Круглый стол о перспективах информационных технологий
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2011
Блоговест –
киберреальные площадки самовыражения
Мультимедийное завтра
Круглый стол о перспективах
информационных технологий
Оценить перспективы медиакультуры, стоящей сегодня на перепутье, попытались участники круглого стола “Мы делаем будущее прямо сейчас”. В дискуссии у стенда издательства “Эксмо” на Московской книжной ярмарке приняли участие писатель Андрей Геласимов, музыкальный критик Артемий Троицкий, кинорежиссер Павел Бардин, директор по новым медиа ИГ
Юрий Сапрыкин. Когда я в последний раз был на ВВЦ, заметил на одном павильоне вывеску “Кинотеатр 4
D”. А сейчас увидел объявление о скором открытии кинотеатра 5D. Недалек тот день, когда появится возможность в любой момент в любой географической точке мгновенно и более-менее бесплатно передать любое количество данных, а у каждого из нас в кармане будут лежать устройства, с помощью которых мы сможем читать любые тексты, смотреть любое видео и слушать любую музыку. Это будет означать, что привычный мир культуры и СМИ либо исчезнет, либо изменится до такой степени, что узнать его будет невозможно. Буквально вчера-сегодня на соседних стендах компания “Ozon” и компания МТС объявили о выпуске собственных ридеров. Насколько носитель, электронное устройство, влияет на то, как воспринимается и пишется текст? Насколько разные ощущения от текста на бумаге и на экране?Андрей Геласимов. Я принадлежу к поколению авторов, которые сразу начали писать на компьютере. Когда мне приходится ездить на книжные мероприятия, беру с собой не ноутбук, а блокнот, чтобы хоть как-то возвращаться к бумаге. Но честно скажу: не получается. Специально беру в руки ручку, чтобы как-то себя “порадовать”. Читать предпочитаю исключительно книжки. Но писать рукой не могу.
Ю.С. Вы читаете блоги? Влияет ли как-то на литературу тот факт, что в мире появляется огромное количество текстов, которые не вынашиваются годами, а мгновенно улетают в печать, своеобразную виртуальную типографию?
А.Г. Я думаю, влияет. Если меняется носитель информации, меняется и среда. Скажем, до изобретения печатного станка книги переписывали монахи, и светской, романной литературы как таковой не предполагалось. Изобретение книгопечатания стало следующим шагом развития цивилизации. И думаю, сейчас блогосфера – хоть я не очень ее читаю, – может сыграть ту же роль.
Ю.С. В связи с темой социальных сетей возникает вопрос о таком универсальном инструменте, как рекомендация. Если ты читаешь книжки, твои воображаемые друзья коллективными усилиями могут что-то посоветовать. Вы верите в мудрость толпы и коллективный разум как способ узнать, что на самом деле следует почитать, услышать, посмотреть? Такой авторитетный круг, который заменяет критиков и издателей?
А.Г. Это сложный процесс: у каждого человека свое мировоззрение, свои вкусы… Сначала я должен объявить о них всем как о неком информационном маркере. Например: “Я люблю Керуака” или “Я люблю Дарью Донцову и детективы про кошек”. Нужно идентифицировать свой круг. Так сразу нельзя прийти и сказать: а что мне почитать? Вам насоветуют…
Ю.С. Если пишешь, что тебе нравится Донцова, тебе советуют Маринину. Большого ума для этого не надо. А угадать, что тебе может понравиться Маринина после Керуака, просто по контрасту, они не в состоянии. Артем, а ты веришь в робота, который может посоветовать музыку или книжку? Неважно, что это – коллективный разум или алгоритм?
