Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2010
Дмитрий ФАЛЕЕВ
По справедливости
Рассказ
Старший следователь прокуратуры Каменецкого района Ярославской области в корне отличался от нестаршего следователя той же самой прокуратуры. Один был циник, второй романтик. Один работал три года, другой – второй месяц. Один называл пьянство “радость отчаянья”, а другой – “упражнение в безумье”. Один утверждал, что добро должно быть не только с кулаками, но и с базукой. Другой полагал добро безосновательной ценностью и что его нужно просто делать. Вот об этом они и спорили – вечерочками напролет, пока один искал радость в отчаянье, а другой упражнялся в безумье.
– Я с тобой категорически не согласен! – говорил нестарший старшему, и они мгновенно выпивали “за несогласие”.
– Кодекс нужно чтить! – продолжал нестарший, мучительно сдергивая с розовой сардельки ее горячую толстую шкурку. – Мошенник ли, вор оказался под следствием, он в первую очередь человек, и нам не стоит об этом забывать. Мы с тобой должны, как это ни скучно, уважать права человека, а то менты позволяют себе черт знает что! Мы не должны им этого позволять! На нас возложена большая ответственность!
– Мы тебя пошлем интервью давать – о работе прокуратуры. У тебя хорошо получится.
– Чему ты смеешься?
– Ты еще просто не сталкивался. – Старший следователь отвечал уверенно, но без напора. Он никого не хотел учить, а только рассказывал – констатировал факты. – Что злодеи – все тоже люди, это понятно, можешь не чирикать. Беда в том, что и ты, хоть и следователь, а тоже человек. Это может далеко завести. Столкнешься – поймешь.
В этот момент позвонил “сотовый”, спорщики на минуту отвлеклись, но битва мировоззрений закончилась только с последним бульком. Алексей (а именно так звали нашего нестаршего следователя) уехал домой на такси. Он в отличие от всех остальных сотрудников прокуратуры никогда не садился за руль, будучи пьяным. Из принципа. Не из страха. Ведь даже самый бдительный и придирчивый дэпээсник страшен поддатому прокурору не более, чем волку заяц.
Утром шел обыкновенный снег. Был конец ноября. Старший следователь с раннего утра был поглощен своей привычной, но непростой службой. Он фигачил пиксельных монстров на четвертом уровне компьютерной бродилки. Дела у старшего следователя шли неважно – один питекантроп отмахал ему кистенем львиную долю “жизней” и попутно заставил ополовинить боевой патронташ. На четвертом уровне подобные ляпсусы уже не прощались.
– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – поставив игру на паузу, приветствовал старший следователь Алексея, когда тот вошел к нему в кабинет. Алексей хмуро посмотрел в зеркало, висящее на стене. Ну да, несвежак, замотался совсем. – У тебя что на сегодня, Леш?
– Сергей Сергеича повезу.
– Понятно, – сказал старший следователь.
Сергей Сергеич был банальный злодей. Собранный, мимически скупой, он отпускал декоративные тюремные присловья таким неживым пластилиновым голосом, каким Егор Летов декламирует: “Кролик мусолил капустный листок…” Сергей Сергеича взяли с подозрением на убийство. Он сперва попер в несознанку, но в конце концов все признал – после того, как ему о череп разбили пепельницу. Что же он натворил? Размозжил собутыльнику голову камнем. Это произошло в бесхозном рыбацком домушке на берегу Волги. Далее, по словам Сергей Сергеича, выходило, что тело он столкнул в проломленный пол, а сверху присыпал шлаком; там была якобы куча шлака. Алексей давно уже намеревался свозить Сергей Сергеича на следственный эксперимент, чтобы, во-первых, откопать сам труп и провести опознание, а во-вторых, чтобы оный злодей мог на месте преступления наглядно все рассказать и показать в присутствии понятых. Понятые занимались своим делом почти профессионально. Иначе говоря, могли на многое закрыть глаза. Поэтому их и брали. Один за это безнаказанно тырил лес, другой – журналист – получал текущий эксклюзив в свою колонку в областной газете. Оба ждали отъезда во дворе ментовки. Шапки и плечи у них были заснежены. Который день дул пронзительный западный ветер, и повсюду намело невиданные сугробы.
