Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2011
Светлана МАКСИМОВА
Дышать
под струей воды,
будь моей молитвой
тем корням, где ты
был частицей света
в маленьком зерне,
радостно пропетой
нотою во мне,
что звучала в каждой
ягодке твоей
сладостною жаждой
света из корней.
* * *
был стрелой,
летящей
в направлении
сердца,
которое ушло
на несколько шагов вперед
и было уже не мной,
а кем-то,
указующим место,
где прорастает зерно
из последней
слезы ребенка.
Это оно
плакало
тонко-тонко,
это оно
имя мое призывало
с востока
на древний жертвенный юг,
это оно
время смыкало в круг
и шло на меня войной,
потому что и было мной.
* * * Дышать – улыбкой, радостью… Дышать
пронзительным, стремительным озоном,
наполнившим пролеты этажа
в дому, так называемом казенном.
И, слава Богу, это не тюрьма,
а добрая старинная больница,
где суп дают бродягам задарма
и каждое окошко, как бойница.
И сводчато, и арочно кругом…
Столовая – под куполом церковным,
чтоб вспомнил Бог о грешнике своем
и соком напоил его морковным.
Вот так и вечность нянчит-дразнит нас,
рифмуя то с любовью, то с морковью.
И светится всю ночь иконостас
в столовой, где уборщица Прасковья
столы за всеми начисто протрет
и вымоет полы больничной хлоркой.
Поднимет взгляд, где ввысь вознесся свод,
и паутину там приметит зорко.
Приметы быта или бытия…
То храм порой, то банька с пауками…
Но есть еще на свете – ты да я! –
с протянутыми к вечности руками.
Ну как нас впишешь в этот небосвод?
Как душу здесь с копейками срифмуешь?
А нищий подаяние берет
и как-то усмехается премудро.
Ему как будто нечего терять,
и нам как будто нечего… И все же
мы есть еще на свете – ты да я!
И мы вдвоем для вечности дороже,
чем копи Соломона… Ведь без нас
каким она утешится ответом?
Она желает вылиться в рассказ
и быть во всем осмысленной поэтом
и ненасытно вместе с ним дышать
улыбкой, болью, радостью рассвета,
чтоб осознать с восторгом: “Я – душа
того, кем бескорыстно здесь воспета!”
* * * Как младший из младших, возлюбленных Богом,
как помнящий трепет и дрожь тетивы,
сквозь сердце летящий неловко и боком
с наклоном прижатой к плечу головы,
Не спи… Этот темный сквозной промежуток,
где – видишь – в тоннель переходит тоннель,
как в полночь любое мгновение суток,
как в рык нестихающий детское “эль”.
Не спи… Не броди по пустым коридорам
сомнамбулой, ангелом с мертвым крылом.
Не спи же! И будь хоть пропойцей, хоть вором,
но только во сне не скрывайся моем,
где мы незаконно… запретно… вдвоем!
* * * “Глоток вина смягчает сердце”, –
сказал мне так седой цыган.
Он с уха сдернул полумесяц
и уронил серьгу в стакан.
Мы были с ним знакомы с детства
как мальчик с девочкой… И что ж…
Глоток вина смягчает сердце
и в сердце входит, словно нож.
Мои вы белые цыгане,
седые до корней волос,
ведь я была любима вами,
как ландыш дикий у колес.
Дитя, подкинутое Богом,
белей беленой конопли.
Собрали мне судьбу по крохам
и на бездомье обрекли.
И стало мне родней бездомье,
чем тот сгоревший отчий дом.
Есть теплый пепел на ладони
в рукопожатиии моем.
И тот, кто руку не отдернет,
к губам ладони поднесет –
он, как в пылающий терновник,
в судьбу мою навек войдет.
* * * Мой дом сгорел, и я живу в гостинице,
что прежде Домом творчества была.
Я выхожу на станции Голицыно,
что от жасмина вся белым бела.
Не выпадает ни орлом, ни решкою
судьба моя… Но это все равно…
Беру спокойно штопор у консьержки я
и в одиночку пью свое вино.
Меня когда-то укоряли в мистике
и в пафосе излишнем, может быть.
Теперь же у меня другая миссия –
соседей за стеною возлюбить.
Они употребляют ту же горькую
и, кажется, с прилавка одного,
и песню запевают очень громкую,
но это тоже, в общем, ничего…
Куда как хуже, если не поется
тому, кто прошибает стену лбом…
Я воду добываю из колодца,
таким дырявым цинковым ведром,
что надо мной соседский кот смеется.
Он в чем-то прав… А может быть, во всем…
* * * Прекрасное красное яблоко,
летящее вниз головой…
А где голова у яблока?
С тобой, моя радость, с тобой!
Куда полетела-поехала
шальная моя голова
на этой повозке ореховой,
где яблоки и пахлава?!
Души моей щедрою патокой
возница весь мир одарил.
Последнее красное яблоко
он в сердце себе уронил.
С тех пор и ловлю неустанно я
смешную пропажу, друг мой, –
прекрасное красное яблоко,
летящее вниз головой.