Артемий Троицкий. Был сформулирован такой вопрос: как изменяется некая профессия в связи с наступлением прекрасных новых времен? Я так думаю, если раньше музыкальные журналисты занимались тем, что осмысляли, додумывали, интерпретировали и делали Гребенщикова намного умнее, чем он есть на самом деле, то сейчас у музыкальной журналистики совершенно другая задача. Эта задача – навигация. Пока выходили пластинки и музыкальные журналы, поле музыкальной рецензии было похоже на город с улицами и переулками, светофорами и прочее… Прочитал в журнале рецензию или интервью – все более или менее понятно. Теперь же музыкальная поляна – это настоящие джунгли в Интернете. После того, как почти исчезла музыкальная пресса и стремительно исчезают, превращаясь в предмет немассового потребления, так называемые аудионосители, сориентироваться очень трудно. Аудионосители сегодня – это что-то вроде сувенирной продукции. Их и производить уже не нужно, все скачивают музыку из Сети. Диски – хоть виниловые, хоть компакты – покупают только коллекционеры, профессиональные диджеи и замшелые меломаны типа меня. Я боюсь, такая же история произойдет и с книгами. Представьте, будут выпускать вкусную, пахнущую книгу в толстой обложке, такой сувенир для подарка на день рождения, поскольку лучше, как известно, подарка нет. Книги будут украшать полки в гостиных, желательно с каминами, а знакомиться с литературой будут каким-то другим, более демократичным способом. Думаю, это случится в ближайшие пять-семь лет. А пластинки и диски эту эволюцию (или деградацию) практически прошли. Все имеется в Сети, и ничего не понятно. В связи с чем, я думаю, музыкальная журналистика и музыкальное рецензирование станут еще важнее, чем раньше. Раньше как-то можно было сориентироваться – по названию группы, рекорд-лейбла. А теперь остается только доверять Вергилиям, которые с факелами будут бродить по интернетовским джунглям и что-то там изучать.
Ю.С. Лет двадцать назад можно было произвести впечатление на девушку тем, что у тебя дома есть те или иные пластинки. Сейчас такой прием: “Поедем ко мне, послушаем музыку или посмотрим видео”, – это смешно. У всех есть музыка, у всех есть видео, это не круто. И, соответственно, огромное количество крутых, харизматичных людей, которые раньше были бы музыкантами, журналистами, организаторами концертов, журналов, идут сейчас куда-то еще.
А.Т. Одни крутые ребята просто идут в ОВИР, получают загранпаспорт и валят туда, где интереснее. Вторая категория идет на госслужбу или в сращенный с ней нефтегазовый сектор. А третья – самых крутых – идет в бандиты. С другой стороны, в последний раз на меня огромное впечатление произвело то, что я увидел 22 августа на Пушкинской площади. Я вел какой-то концерт-митинг, и меня потрясло обилие и качество собравшегося народа. Это было для меня и шоком, и откровением. Это не были какие-то обычные митингующие сограждане со знаменами, какие-нибудь: “Рок-сцена, давай ДДТ!”. Фактор гопоты был нулевым. Я наконец поверил в чудо… Может быть, сейчас какие-то авантюрные, интересные, талантливые молодые люди с горящими глазами вновь станут обращать внимание на что-то такое, что можно творчески сделать в нашей стране.
Ю.С. Удивительный пример успешной общественно-политической акции, на которую, между прочим, собирала людей не какая-то партия, не газета и не боевой листок. Они нашли друг друга с помощью Интернета, а дальше уже сами все распространили и друг с другом договорились. Позволяет ли вся эта технологическая история выйти из-под контроля государства и большой политики?
А.Т. В последний раз на эту тему мы спорили не с кем-нибудь, а с Боно из группы “
U2”. Боно, как оказалось, вообще не большой любитель Интернета. Он считает, что это хитрое изобретение новейших капиталистов, которое призвано убить свободную прессу и прочие старомодные, но свободолюбивые вещи. А когда все окажется в Интернете, проще будет прихлопнуть. Может быть, на Западе до этого и дойдет, но у нас до этого еще точно не дошло. В нашей стране Интернет – это просто дар божий, возможность каждому наплевать на государство, делать свой выбор, шевелить своими мозгами, находить свою литературу, свою музыку… Все остальное катись к черту. А телевизор – с балкона вниз, туда ему и дорога.Леонид Бершидский. Интернет подвержен контролю, как мы знаем по зарубежному опыту, например, северокорейскому. Северокорейские сайты есть, но в Корее их никто не видит. Зато мы можем читать журнал “Корея” на русском языке с сервера, который расположен в КНДР. Интернет контролируется, как и любое средство доставки, начиная от контроля губернаторов за региональными газетами и заканчивая изъятием Госнаркоконтролем книг из книжных магазинов. Любые средства распространения информации подконтрольны властям, пока у них есть возможность выдернуть вилку из розетки, изъять книгу из магазина. Не контролируется только то, что контролировать не хотят, – то, что, с их точки зрения, не имеет большого влияния на происходящее. Соответственно, те, кто летит ниже радара, могут делать все, что захотят. Тот, кто поднимется на уровень, где радар засекает, в мгновение ока будет сбит. Сейчас ниже радара в Интернете много чего, например, сайт со средней посещаемостью триста тысяч человек в день. Но это гораздо больше, чем вышло 22 августа на Пушкинскую площадь. Ниже радара сейчас книжный рынок. Издатели публикуют вещи, которые иной раз в Интернете не выложишь, не получив предупреждения зарегистрировать сайт как Интернет-СМИ. Выше радара понятно что: многотиражные газеты, телевизор, который летит с балкона…
Ю.С. Триста тысяч человек в день – это же больше, чем читает абсолютно любую ежедневную газету за вычетом “Комсомолки”!