– На “газике” по лесу не проедешь, – с порога заверили оперы Алексея, и тот вызвал трактор с прицепом. Прицеп был так же завален снегом, как и все остальное. Тракторист Федор разгружал его совковой лопатой – он, поскольку работал, был единственный, кто не мерз на ветру. Потом он расставил в прицепе вдоль бортов снятые с троллейбуса кожаные сиденья и сказал: “Можно ехать”. Два конвоира вывели из темницы злодея. Алексей сделал несколько важных рутинных звонков и вернулся во двор. Теперь все были в сборе. Кроме понятых.
– А куда понятые делись? – спросил Алексей.– Минуту назад их здесь видел.
Опер Саша пожал плечами.
Алексей занервничал:
– Пора уже. Где их носит?
– А они за водкой ушли, – произнес злодей. – Сказали, чтоб без них не уезжали.
– Да куда ж мы без понятых уедем?! – Алексей приготовился учинить разнос, но, увидев вернувшихся с добычею понятых, их добродушные улыбающиеся лица, понял, что распечь их он вряд ли сможет. Ведь он прекрасно знал их обоих – вместе гуляли по ресторанам, куча общих друзей. Но замечание он им все же сделал. Те оправдались:
– Холодно же, Алеш. А нам полдня по сугробам лазить.
Алексей обратился глазами за советом к конвойным. Те молчаливо одобрили поведение понятых: мол, водка действительно не помешает, беды от нее не будет, а вот закуска из мандаринов – сомнительная штука.
– Зачешемся все, – обреченно сказал опер Саша.
Алексей колебался. Мысль о том, что на серьезном следственном эксперименте все будут выпивать, ему была неудобна, но он-то работал второй месяц, а остальные не первый год. Пьянка была для них безобидной традицией. И вот теперь все смотрели на Алексея, ожидая, какое решение он примет. “Хорошие люди, нормально работают. Чего я сунусь?” – подумал Алексей и не стал ничего менять в безобидной милицейской традиции. Все нарядились в гигантские, налезающие поверх курток спецовки цвета хаки и залезли в прицеп.
– Готовы?– крикнул из кабины Федор.
– Трогай!
– Тыр-пыр, фу-ты, ну-ты, – заговорил доселе молчавший трактор.
Первый раз “дернули” уже за городом, на Волге, – по полстакана. Лишь Алексей не поддержал народный порыв. Он ел мандарин и держал спину прямо. Ветер бил ему в ухо. Алексею не терпелось скорей добраться до места и там разыграть классически стройный, безупречный сценарий следственного эксперимента. Всю дорогу он наблюдал за анемичным, забуревшим лицом злодея с некоторой застенчивостью, словно за понравившейся девушкой, не желая, чтобы Сергей Сергеич перехватил его заинтересованный взгляд. Однако злодей был погружен в свое. Его память усиленно пыталась сработать по принципу фотоаппарата – схватить и запечатлеть, как на Доску почета, окружающее раздолье. Бог знает, когда еще такое увидишь! Вместо шконок и каменных стен кутузки – просторная белая снежная гладь с неразборчивыми помарками в виде кустарника.
Опер Саша – без тени издевки – наклонился к злодею:
– Ну как тебе… на свободе?
– Как сто грамм принял!
– На,– протянул ему стаканчик второй конвоир. – Соскучился чай по водке-матушке. Одним чифирем сыт не будешь.
– А какой в нем эффект? – спросил Алексей, который никогда не пробовал чифиря.
– Энергетический допинг. Правда, Сергей Сергеич?
Злодей невозмутимо изрек:
– Начифиренный зэк трехметровый забор перескакивает.
Снег продолжал падать. Настроение у всех, за одним незначительным исключением, было хорошее. Со стороны никто бы не подумал, что это каменецкие опера везут в лес предположительного убийцу – скорее теплая дружеская компания отправилась на пикник.
