Опубликовано в журнале Октябрь, номер 4, 2010
Там, где
Мария ЗЕЛЕНОВА
Что вы думаете о солнце?
«Деревянная книга» Сергея Прокофьева – уникальный артефакт Серебряного века. Она представляет собой необычный альбом автографов, оставленных композитору современниками. Известно, что Сергей Прокофьев был человеком разносторонним и увлекающимся. В сфере его интересов, помимо музыки, значились философия, шахматы, мода, кино и фотография. Прокофьев сотрудничал с Сергеем Эйзенштейном, водил дружбу с Анри Матиссом. Будучи человеком в хорошем смысле светским, он умел и любил общаться – что великолепно иллюстрирует его «Деревянная книга».Среди ее «авторов» – Владимир Маяковский, Константин Бальмонт и Алексей Ремизов, Кузьма Петров-Водкин и Наталья Гончарова, Игорь Стравинский и Федор Шаляпин.
Эта книга, мало известная широкой публике, много лет хранилась в семье Прокофьева, затем в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) и наконец была выставлена в Государственном музее А.С. Пушкина.
Экспозиция была приурочена к выходу факсимильного издания «Деревянной книги», осуществленного по заказу внука композитора Сергея. Благодаря его многолетней работе совместно с отцом Святославом Сергеевичем был расшифрован дневник Прокофьева (в своих записях он использовал особый способ письма – без гласных букв). В 2002 году дневник композитора был издан – более полутора тысяч страниц «путевых заметок», охватывающих половину ХХ века.
Одна из дневниковых тетрадей Прокофьева, представленных на выставке, была раскрыта на том самом месте, где говорилось о создании «Деревянной книги». Композитор записал: «Летом, сидя с Элеонорой[1] в поезде на пути в Сестрорецк, мы сообразили, что если бы я собирал автографы великих и интересных людей, то я мог бы иметь замечательный альбом. Я решил, что одни фамилии или какие-нибудь изречения, из-за которых каждая знаменитость будет ломать голову… отнюдь не интересно. А вот если бы их всех заставить ответить на одинаковый вопрос, это было бы замечательно… Элеонора затем очень горячо принялась за заказ самой книги, ибо я сказал, что она, сохрани Бог, не должна быть альбомом институтки, а в переплете из двух простых досок, с краешком из грубой кожи, пробитой простыми гвоздями, и с железной застежкой, такой, чтобы при прикосновении к ней руки непременно пахли металлом. Размер – рублевой бумажки. Сопоставление внешней грубости и драгоценности автографов привлекала пикантностью…»
Результат Прокофьева не вполне удовлетворил. Получился, как он метко выразился, «мужик в шелковых чулках». Однако в течение последующих пяти лет писатели, художники, музыканты – сорок восемь великих и не очень современников Прокофьева – вписывали сюда свои ответы на один и тот же вопрос: «Что вы думаете о солнце?»
Выставка, жанрово обозначенная организаторами как «Симфония родственных душ в пяти частях с прологом и послесловием», состояла из пяти разделов – «Жизнь», «Слово», «Игра», «Образ», «Музыка». Каждый из них был призван отразить определенную сторону личности композитора и одновременно его отношения с авторами записей в «Деревянной книге». В трех небольших залах Государственного музея разместились оригиналы «Деревянной книги» и «Дневника», страница из рукописной партитуры «Ромео и Джульетты», портрет композитора работы Петра Кончаловского, изобретенные Прокофьевым шахматы, редкие фото- и видеоматериалы и множество других достойных внимания экспонатов.
При организации выставки были применены новейшие технологии в области лазерного изображения и постановки света. Живопись и скульптура служили необходимым контекстом для «Деревянной книги». Световые панно с автографами перемежались портретами их авторов и цитатами из дневника Сергея Прокофьева, выражающими его впечатления от общения с ними. Были установлены плазменные экраны, на одном из которых можно было увидеть малоизвестные фотографии Прокофьева и киносъемки его интервью и концертов. На другом демонстрировались фотографии, связанные между собой по смыслу и дополненные звуком, – диапорама Сергея Прокофьева-младшего «Сны-видения», навеянная музыкой знаменитого деда.
Раздел выставки «Жизнь» посвящен основным биографическим вехам композитора.Сергей Прокофьев родился в 1891 году на Украине, в Екатеринославской губернии, в семье мелкопоместного дворянина, управляющего имением. Сочинять музыку он начал с детства, поощряемый матерью-пианисткой. Прокофьев поступил в Санкт-Петербургскую консерваторию в тринадцать лет. Поступающие представляли произведения собственного сочинения, обычно несколько пьес. Каково же было удивление председателя комиссии Николая Римского-Корсакова, когда в зал вошел маленький Сережа, сгибающийся под тяжестью папок с операми, симфониями и сонатами. Консерваторию Прокофьев закончил блестяще (сначала как композитор, позже – как пианист), получив на выпускном экзамене Первую премию имени А. Рубинштейна – рояль «Шредер». Известность пришла к нему рано, после исполнения своего Первого фортепианного концерта в 1912 году.