Л.Б. На самом деле ежедневные газеты тоже никто не контролирует. “Комсомолку” – да, “Жизнь” какую-нибудь – да, а другие… Второй вопрос – деньги. Ты можешь зарабатывать рыночным способом, не получать деньги в виде подачек или сребреников… Можешь до тех пор, пока ты ниже радара. Соответственно, рекламные деньги в Интернете парадоксальным образом текут к бесшумным, с точки зрения власти, изданиям. Хорошо продаются книжки, в которых есть крамола. А вещи, в которых крамолы нет, зарабатывают вроде не совсем рыночным способом. Поэтому мы имеем не только двойное информационное поле (подконтрольное и неподконтрольное власти). Мы имеем два рынка. Хочешь – ты на честном рынке, где прибыль определяется спросом и предложением, а хочешь – деньги тебе выдают, чтобы ты их “попилил”. То есть выход есть, и он несколько шире, чем три опции. Есть четвертая, с которой многие живут.
Ю.С. Что, собственно, в Сети является платным? Как только ты выкладываешь любую информацию, она автоматически – сама технология так устроена – становится бесплатной, ну или становится бесплатной через один шаг. Где тот сухой остаток, который в будущем люди все-таки будут платить медиа? И кто эти люди?
Л.Б. Вообще-то есть много людей, готовых заплатить за хороший, гарантированно качественный контент. Другое дело, что многие из производителей контента, особенно у нас, в России, вообще не уверены, что делают нечто, что можно продать. Это настоящий комплекс неполноценности, с которым мы все живем. Люди готовы платить, но мы не готовы произвести контент, за который нам заплатят.
Олег Ставицкий. По поводу того, куда идут крутые парни. Не то, чтобы я считал себя таковым, но семь лет назад, когда думал, куда податься, в итоге пошел в компьютерные игры. Сейчас я занимаюсь производством вещей для
iPad’а, и это действительно интересно. iPad объединяет в себе все, что ты ожидаешь от медиа: это музыка, кино, это контент. Но для начала у себя в голове нужно как минимум сломать представление, что журнал – это только картинки и текст… Одно дело, когда ты посмотрел текст и картинки, другое – когда принял участие в каком-то серьезном интерактивном опыте.Ю.С. Журналы на бумаге конкурируют друг с другом за деньги читателей и рекламодателей. Вот лежат журналы, можешь взять один, можешь другой… Понятная, честная конкуренция. Но журнал для
iPad’a в глазах читателя конкурирует, на самом деле, не с другим журналом для iPad’а. Потому что я могу потратить час на iPad, а у меня еще скачанная книжка лежит, и новый альбом, и фильм. В чем преимущество, которое заставит меня забыть про книжку и кино, а читать журнал для iPad’a?О.С. Здесь нужно, наверное, отойти на шаг и понять, почему вообще журналы на бумаге умирают. Они умирают потому, что больше не дают нового опыта. Журнал “Сноб” – последний предсмертный взбрык печатной прессы, они упихали в формат бумажки все, на что вообще бумажка способна. Журнал на
iPad’e дает принципиально новый опыт. Мы исходим из того, что человеку раз в месяц необходимо получать упакованный, отобранный, сориентированный набор контента. Когда человек видит гигантское море информации, в котором не понимает, как сориентироваться, он нуждается в неком направляющем издании. А бумажные журналы с этой задачей больше не справляются.Ю.С. По терминологии Леонида, кино оказалось выше радара, поскольку, согласно последнему решению, финансирование его сейчас фактически осуществляется государством. Может быть, это временно. Но сегодня все киноискусство репрезентируют две не связанные друг с другом линии: это один большой кинотеатр 5
D, огромное мультимедийное развлечение, больше похожее на компьютерную игру; и это авторское кино, которое показывают друг другу режиссеры на кинофестивалях и которое, в общем-то, является вещью в себе. Что должен знать человек, который не хочет делать 3D, хочет снимать серьезное кино, хочет, чтобы его увидели и узнали что-то важное?Павел Бардин. Ситуация, когда кино оказывалось выше радара, в нашей стране уже случалась. И каким-то образом режиссеры и сценаристы находили возможность, находясь в “зоне поражения”, делать что-то, что нам сейчас близко, интересно, и крамолу вставлять в политкорректные фильмы. Я бы добавил еще две ниши: помимо авторского кино, которое замкнуто на себе, и кино-аттракциона, которое развивается на принципах голографии и интерактивности, есть еще кино, которое развивается в той же Интернет-среде, в