Сначала они ехали по полю, потом по сказочному белому лесу. В прицепе ужасно трясло. Алексей иногда кричал трактористу: “Далеко ли осталось?”, но Федор за рулем ничего не слышал и не отзывался. Искомый рыбацкий домик показался лишь через час. Занесенный до подоконников, выстуженный, дощатый, он напоминал убежище снеговиков, сбежавших из города от злобных подростков.
– Красиво-то как!– сказал понятой-журналист.
– Волшебница Зима!– откликнулся его друг, а Алексей подумал: “Ну вот – приехали мертвеца откапывать, а они пейзажем любуются. Давайте еще песню споем!” Он вошел в дом. Потолок – ледяной, дверь – скрипучая. Посредине, в полу, зияла черная дырка с зазубренными краями.
– Здесь?
– Здесь, – опознал злодей.
Опера стали копать. Это у них получалось плохо: отверстие в полу было маленькое, а шлак – тяжелый, слежавшийся, твердый, подцепить на лопату его было непросто. Испытав затруднения, опер Саша по-деловому спросил у Сергей Сергеича:
– Глубоко ты его зарыл?
– Глубоко.
– Кикоз. – Саша взялся за заступ. Здесь надо пояснить, что “кикоз” по-блатному означает “капец” или “все, приплыл”. В каменецком СИЗО различают также “полный кикоз”, “кикоз голимый” (это когда он происходит по досадной оплошности) и наконец “славный кикоз” – если неприятности случились с вашим соперником и врагом.
Понятые, позаимствовав у тракториста горючее, развели высокий костер.
Опера ковырялись в заветной дырке. Рабочие лошади правосудия, они обнаруживали в себе старательность подлинных кладоискателей, но дело почти не двигалось с мертвой точки.
Тогда Саша отошел к трактористу:
– Федя, ты можешь эту пристройку сдуть на фиг?
– Как два пальца! – Тот запрыгнул в кабину, но тут Алексей потянул уздечку.
– А мое мнение вы узнать не хотите? – повысил он голос. – Целый дом снести! Он же для людей сделан!
– А мы для кого стараемся? Для себя? – взвешенно парировал опер Саша. Следователь метнул на него протестующий укоризненный взгляд, но тот – каучуковым мячиком – отскочил от бывалого опера в обратную сторону, так что Алексей сам был принужден сморгнуть веком. Кроме того, помимо харизмы Саша обналичил еще и убийственно веские аргументы:
– Не снесем – до ночи прокантуемся, так еще неизвестно – найдем, не найдем. А нет трупа – нет дела. Придется этого отпускать. – Саша выразительно кивнул на злодея. – А он не сегодня-завтра еще кого-то положит.
– Ладно, – согласился Алексей, решив, что это его последняя на сегодня уступка.
Федя разогнал по наклончику трактор и весело въехал в дом. Полдома как не бывало. Груда досок и шифера.
Понятые предложили это тут же отметить. Журналист обнес всех закуской. Алексей, чтобы показать, что он главный, выбрал самый большой мандарин. Но выпивать по-прежнему отказался.
Опер Саша излучал расслабляющий оптимизм:
– У нас еще и не такое бывает!
Холодало. Понятые оттаскивали к костру обрушенные доски. Опера снова взяли лопаты в руки, но, сколько ни бились, ничего не отрыли. Труп не то испарился, не то, услышав, что кто-то стремится нарушить его покой, подобно кроту зарылся в преисподнюю глубь – подальше от стукающих лопат.
Неудача вызвала в операх приступ злобы. К тому же они проголодались. Один из копавших, не справившись с собой, грозно попер на Сергея Сергеича:
– Где твой труп? А?
Вопрос прозвучал абсурдно.
– Где твой труп?– раздраженно повторил опер.
– Почем я знаю? Был здесь.
– Украли его, да?
– Почем я знаю, начальник?..
