Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2011
Владимир Васильев родился и живет в Харькове. Окончил Харьковский автомобильно-дорожный институт. Автор четырех поэтических сборников и книги прозы. Лауреат литературной премии им. Б.А. Чичибабина.
Владимир ВАСИЛЬЕВ
По Дзержинской-Мироносицкой
До революции эта улица называлась Мироносицкой, в честь храма Жен-Мироносиц, который когда-то был на территории нынешнего сквера Победы. При советской власти ее переименовали в Дзержинского, но я, как и многие, называл ее Дзержинской. Так удобней. Ведь есть же Пушкинская, Лермонтовская, Чернышевская… Вот уже пятнадцать лет, как улице вернули прежнее название.
По этой улице я ходил первые тридцать лет своей жизни.
На этой улице, будучи ребенком, я ощущал дома как живые существа.
На этой улице я знал все деревья и гибель каждого воспринимал как личную потерю.
На этой улице звучал рожок керосинщика, и я был свидетелем заката эпохи примусов и керогазов.
На этой улице по утрам перекликались петухи.
На этой улице тихий мальчик Миша Геншафт научил меня кидать камни в проезжающие машины.
На этой улице я искал счастье. Мой сосед по двору Павлик придумал замечательную игру. “Пошли искать счастье”, – предлагал он, и мы шли по улице, внимательно глядя под ноги. О, сколько прекрасных находок ожидало нас! Винтики и гайки, шарики от подшипника, мелкие монетки, всякие занятные железячки.
На этой улице я подкладывал цыганские иголки под колеса стоящих автомобилей.
На этой улице я играл с мальчишками в футбол и хоккей.
На этой улице я влюбился в девочку со сложной фамилией Перельцвайг.
На этой улице я научился ездить на велосипеде.
По этой улице я бежал вдоль ручья за корабликами из спичечных коробков, и гонки всегда заканчивались у чугунной решетки, куда с шумом низвергалась дождевая вода.
Под этой улицей кабели, водопроводные трубы, ливневые стоки. Богатые клады. Следы иранской и тюркской культур. Неразорвавшиеся бомбы и снаряды. Черепки глиняной посуды, старинные монеты. Скелеты давно вымерших животных. Если на площади Дзержинского откопали бивни мамонта, то почему бы и здесь не откопать? На территории Слобожанщины когда-то было древнее море. На осыпающихся склонах находят окаменелые ракушки и акульи зубы. Значит, и под улицей они есть. В свежевырытом котловане я находил дореволюционные медные пятаки. Копая погреб в сарае, мой сосед нашел коробочку, в которой хранилась высокая награда царской армии – Георгиевский крест.
Над этой улицей пролетал молодой летчик Коля Квасов, который ухаживал за моей мамой. Перед отправкой на фронт Коля пообещал, что пролетит над ее домом и покачает крыльями. Так и сделал. Вскоре погиб. Даже на черно-белом фото видно, какие были у него необычайно светлые, лучистые глаза.
Мама говорила, что голубые.
Давным-давно на этой улице жила сумасшедшая Надя. Люди говорили, что она свихнулась при пожаре. Страшно и смешно было наблюдать за ней. Шел я как-то по Дзержинского с двоюродным братом.
– Эй, вы напишете привет?! – окликнула нас с другой стороны душевнобольная.
– Напишем!!! – в один голос пообещали мы.
– Только хорошо напишите, грамотно, без ошибок! – строго предупредила Надя, да еще и пальцем пригрозила.
Прошли годы, и я подумал: почему бы и не написать?
Привет тебе, улица Мироносицкая, бывшая Дзержинского!
Привет вам, дома, стоящие по обеим сторонам улицы, с номерами четными и нечетными! Привет вам, заборы каменные и железные, высокие и низкие! Привет вам, асфальт и тротуарная плитка! Привет вам, липы и каштаны! Привет вам, столбы электропередачи, уличные фонари и провода!
Мои приветы напоминают здравицы, которые выкрикивали с трибуны во время первомайской и ноябрьской демонстраций: “Да здравствуют трудящиеся Киевского района!”
Да здравствуют славные жители улицы Дзержинского! Ура!!!
Но это с таким же успехом могла бы выкрикнуть и сумасшедшая Надя.
Давным-давно на этой улице едва ли не из каждого окна доносилось пение. Особенно в праздники.
Давным-давно по дворам свободно гуляли куры, в сараях плодились кролики и над цветами в палисадниках кружились бабочки, пчелы и шмели…
Давным-давно исчезли как вид голубятники, чей зычный трехпалый свист загонял птиц высоко в небо…
Давным-давно исчезли бабушки и тетеньки, сидящие на лавочках у ворот и подъездов.
Давным-давно я не слышал:
– Нет, ты только посмотри! Пошла, пошла… Пр-р-аститутка!!!
– Бесстыжая! Юбку задрала до самой…
– Смотри, и у этой синяки над глазами нарисованы!
– А нам мужья натуральные ставили. На весь глаз!
Давным-давно простоватые названия “Индпошив” и “Бытремонт” вытеснили загадочно красивые “Bigolle” и “Canakarrado”…
Давным-давно возле дома номер восемнадцать советская молодежь отплясывала не советский танец.
