Опубликовано в журнале Октябрь, номер 1, 2011
Клара САЕВА
Буйное богатство красок
В Галерее Академии Художеств прошла выставка Нателлы Тоидзе, художника впечатлительного и впечатляющего, по-мужски сильного и невероятно нежного по-женски. Искусство Нателлы Тоидзе наполнено противоречиями. И самая главная антитеза рождается на стыке ее крупных, “мужских” мазков, нахлестывающихся один на другой, контрастных, ярких, взволнованных и создающих удивительную гармонию ее рассказов в красках. Так творить может только Женщина…
Она работает с отдельным цветом, как пуантилисты, накладывая один мазок рядом с другим, почти не смешивая и тем самым создавая почти оптическую иллюзию необыкновенных по яркости тонов. Таких цветов не бывает в жизни, такой свет не проникает к нам в окно – все это работа мысли и впечатления. Нателла Тоидзе, безусловно, художник образа и чувства, и любое ее произведение, к какому бы периоду ни относилось, в первую очередь показывает ощущение от события или видения, ретранслирует личное мировосприятие.
На объединенных по смыслу полотнах “Начало лета” и “Август” – буйное богатство листьев, веток, просветов между ними – зелень непроходимая, как будто зритель в самом центре огромного куста, как будто он ростом с травинку-былинку. Ощущение усиливается техникой Нателлы, уверенными огромными мазками, выпукло выпирающими из плоскости холста. Тут уже не до считывания смыслов, совладать бы с магией изображения… Но в какой-то момент срабатывает щелчок: здесь изображение не может быть отделено от цветовой гаммы, и именно цвет, а не форма определяет композицию и настрой картины. Можно не читать названий работ. “Начало лета” – это нежность, переходящая в “кислотность” зелени, в ее молодость, в начало спектра, а “Август” – это изумрудная старость листьев, готовых вот-вот сорваться и упасть на землю. Первая обращена к ожиданию, к солнцу. Вторая – на границе между силой и ее утратой. Сам цвет, как самобытное и независимое ни от чего явление, рождает цепочку ассоциаций. И таковы другие картины Нателлы, изображающие природу, живую или мертвую.
Ее пейзажи – дети
XX века, с его укрупнением форм, выделением единственной детали, когда фон уходит назад, растворяется в смазанных линиях. Это пейзажи, в самом жанровом определении смешанные с натюрмортами. Таковы “Мальвы” – две части из полиптиха были представлены в экспозиции. Деревенские цветы на длинных стеблях максимально приближены к зрителю, они буквально наклоняются и цепляются за раму, а чуть за ними – старые частные дома. Удлиненный формат полотна представляется символичным не только потому, что художница пишет цветы практически в натуральную величину. Рама здесь – будто искусственная ваза. В натюрморте художник может насильно соединить цветы и предметы, несовместимые и контрастирующие друг с другом. Тоидзе смотрит так на живую природу. Земля, воздух, вода и огонь тоже работают, тоже соединяют красоту и нелепости. Цветы здесь не на столе, а растут на земле, где-то ограждены забором палисадника (“Золотые шары”), а где-то растут дичком. Есть место и человеку: там, где-то сзади, немного расплывчато – его дом, но он на втором месте. Человек здесь словно ремесленник, строящий дом, главный же источник жизни – природа, создающая гармонию.И тут же, контрастом к “Мальвам”, расположена “Рассада”. На полу и на скамеечке стоят десятки горшков с распустившимися маленькими цветочками, приготовленными к высадке в живую землю. Это не натюрморт, а искусственный пейзаж, смоделированный человеком: цветы выращены на балконе или на подоконнике, но еще чуть-чуть, и они станут частью великого круговорота веществ и красоты в мире.
Отношение Тоидзе к природе особенное, почти магическое. Ее известный диптих “Флора” и “Фауна”, наверное, одно из самых ярких тому доказательств. Невозможно дать ответ на загадку жизни: что из чего произошло, кто и кого покоряет – человек природу или наоборот. Жизнь проходит в сопротивлении. Но Тоидзе дает вполне определенный ответ: природа никогда не сдастся людям. Она, как две темнолицые женщины, будет нежиться (Флора) или сосредоточенно заглядывать вам в глаза (Фауна), но никогда не раскроет рта, чтобы принести человеку, мятущемуся в своем незнании, разгадку жизни. Ее Флора и Фауна живут в райском саду, где время так велико для человека, что кажется ему неподвижным. Эти темные таинственные богини, так не похожие на древнегреческих легкомысленных “нимф”, опасны в своем мнимом спокойствии. Только попробуй спросить их о чем-нибудь, и сразу увидишь оскал окружающих их мурлыкающих леопардов и пустоглазых обезьян.
