Опубликовано в журнале Октябрь, номер 9, 2010
Евгений ПОПОВ
Портрет художника
в детстве
В отличие от многих своих коллег Василий Павлович Аксенов всегда отличался аномальной писательской скрытностью и предъявлял свои тексты “городу и миру” лишь тогда, когда они, по его мнению, были готовы полностью. Скромностью это вряд ли можно было назвать, скорее – суеверием и той русской боязнью “сглаза”, которая послужила, на мой взгляд, основой для возникновения известной пословицы о том, что “дуракам полработы не показывают”.
Весной 1979 года мы вместе с ним объездили на его зеленой “Волге” все крымское побережье, однако ни мне, ни Виктору Ерофееву даже в голову прийти не могло, что наш маэстро не просто так руль крутит и мурлычет себе под нос песенки Высоцкого, а зорко присматривается к декорациям, на фоне которых вскоре разыграет свою письменную феерию-антиутопию о крахе под напором прогресса последней белогвардейской мечты и поглощении “Острова Крыма” большевиками. Пьеса “Цапля” тоже появилась вдруг, внезапно, ни с того ни с сего, сама по себе в журнале “Континент” зимой 1980 года, того самого года, когда его принудили УЕХАТЬ, с тем чтобы потом ВЕРНУТЬСЯ. В изменившуюся почти до полной своей противоположности страну, населенную все теми же, но постаревшими на соответствующее число лет его читателями и персонажами.
Впрочем, и новые поклонники у него появились. Я гулял с ним как-то в начале 90-х около Патриарших прудов, и его вдруг облепили в чаянии автографов кучковавшиеся там на скамейках хиппи. Помню малого, который за неимением чистого листка бумаги попросил расписаться на его собственном мятом паспорте, вынутом из заднего кармана грязных джинсов. Пояснив, что на паспорт ему начхать, а вот ЛЕГЕНДАРНОГО АКСЕНОВА он вряд ли еще когда так близко увидит. Неожиданной была “Москва-ква-ква”, выросшая из смутных планов о некоей пьесе про Сталина и Тито, чье действие вершится в доме, который “на Котельниках”. Как с неба свалились “Редкие земли” – сага о “правильных” капиталистах, выпестованных комсомолом. Разве что о работе над “Вольтерьянцами и вольтерьянками” он много рассказывал друзьям и журналистам, а о чем-либо другом – ни-ни. О публикации “Таинственной страсти” говорить не хочу, об этом достаточно резко и аргументированно написал в журнале “Казань” старый аксеновский друг и “патриарх всея мовизма” Анатолий Гладилин.
Я потому так длинно, что появившаяся чуть ли не из НЕТЕЙ рукопись Аксенова о его нищем казанском детстве была воспринята мною “с чувством глубокого удовлетворения” и радости от того, что мой старший друг Василий Павлович такой на самом деле вышел ПИСАТЕЛЬ ПИСАТЕЛЕВИЧ, что и смерть над ним оказалась не властна. Его самого на земле нет вот уже больше года, а новый текст – вот он, перед вами, читатели “Октября”, толстого литературного журнала, с которым он предпочитал сотрудничать все свои последние годы. Странный такой текст… очень странный… совсем странный… Но ведь и все, что он писал, всегда было НИ НА ЧТО не похоже, в том числе и на то, что он сам в течение своей долгой жизни писал.
Мельком он, конечно, упоминал в приватных разговорах, что сочиняет некий “казанский мемуар”, и даже позволил газете “Известия” опубликовать в 2007-м, юбилейном для него году, короткий отрывок из романа, который в публикации именовался по-рукописному просто – “ЛЕНД-ЛИЗОВСКИЕ”.
И если ограничиться ЧАСТЬЮ ПЕРВОЙ, то, в принципе, так оно и есть – мемуар, с четким описанием РЕАЛЬНЫХ персон, чьи имена если и изменены, то вполне узнаваемо. Вроде, например, фамилии легендарного летчика, хорошего мужика и увлеченного графомана МЯСОПЬЯНОВА, которая тут же заставляет вспомнить о великом асе Второй мировой, герое, орденоносце и члене Союза писателей СССР Михаиле Водопьянове. А вот товарищ Веверс, лжец и хам, следователь НКВД, усадивший на долгие годы в лагеря родителей Аксенова, – имя, увы, подлинное, известное нам по “Крутому маршруту” Евгении Семеновны Гинзбург, аксеновской мамы, именуемой в романе Женей Гинз.
Но если внимательно вчитаться в дивную фантасмагорическую ЧАСТЬ ВТОРУЮ романа, этот сон пионера в летнюю казанскую ночь, то становится понятно, почему Аксенов предпочитал называть роман “ДЕТИ ЛЕНД-ЛИЗА”. Подросток Акси-Вакси и его сверстники, храбро воюющие в составе Волжско-Каспийской флотилии не то с прежними итало-немецкими фашистами, не то с нынешними мусульманскими экстремистами, – это, думаю, даже не влияние “Швамбрании” Льва Кассиля, как о том прямо заявляет автор, а скорее след пребывания в литературе весьма чтимого Аксеновым Курта Воннегута, сочинившего некогда свою знаменитую “Бойню номер пять”, имеющую подзаголовок “КРЕСТОВЫЙ ПОХОД ДЕТЕЙ”.