Заводилами в компании были Коля Полтавец и Толик. Колю – чемпиона Украины по велоспорту и бегу на коньках – любили и уважали все от мала до велика. Во-первых – знаменитый, а нос не задирает. Во-вторых – знай наших! Летними вечерами у крыльца под гармошку и гитару устраивали танцы и пели песни. Местной ребятне милостиво разрешалось быть зрителями, и мы с нетерпением ждали выкрика: “Барыню!” Услыхав его, музыканты оглядывались по сторонам и, убедившись, что нет посторонних, врезали буги-вуги! Коля и Толик вылетали в круг. И такое начиналось… Девушки визжали от восторга! Наиболее смелые извивались и дергались на месте, но в круг не выходили. Боялись, что при исполнении рискованных па ребята могут увидеть их нижнее белье. К нашему дикому восторгу Коля перебрасывал Толика через себя. Это напоминало борцовский прием, при котором падающий приземлялся не на спину, а на ноги. На пальце у Толика красовался перстень с огромным черным камнем.
Мы восторженно орали:
Буги-вуги стильный танец…
Изобрел американец.
И теперь заразу эту
Разнесло по всему свету.
Мир победит,
победит,
победит
войну!
На эту улицу падали немецкие бомбы.
На этой улице во время фашистской оккупации взлетел на воздух дом, где располагался немецкий штаб. Мина сработала по радиосигналу, посланному из Воронежа. Впервые в мире. После этого на балконах дома номер шестнадцать фашисты повесили всю прислугу, объявив их партизанами.
На этой улице отстраивали разрушенные дома, возводили новые, приводили в порядок старые.
Самый красивый на улице – дом-аристократ, построенный в начале двадцатого века в стиле модерн.
Самый несчастный – дом-доходяга, покинутый жильцами, стоящий без номера и ожидающий своей участи.
Самый крутой – элитный. Новый, непонятный, высокий, по причине дороговизны едва заселенный, благоустроенный, современный, охраняемый, недоступный.
Самый типичный – дом-обыватель, в котором давно не делали ремонт. Характер у него старческий, противный: то запахом цвели в нос ударит, то гнилую ступеньку под ноги коварно подставит, то с потолка штукатуркой трухлявой обсыплет.
Самым скромным сооружением на улице была деревянная будка слесарной мастерской, в которой трудился дядя Сёма. В какую пору дня ни пройди, в широкое окно было видно, как он, сутулясь, тщательно подгоняет бороздки ключей напильником. Порой казалось, что он в этой будке и живет. А может, работы было много оттого, что люди часто теряли ключи? Кто знает…
Самые красивые в мире абажуры изготавливались в доме номер девятнадцать.
Мама знакомого мальчика Валеры расправляла сложенную веером бумагу и окунала в один из чанов с краской. Цвета были ядреные, как для пасхальных яиц: зеленый, лиловый, синий, розовый, голубой, алый. Потом на высушенную над примусом бумагу она наносила цветы. О, это было высокое искусство! Палочка с ваткой окуналась в розовую краску и – ляп-ляп-ляп по синему фону. Потом веер разворачивался и непостижимым образом превращался в красавец абажур, обильно украшенный розочками.
Валера и его мама жили богато. У них был телевизор с крошечным экраном.
Давным-давно над этой улицей мигающей звездочкой пролетал первый искусственный спутник Земли и радостно потрясенные люди, задрав головы, смотрели на него.
Сегодня благодаря спутниковой связи я знаю, как выглядит Мироносицкая из космоса. Компьютерная программа позволяет увеличить изображение, чтобы рассмотреть детали. Здорово, конечно, но в моем внутреннем космосе, где прошлое и настоящее совершенно не мешают друг другу, возникает картинка, похожая на детский рисунок. Здесь не действуют законы перспективы, а масштаб и пропорции весьма условны. И главное, она живая.
Вот черная дыра котлована на пересечении улиц Иванова и Дзержинского уменьшается в размерах, исчезает и на ее месте вырастает красивый пятиэтажный дом, в который вскоре заселится мой будущий друг Саша. Дома, стоящие по обеим сторонам улицы, немного лежат на боку. Но так рисуют дети, чтобы всё сразу было видно. Одни дома заштрихованы дождями, другие усеяны звездочками снежинок. Над остальными сияют индивидуальные солнца. Лошадка, запряженная в телегу, везет цистерну с керосином, и возница поднес к губам рожок. Над улицей летит краснозвездный самолетик, и моя юная мама машет ему рукой. Из окна дома номер двадцать лучами вылетают слова: “Ой, цветет калина…” На проезжей части мальчишки играют в хоккей. Группа людей провожает взглядом журавлиный косяк приветов от сумасшедшей Нади. Возле дома номер восемнадцать парни танцуют буги-вуги. В широком окне слесарной будки виден дядя Сёма. Он делает ключи для квартир домов, которые уже давно не существуют. Над уличными фонарями висят чудо-абажуры, изготовленные Валериной мамой. На стене каждого дома висит мемориальная доска: “Здесь жили, живут и будут жить невеликие люди”.
Но вот в мою картинку кто-то влепил снежок, потом еще снежок, потом еще и еще, и вскоре все стало белым-бело… Как чистый лист.
∙