Алексей засуетился, стал совать всюду руки и сделал ряд очевидных и необязательных указаний, желая этим способом доказать самому себе, что ситуация находится под контролем и все идет по плану.
Прошло еще с полчаса, а от мертвеца по-прежнему не было ни слуху, ни духу. Сквозь безликое суровое небо начинали просвечивать космические чернила ночи.
Саша отвел Алексея в сторонку и высказал свое мнение:
– Нет тут никого. Брешет Сергеич. Знает, что без трупа нам его не упрятать.
– Точно.
– Может, мы его того… катализируем?
– Как?
– Как обычно, – немного смутился опер, словно его понуждали поделиться подробностями личной интимной жизни.
– Ни в коем случае! Это же произвол! Хватит с меня того, что дом рыбакам снесли! У понятых глаза на бровях где-то! Бардак сплошной. – Алексей категорично поправил за козырек свою жириновку, залихватски установил руки в боки, но почти тут же сложил их на груди и в этой наглухо закрытой позе твердолобого функционера-распорядителя простоял перед людьми минуты две, как форменный дурак. “Ну и как – показал характер? А что дальше?” – упрекнул его внутренний голос. Наедине с двумя сторонами своей внушаемой мягкой натуры Алексей с чувством внутренней неуютности понял, что опер Саша прав на все сто. Без мертвеца все дело развалится. Это значит три месяца бесполезных стараний. Улетит от них Сергей Сергеич белым лебедем да еще посмеется…
“Чего я лезу? Они лучше знают, как надо”. – Алексей бросил в снег недокуренную сигарету и подошел к Саше:
– Катализируйте.
– Что?
– Ну вы поняли…
– Давно пора! Он нам быстро расскажет, откуда в хлебе дырочки!
– Только не при мне.
– Ясненько. Ну-ка отойдем! – С этими словами опер Саша дружески положил свою широкую властную лапу на плечи ссутулившегося злодея и улыбнулся ему столь приветливо и радушно, как будто звал угостить в кофейню. Сергей Сергеича отвели за еще не разрушенную часть дома. Там его слегка отмудохали. Тот, кто понимает, о чем речь, должен вздрогнуть.
Алексей отошел к понятым. Один из них панибратски обнял его, но следователь скинул руку. Тогда понятой сказал:
– Не корись. Будешь действовать по закону – ничего не докажешь и никого не посадишь. А над вами – палочная система, план раскрываемости… Сам лучше меня знаешь! Это же разумный гуманизм!
В этот момент Сергей Сергеича прицепили наручниками к сосне и спустили с него брюки вместе с трусами. Злодей насторожился:
– Вы чего, мужики?
– Не бзди, казак, – атаманом будешь.
Оперативник поднял с земли толстый корявый сук, подровнял его с одной стороны ножом и убедительно продемонстрировал Сергей Сергеичу, чтобы тот воочию ознакомился с масштабом. У злодея ноги подогнулись в коленках, а оперативник между тем неторопливо обошел сосну и приблизился к Сергей-Сергеичу с оголенного тыла. Опер был настроен безжалостно, презрительно и брезгливо. Злодей ощутил за спиной его недоброе решительное дыхание, перед глазами мелькнул выразительно заточенный сук, и злодей забился об ствол всем телом:
– Не надо! Я все скажу! Не трогайте меня!
Его не тронули. Отцепили. Потом Сергей Сергеич долго и запуганно лепетал перед мрачным, как туча, Алексеем, клятвенно заверяя, что во всем признается, все подпишет, но, где убитый, не знает! “Почем мне знать?”
– Хрен с ним!– скомандовал Алексей. – Поехали назад.
Он уже понял, что злодей его пережал: ведь нет трупа – нет дела. Отправлять в суд – смешно… “Я не справился”, – вынужден был признать Алексей.
Шел уже седьмой час. Трактор фырчал, в прицепе трясло, опера возвращались обратно в отдел. Понятые – обнявшись, полулежа – распевали на два голоса:
В парижских ресторанах,
В вечерних балаганах,
В дешевом электрическом раю…
Сумеречный лес вокруг них посинел и как будто состарился. Один и тот же ветер, продувающий всех сидящих в прицепе, кого-то вдохновлял, кого-то освистывал, а кого-то оставлял безразличным.