Можно сказать, что в условиях столь непростого века жизнь Прокофьева сложилась счастливо: он дожил до почтенного возраста, много выступал за границей (где находился в 1918 – 1933 годах), получил прижизненное признание, его миновали нужда и репрессии. Разве что в последние годы жизни отношения композитора с советсткой властью резко ухудшились – вышло печально известное Постановление 1948 года, где его заклеймили как формалиста от музыки. Прокофьев умер в один день со Сталиным, 5 марта 1953 года, и по причине всеобщей истерии его смерть осталась почти не замеченной.
Раздел экспозиции «Слово» представил автографы писателей.
Константин Бальмонт в стихах не раз обращался к «солнечной» теме. С нехарактерной для него скромностью он вписал в «Деревянную книгу» сонет под названием «Ребенку богов, Прокофьеву».
Владимир Маяковский, с которым Прокофьева связывали взаимные дружба и восхищение, скромничать не стал и процитировал отрывок из «Облака в штанах»:
От вас,
которые влюбленностью мокли,
от которых
в столетия слеза лилась,
уйду я,
солнце моноклем
вставлю в широко растопыренный глаз.
Даже для либерального Серебряного
века Алексей Ремизов был немного «слишком» – слишком чудаковатым, слишком независимым,
слишком не вписывающимся ни в одно литературное направление. В своем дневнике
Прокофьев отзывался о нем так: «Сам Ремизов очень
картинен, какой-то упырь. Читает он прелестно…». Однако при всем противоречивом
отношении к Ремизову автограф Прокофьев у него все-таки взял: «Солнце бывает простое
и электрическое. От простого солнца пескам да камням тепло, а по нас электрическое.
«Будем как солнце електрическое»[2]
и будет нам виднее и сами видны. Алексей Ремизов. 5 на 6-е. 1последняя елка
Раздел «Музыка» отразил отношения Прокофьева с композиторами-современниками. Как-то на домашнем концерте у Алексея Толстого он в пух и прах раскритиковал присутствовавшего здесь же Шостаковича, назвав его произведение рыхлым и безвкусным. А Шостакович пронес восхищение Прокофьевым через всю жизнь и даже отказался баллотироваться на соискание Ленинской премии, считая, что первым ее должен получить Прокофьев.
Стравинского Прокофьев воспринимал как конкурента и едко называл его музыку «бахизмы с фальшивизмами». Стравинский на вопрос о солнце ответил в Париже (Прокофьев приехал туда по приглашению Дягилева – ставить оперу «Стальной скок») в мае 1920 года: «Очень глупо, что по-немецки солнце женского, а не мужского рода».
Наверное, самые ровные отношения у композитора были с Рахманиновым – слишком уж разная у них была музыка, слишком ощутимая разница в возрасте. Их взаимная критика – это скорее обмен мнениями между мэтрами. Прокофьев высоко ценил Рахманинова, считая его в первую очередь гениальным пианистом и во вторую – талантливым композитором.
«Деревянная книга» сохранила автограф Федора Шаляпина, еще одного музыкального гения того времени: «Самая широкая тропа на солнечной стороне и к Солнцу».
Раздел экспозиции «Игра» посвящен шахматам, которыев жизни Прокофьева являлись не мимолетным увлечением, а устойчивой привязанностью. Играть в шахматы Прокофьев начал с детства, а в шестнадцатилетнем возрасте начал посещать шахматное собрание в Петербурге, к великому неудовольствию матери. Шахматы, подчиняемые логике и строгой гармонии, стали дополнительной частью к многослойной, подчас хаотической музыке композитора.
На выставке впервые были представлены изобретенные Прокофьевым «Девятерные шахматы», воссозданные по его описаниям. Они состоят из девяти шахматных досок, расположенных в форме квадрата, и девяти комплектов шахматных фигур. Здесь же излагались придуманные Прокофьевым правила игры.
В «Деревянной книге» свое мнение о солнце оставили два великих шахматиста – Хосе Рауль Капабланка и Александр Алехин. Капабланка без особых изысков написал, что солнце – это жизнь. А Алехин выразился как-то по-обэриутски: «Когда вижу Его, мир мятен».
Первая четверть ХХ века – время,
когда творческие люди разных «специальностей» работали в очень тесном контакте,
образуя единый культурный фронт. Раздел выставки «Образ» представил посетителям
художников, с которыми общался Прокофьев. Михаил Ларионов, делавший декорации к
балету Прокофьева «Шут», нарисовал в «Деревянной книге» нечто, похожее на квадратную
женщину, и подписал «Я сам солнце», выступив эдаким Маяковским в живописи. Наталья
Гончарова, с которой композитор не сотрудничал, но чье творчество ценил, высказалась
по-женски трогательно: «Очень хорошее ласковое слово: солнышко ясное, кажется, есть
только по-русски. И люди солнечные в Европе есть, кажется, только русские. Наталья
Гончарова солнечному соотечественнику. Париж
Образность разделу придавали картины художников из запасников Третьяковки: пейзаж Бориса Ансфельда, с которым также сотрудничал Прокофьев, экспонировался впервые.
Прошедшую выставку можно сравнить с блестяще исполненной шахматной партией, в которой фигурками служат культурные факты, передвигаемые умно, занимательно и гармонично. Она привлекла внимание публики к одному из самых ярких русских композиторов ХХ века, высветила его многогранную личность. Уникальная выставка не только познакомила посетителей с оригинальной «Деревянной книгой», но и напомнила о дневниках Сергея Прокофьева (обладавшего несомненными литературными способностями), публикация которых оказалась почти не замеченной широкой общественностью.
∙