YouTube. Это массовая история, которая очень доступна и почти ничего не стоит: такое кино можно снимать на флип, фотоаппарат, телефон и прочие простейшие устройства. Количество самодеятельных роликов выросло, и это тоже кино, потому что там присутствуют и постановка, и юмор. Еще пять-семь лет назад такого не было, а сейчас это достаточно серьезный контент.Ю.С. С другой стороны, там стремятся к такому жанру, как прикольные видео. Популярность набирается из-за этого.
П.Б. Это особенность рынка, в принципе, единственный продукт, который сейчас может существовать без государственного финансирования, – это комедии. В этом смысле то, что происходит в
YouTube и в кинотеатре с очками для 3D, – похожие, с точки зрения зрительского восприятия, вещи. Что делать в этой ситуации, я не очень представляю. Во-первых, можно снимать аттракцион, в котором будет смысл. Я свято верю, что может быть очень качественное 3D-кино, с мыслью и чувством. Наверняка будет такое же голографическое кино. И даже когда научатся в голову вставлять провода и по ним передавать что-то, наверняка это “что-то” тоже может быть достойным. Действительно, большое кино сейчас оказалось на уровне радара, потому что визуальные образы, видимо, воздействуют мощнее, чем текст. Скатываться до YouTube мне лично не хочется, потому что есть ремесло, профессиональный инструментарий, а играть в Интернете по профессиональным правилам совершенно бессмысленно, с точки зрения денег, кстати, тоже, – ты будешь вкладывать деньги, которые не отобьешь. И вторая ниша – это кино, которое не будет ни арт-хаузом, ни 3D, ни YouTub’ом. Некое синтетическое кино, которое будет существовать, как существует театр, который не экспериментирует, а живет по тем же законам, что и двести лет назад. Но это будет очень малая ниша, и она не будет никак развиваться. Точно так же, я думаю, останутся и бумажные журналы, не только как странный подарок соседу или инвестору, но и как форма подачи информации для тех, кто все еще готов за нее платить.Ю.С. Все, на чем наша журналистская профессия когда-либо строилась, – это некоторые привилегии в получении информации: куда ты можешь за ней обратиться, где можешь показать корочку и в конечном итоге за счет чего первым находишь сведения, которых больше ни у кого нет. А что сейчас? Перед тем, как ехать сюда, я залез в Интернет и обнаружил пост челябинского блоггера
Piligrim-67, известного тем, что не так давно блестяще разоблачил акцию “молодогвардейцев”, которые сами подожгли дерево, сами его тушили, сняли все это на камеру и показали, как “Молодая Гвардия” “Единой России” тушит леса. Этот блоггер узнал, что на днях на трассе где-то в Свердловской области три человека остановили иномарку, разбили стекла, вытащили водителя, ограбили. Милиция объехала все окрестные села и ничего не нашла, а этот человек, прочесав все областные форумы, нашел упоминания о похожих инцидентах в этот же день, нашел фотографии машин, нашел их госномера, нашел фотографию владельца этих машин. Оказалось, этот владелец – сын какого-то члена Политсовета “Единой России”, поэтому милиция ничего не нашла. Он сам, в одиночку, не отходя от компьютера, провел даже не журналистское, а милицейское расследование. Заметим, что ни один журналист, который получает зарплату в газете или агентстве, ничего подобного не сделал. В чем смысл работы журналиста, если бесславные энтузиасты делают ту же работу быстрее и эффективнее?Л.