Марик Ратгер, Фитьоф Сагбеев, Сережа Холмцев, Валера Садовский, Вовк Осиновский, сестры Оксана и Ольга Крутояровы, Нансен Тареев, Генка Миронов, Стелла Вольсман и, наконец, сам “бывший пионер Акси-Вакси” – все они оттуда, из того самого казанского детства, выдавшего писателю Аксенову его “звездный билет” в будущее.
Это ведь оттуда попали они в такие разноплановые и разнообъемные сочинения В. П. Аксенова, как рассказы “Завтраки 43-го года”, “Победа”, “На площади и за рекой”, роман “Ожог”, повесть “Свияжск”. Юнец хулиган Вова Курро, сообщивший смазливой географичке, что у нее голубые глаза, вместо ответа на ее вопрос “С кем граничит СССР на юге”, прямиком перекочевал в “Затоваренную бочкотару”, где стал “удивительным семиклассником Борей”, влюбленным в учительницу Ирину Валентиновну, а футбольная система “Дубль-Вэ” – в “Звездный билет”. Да и сам главный герой “Детей ленд-лиза”, ненароком, случайно побивший в стометровке мировой рекорд непревзойденного бегуна Джесси Оуэнса, уж не будущий ли это Велосипедов, “быстрая нога” из “Бумажного пейзажа”?
Городской пейзаж его детства – Волга, речка Казанка, Коровий мост, зловещее Черное озеро, улица имени безвестного большевика Комлева, городской Театр оперы и балета, который начал строить его отец, – все это отозвалось в его прозе, все это, именно это первую очередь сформировало ПИСАТЕЛЯ Аксенова, да и ЧЕЛОВЕКА, пожалуй, тоже.
Уж не отсюда ли, из города, где люди разных национальностей хлебали горе из одного щедрого советского котла, где в сталинские времена сажали не за то, что ты еврей, татарин, русский или эмигрант “шанхаец”, а просто потому, что НЕ МОГЛИ НЕ САЖАТЬ, уж не отсюда ли родом знаменитый космополитизм Аксенова, аксеновская всеядность, всемирная отзывчивость?
А также любовь к джазу, ненависть к жлобью, терпимость, неприхотливость, умение держать удар, гордость, никогда не переходящая в гордыню.
И наивный романтизм.
И молодость до старости.
И культ земной грешной женщины вроде доброй тетушки Коти, любвеобильное сердце которой вмещает и красавца летчика, и собственного мужа Фелю. Тоже, кстати, типичный аксеновский персонаж – та самая прекрасная таинственная и “тианственная”? Дама, которая (под разными именами) будет существовать не в одной еще его книге вплоть до “Редких земель”, истории из совсем новых российских времен, удаленных от сталинского детства Аксенова, как Земля от Луны.
Вот и получается, что не Питер, где он окончил мединститут, не Москва, где он стал знаменитым, не Вашингтон, где он профессорствовал двадцать с лишним лет, не Биарриц, где он пытался осесть, покинув Америку, а именно Казань – главный город писателя Аксенова.
Равно как и Василий Аксенов – главный писатель для Казани. Ведь он ввел город своего детства, “архипелаг булгарский”, в контекст мировой литературы точно так же, как Джойс свой родной Дублин, а Гашек – Прагу. Думаю, что по аксеновской столице нынешнего Татарстана теперь точно так же можно водить экскурсии, как по джойсовской столице Ирландии и гашековской столице Чехии.
“Ленд-лиз (от англ. lend – “давать взаймы” и lease – “сдавать в аренду, внаем”) – государственная программа, по которой Соединенные Штаты Америки, в основном на безвозмездной основе, передавали своим союзникам во Второй мировой войне боеприпасы, технику, продовольствие и стратегическое сырье, включая нефтепродукты”, – гласит энциклопедия.
“Поставки продовольствия в рамках lend-lease (“в-долг-с-рассрочкой”) не только уберегли миллионы детей от истощения и рахита, они также подняли общее настроение. Еда прибывала к нашим желудкам, в общем-то, в мизерных количествах, однако народ вроде бы стал понимать, что он не одинок, что о его детях пекутся в далеких странах, как тогда говорили, “свободолюбивого человечества””, – пишет Василий Аксенов.
Незавершенный “по не зависящим ни от кого обстоятельствам”, но крайне важный для всего его творчества текст “Детей ленд-лиза” – широкое русское поле для исследователей всех стран и поколений. Думаю, что материала здесь не на одну литературоведческую диссертацию. Публикация в “Октябре” – это, конечно же, хорошо, но я уверен, что когда-нибудь появится отдельное, почти АКАДЕМИЧЕСКОЕ издание, снабженное научными и не научными комментариями, прослеживающими связь реального с вымышленным в прозе Аксенова, и оснащенное весомым справочным аппаратом, где будет скрупулезно исследовано, кто есть кто и что есть что в “Детях ленд-лиза”. Чем, например, кроме НЕЗАВЕРШЕННОСТИ, объясняются повторы текста или то, что персонаж Стелла вдруг именуется на следующей странице рукописи Эсфирью, по небрежности или с целью сознательного лирического “стеба” неточно цитируются автором советские лирические песни? Цели ясны, задачи определены, за работу, издатели!
∙