Животные для Тоидзе, как и цветы, деревья, – проявление эмоциональной стихии. На ее картинах они очень разные. Это и напуганная взъерошенная обезьяна в “Тревоге”, жуткие совы в “Охоте”, наконец, знаменитый барашек в “Красном сухом”. На темном фоне стоит животное, в чьи рога вплетены ветки винограда. Что это? Гимн традиции, поклон этническим корням – семья Нателлы Тоидзе родом из Грузии. Национальное изобилие, широта души, культ вина выступают здесь главными персонажами. Но есть что-то, что позволяет прочесть этот образ как многоплановый символ. Тут же вспоминается популярнейший миф, прославивший Колхиду в веках: история о Золотом руне. В этой работе Тоидзе уходит не просто к национальной ментальности. Она смотрит глубже, в языческий пласт, в темное прошлое, наполненное зубами драконов и красными быками. Кстати, последний тоже становится героем картины с одноименным названием. Не зря фон на картине “Красное сухое” беспросветно черный – цвет, прочно ассоциирующийся с Грузией. И вопреки расхожим психологическим оценкам, черный – это вовсе не цвет траура. Это непостижимая глубина, поглотившая другие краски, но не разрушив их, а придав новое значение темноте.
Нателла Тоидзе родилась и живет в Москве, но во многих работах она стремится к национальным архетипам, к метафорическому возвращению “домой”. Это заметно в цикле картин о Сванетии. Ее Сванетия – яркая, патриархальная, здесь бродят быки между домами, люди убирают на полях сено, горы высятся много тысяч веков. Это уютное место, не зря формат картин, в отличие от других, совсем небольшой. Здесь нет благ цивилизации, бешеной скорости и томления духа. Все объясняется законами выживания, но не надрывными, не рожденными из экзистенциальной тоски, а естественными, так, как было это в древности. Там мало что изменилось, но это и любо художнице: неказистые каменные дома, бездорожье и человек на фоне высоченных гор.
И все-таки ее дом – это дом художника, дом-мастерская, где витает дух искусства. Она впускает зрителя к себе в картине “Интерьер с китайским фарфором”. Множество книг, голова Будды, шикарная ваза, в которой стоят цветы, пестрая скатерть и разнообразные кисти для красок – вот истинное жилище человека творящего. Каждый предмет на своем месте в гармоническом хаосе искусства. Но даже больше, чем изображение мастерской, трогает другой “дом” Нателлы. “У камина” представляет зрителю уставшую черную собаку на красном ковре, ее глаза подернуты подступающим сном. Ничего лишнего и громко кричащего – только слышится потрескивание дров, и в глазах собаки отражается тусклый огонь. Немного одиноко, а может, наоборот, – чувство острого удовлетворения, и дом как полная чаша…
Нередко Нателлу Тоидзе сравнивают с язычницей – и доля правды в этом есть. Она работает на эмоцию, на ярчайшее впечатление от цветового и формального удара по зрителю. Традиционно рефлектирующая Живопись в ее руках становится предметом спонтанных дионисийских стихий. И, пожалуй, она добилась здесь большего успеха, чем в своих экспериментах многие прославленные мастера конца
XIX–начала XX века. Можно полностью уйти от формы и лишь тоном и оттенками задать произведению импульс. Причем это будет именно то чувство, которое автор желает вызвать у зрителя. Воздух, загадку, непостижимость, красоту, одиночество и счастье можно выразить сочетанием красок. Она черпает их из живой природы – Нателла зачастую работает на пленэре.Но было бы слишком наивно предполагать, что художница желает вызвать только эмоцию. Ее кисть и глаз отточены. Они утрируют природный цвет ровно на столько, чтобы вслед за первым рефлекторным впечатлением вызвать в голове человека мысль и заставить его задуматься. Ее мир – это не строгая фотография, но и не интеллектуальный изыск. Это что-то невыразимое, что вроде бы лежит на поверхности души, но словами обозначить не получается. Такое чувство возникает, и когда смотришь ее “грузинские мотивы” и зимние подмосковные деревни. Деревья, кусты и травы, преображенные ее талантом, перестают быть просто предметами повседневного окружения. Нельзя уже пройти мимо заснеженной ветки или куста сирени – они начинают говорить с тобой и прекрасно понимают твое состояние души.
На полотнах Тоизде почти нет людей, но они всегда стоят перед рамой и включены в какие-то космические связи. Человек – не хозяин, но и не жертва. Он только часть “пантеистического уклада”, и всего его можно объяснить и раздеть при помощи “Старой черемухи” или “Бурелома”. Это не трагедия и не драма, это естественный закон, который фиксирует в своих зачарованных работах Нателла Тоидзе.
∙