Б. Во-первых, журналист всегда отличался от обычного человека не только наличием редакционного удостоверения. В нескольких проектах, где я участвовал, мы не выписывали удостоверений. В 90-е годы статус журналиста перестал быть уважаем властями и вообще людьми. Поэтому добывать эксклюзивную информацию могли самые умелые и любопытные. Большинству из них платили зарплату, чтобы у них было время эту информацию искать. Поэтому профессиональный журналист до сих пор получает информацию раньше, чем блоггер, а блоггер уже отталкивается от того, что он прочитал у профессионалов. Человек из Челябинска, конечно, прекрасен и, возможно, скоро сбегутся люди и начнут предлагать ему деньги за то, что он делает, потому что индустрия еще жива, и деньги готовы платить тем, кто умеет добывать информацию. Но есть еще и вторая сторона. Этот прекрасный
Piligrim, возможно, вообще не отвечает за то, что пишет. Возможно, все эти прекрасные расследования – это туфта, у меня, по крайней мере, нет уверенности, что это не так. В случае с профессиональной журналистикой, изданиями, которые несут ответственность за то, что пишут, по суду или перед ненавистными регуляторами, есть все-таки некоторая гарантия, что туфту вам не впарят. В этом смысле у профессионалов до сих пор осталось некоторое преимущество.П.Б. Мне кажется, есть еще конкретная причина, почему именно здесь блоггеры могут вылезти и снискать себе какую-то популярность. Потому что очень многие журналисты хотят, пользуясь термином Леонида, работать выше радара. Где-то, где расследование вообще не требуется, есть либо официальный компромат, с которым журналист должен творчески поработать, либо вообще не нужно трогать, и ничего вонять не будет. Собственно, журналистов-инвестигейтеров можно пересчитать по пальцам.
Ю.С. Это отчасти тоже объяснимо, потому что, когда есть официальный компромат, каковы бы ни были результаты твоего расследования, дальше ничего не произойдет. Тебя могут убить, но никакой герой расследования, если он член Политсовета понятно чего, заведомо не пострадает.
П.Б. Я не говорю, что в этом виноваты журналисты, это система политической цензуры. Но это факт, что блоггеры боятся меньше, потому что плохо представляют, с чем могут столкнуться. Мало того, журналисты еще зарабатывают этим деньги, у них есть карьера, перспективы, не все готовы лезть в самую рискованную часть профессии. И этот информационный вакуум блоггеры еще могут хоть как-то заполнить, но не думаю, что это проникнет в официальную журналистику. Если режим потеплеет, может быть, эти люди и станут журналистами.
А.Т. В советское время были десятки тысяч абсолютно бездарных, тупых и трусливых журналистов, у которых были удостоверения и возможность печататься. Зачем вообще были нужны эти журналисты, я не знаю. Слава Богу, сейчас это удостоверение, а также тот факт, что ты являешься сотрудником того или иного печатного, теле- или радиоиздания никаких реальных привилегий не дает. У всех равные возможности. И тут уже люди будут внимать тому, кто лучше. А лучше те, которые обладают драйвом, то есть люди небезразличные, с горящими глазами. Второе, это должны быть люди умные, а среди журналистов большого количества умных людей я вообще не встречал. И, в-третьих, это должны быть люди, которые владеют родным языком и умеют писать, это тоже принципиально важно. Я плохо знаю блогосферу, но знаю, что в конечном итоге успех имеют только те блоггеры, которые помимо того, что вываливают какие-то факты, интересно пишут. Если они пишут плохо, безграмотно, казенно, рано или поздно они будут спущены в блогосферную канализацию. Другое дело, что вся эта история с развитием
IT, Интернета и прочего иногда напоминает историю с перестройкой второй половины 80-х. Тогда у нас тоже все очень хорошо пошло, в какую-то нужную сторону. В какой-то момент, на рубеже 80-х и 90-х, стало весело и интересно – свобода и демократия, и вроде нормальные люди во главе страны, – но потом все это перевалило через хребет и снова покатилось непонятно куда. Очень хотелось бы, чтобы, вопреки мнению Боно, вся история с Интернетом и новыми технологиями не обратилась в свою полную противоположность.Материал подготовила Мария САЛЬНИКОВА