Сергей Сергеич всю дорогу бессловесно дышал на замерзшую, приставленную ко рту, пахнущую липкой смолой ладонь. Глаза его были тупые, холодные, почти как у варана, фигура – сгорбленной, но Алексей, сидевший напротив, угадывал за всей этой позой какое-то особенное, чуть надменное торжество, которое жило невидно, молча, подобно тому, как живет в камне твердость. Вероятно, убийцы или по крайней мере некоторые из них, самые злонамеренные и жестокие, совершают свои преступления, одинаково готовые платить за них и не платить, сидеть и не сидеть. В этом главный секрет их силы. Сумасшедшие, расчетливые, безучастные, они даже не понимают, что проиграли – не тогда, когда их повязали, а в момент самого убийства. Им не дано это чувствовать. Бог их оставил.
Алексей вдруг понял, до чего же сильно он ненавидит Сергей Сергеича. Мысли – одна быстрее другой – пронеслись в голове, как медведь по малиннику: все поломавши, с шумом и хрустом.
На следующий день злодея отпустили – держать его дольше не нашлось оснований. Тот стрельнул за углом покурить у первого попавшегося ему прохожего и, подняв воротник коричневой куртки, зашагал по улице Энгельса, мало чем отличаясь от прочих граждан. Только слегка прихрамывал на правую ногу.
Алексей наблюдал за ним через узкую щелку между рамой и занавеской. Воздушный корабль его юридического прекраснодушия получил серьезную пробоину и тяжело опустился на землю. “Ну вот и все… Убийца на свободе. Кто его остановит?” Перед мысленным взором Алексея стоял тот обрушенный рыбацкий домишко, Сергей Сергеич, ползающий в снегу со спущенными трусами, его голая задница, “разумный гуманизм”… И все это ЗРЯ! Алексею стало дурно.
Через месяц старший следователь вызвал его и сказал:
– Собирайся. Есть хорошие новости. Помнишь звонаревское дело? Когда труп не нашелся… Кажется, нашли.
И, не дожидаясь вопроса “где”, старший следователь разъяснил, что мальчишки из Голептова поехали на лыжах и в заброшенной деревне начали дурачиться, лазить по домам, ну и наткнулись…
– Это в трех километрах от той хибары, где вы развлекались.
Алексей немедленно связался с Сашей, оперативником:
– Езжай за Сергеичем! Из-под земли достань… Если нигде нет – в федеральный розыск!
За окном шумел подъезжающий трактор. Алексей кивнул Федору, а с понятыми поздоровался за руку. Один понятой был тот самый журналист, любитель романсов, а второй – новичок, практикант.
Тут же рядом стоял мальчишка – в спортивной шапочке, теплом шерстяном свитере и расстегнутой тонкой ветровке. Он должен был показать дорогу.
В заброшенной деревне оказалось одна улица и десяток домов, мимо которых бежала накатанная лыжня. Вдоль нее красовалась надпись, выбитая в насте колечком лыжной палки: “Спартак – чемпион!!!”.
Дверь в искомый дом была заперта на замок, и Алексей, не сумевший дождаться, пока ее вышибут опера, проник внутрь тем же путем, каким лезли мальчишки, – через боковое окно.
Одного взгляда на тело оказалось достаточно. “Неужели?! Как он здесь оказался?!” – Алексей открыл от изумления рот, а спустя минуту он набрал на сотовом Сашу:
– Привет… За Сергей Сергеичем можешь не ездить… Я его нашел… Да… Похоже, что зарезали. На вид – свежак… А черт его знает… Ну да, оформим… Вы там пьете, что ли?.. А что звенит?.. Да ладно?.. Он же говорил “в январе”… Пацан?.. Передавай мои поздравления. Дочка даже лучше!.. До скорого. Всем привет!
∙