когда мир изумленного зала
осветится, прежние границы нащупывая,
лакированную поверхность пола
испытывая на верность.
Из Чулпана
и в душе уляжется дрожь.
Ты однажды в изгибах другого лица
непременно меня найдешь.
Буду снова дышать с тобой в унисон
и твои подсматривать сны.
Если ветром осенний лист унесен,
подожди его до весны.
•