Стихи
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2011
Тетрис
* * *
Ты родился – яблоки висят.
Но как только ты родился – впредь
Будет все под небом тяжелеть.
Будут наливаться облака,
Яблок венценосные бока,
Впадины в земной коре, тела,
Рукописи в ящике стола.
Ветки в небе вскоре затрещат.
И начнется тетрис. Камнепад.
Яблоки, убитые в бою,
Падают на родину мою.
Слева, справа падают тела
Яблок. Не поймаешь в подола.
Мы теряем их – за слоем слой.
Под ногами – тает перегной.
Бабка Мотря, палкою стуча,
Говорила: – Яблоки не рви.
Поднимай лежалые, хоча
И умершим хочется любви.
Налетала стая воронья,
Склевывала с веток урожай.
Ты до Спаса яблоко-меня,
Господи, срывать не разрешай.
* * *
Как будто дождь светился на задворках.
Два мальчика разнежили сюжет
Младенческими ликами в оборках.
Они уснули быстро после игр
И приняли черты и формы млечных.
От их предплечий, оголенных икр
Шел тот же отсвет в тенях поперечных.
Их кожи абрикосовая гладь,
На темечках скатавшиеся прядки –
Младенчества нестертая печать,
Мне явленная здесь в сухом остатке.
И как лоскутья век, держащих сон
Внутри зрачков, вместивших мирозданье,
Дрожали листья там, где мокрый клен
И где земля в младенческом сиянье.
* * *
голосил петушком сумасшедший пастор на сером камне
изучали нас из подвалов махали с балконов нам
как из тайных порталов зыркали из руин пекарни
пыль стояла в воздухе гребнем лилась волной
грохотали разламываясь останки зданий
если это не чувство вины то что это ангел мой
крутится в мыслях сепией оправданий
маркитант гонит стадо коров на расстрел
маркитантова баба несет живот как уже младенца
весь фундамент Рейхстага расписан кто не успел
тот опоздал но зато трофейные юбки туфельки полотенца…
в конце войны как на конце иглы
смерть сходит на нет а теперь услад бы
заходили в город заглядывали за углы
занимали соборы госпитали усадьбы
* * *
Подальше церковки, поближе к батюшке.
Координаты Сережи-жмурика.
Дождь на надгробии, как будто катышки.
А я в болонии, я – со свидания.
А он в агонии претерпевания.
На старом кладбище, на старом капище
С деревьев катится за каплей каплища.
Потом воробышки на гравий выскочат,
За ними голуби с грудями гордыми,
Мне жить и жить еще до самых выселок,
Отсюда поездом и огородами.
Имей терпение, цени молчание, –
Так Серафим внимал Иакову.
На Серафимовском берет отчаянье,
Мое Введенское добрей, по-всякому.
* * *
Лишали плевы, мудрости и страха,
Она решила с помощью меня
Стать новою невестою Аллаха.
Я встала до будильника вчера.
Старомосковским солнцем грелся город.
Взбурлил кофейник, тихое “пора”
Шепнула сыну: – Опоздаем, голубь…
Она уже лежала на полу
В намазе, тут, на станции конечной.
Она уже шептала: – Подпалю.
И трогала напоясник картечный.
Сын злился на девчонок: от битья
Сегодня не уйти им. И дорогой
До самой школы поучала я:
– Хоть волком вой, а девочек не трогай.
Она уже зашла тогда в вагон.
Ей, может, даже место уступили.
Напала дрема. Ей приснился сон:
Ее никах с Аллахом отменили.
Я отвела дитя и шла в метро,
Слова мои в нем доброе пробудят:
– Ты их не бей, а поступи хитро,
Скажи: “Никто любить тебя не будет”!
Хромая лошадь
Зажужжит пожар с экрана:
Просыпайся горевать.
Доложи, моя Татьяна,
У кого какая рана,
Сколько от заначки брать?
Всех ли во поле поймали,
Что с детьми на сеновале –
Зажигали и зажгли?
Выключаю, чтоб молчали.
Утоли мои печали,
Траур неба и земли.
Кто-то трепет языком, а
Здесь ведь не было Содома,
Просто праздник в кабаке:
Дети – только что из дома,
Небо – близко, как солома
У тебя на потолке.
* * *
Город весь дребезжал, как дырявый бубен.
Помнишь, как нашептывал мне: – Не верь.
Не бойся, тебе ничего за это не будет.
Вера – соломинка. Вера – легко горит,
Стоит лишь поднести непогасший пепел,
Пепел твоих надежд и твоих обид.
Так и взлетит на небо огненный петел.
И ничего не будет, это ты прав.
Только телесный абрис, парное порно.
Тело истлеет, распространяя трав
Запах осенний, дымный, першащий горло.
Голос останется в хрустких столпах бобин,
Письма в почтовом ящике электронном,
Что-то еще, что ты обо мне любил,
Но не смирит тебя с остальным уроном.
Нет, ничего не будет, не верь и ты
В то, что за гранью дышится посвежее,
В то, что кто-то смотрит из пустоты
Пристально так, что взбухли рубцы на шее.
И не тебе от страха дрожать в ночи,
В тысячный раз сомневаясь, пусты ли кущи, –
Мне, уходящей, страшно, что хоть кричи,
Хоть за соломинку эту цепляйся пуще.
Мария Египетская
В пустыни земной
Битый час и два небитых часа
Говори со мной.
Я пришла сегодня, не Зосима,
Ибо всех грешней.
Видишь, и вина соотносима
В части трудодней.
Как и ты, блудницею, прожженной
Сотней тел,
Я хожу с душою обнаженной,
Ибо блеск истлел.
Не боюсь уже и тлена даже,
К югу семеня.
Сладострастья лапанная чаша,
Обойди меня.
Кающихся баб святая в силе,
Мария тоски,
Я забыла, как меня месили,
И люблю пески.
По пустыне ходит караваном
Вышний свет.
Я сама живу за Иорданом
Десять лет.
∙