Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 2, 2010
Перед самым отъездом, решившись, позвонил в Москву. Давно надо было.
– Ну… и когда вы прибываете? – Он тяжко вздохнул.
– В шесть тридцать утра. Мурманским поездом, вагон пять.
Да. Не люкс!
– Как мой водитель узнает вас?
Даже водитель? Ого! – Я обрадовался.
– Ну что вы, не беспокойтесь. Я сам доберусь.
Хотя, раз уж сам предлагает, то почему бы и нет?
– Ну давайте. – Мои мысли радостно заскакали – Я буду желтую папку в руках держать!
Это раньше возили произведения в папках. Таперича по электронке – раз, и все. Но уж возьму для такого дела папку.
– Водитель передаст вам гонорар.
И все?! Короткие гудки. А ты думал – он тебя в гости повезет? Ну что ж, гонорар – это тоже неплохо! Еду к брату на юбилей – гонорар весьма кстати.
Открыл ящик стола – и похолодел. И где же они, желтые папки? Недавно, говоришь, покупал? Разошлись, говоришь? И кому ты это будешь рассказывать? Водителю? “А где, – скажет он, – желтая папка?” Вот – одна только белая! Но по белым денег не выдают…
В отчаянии запихнул ее в сумку, помчался на поезд. Опаздываю! Заговорился, размечтался… На эскалаторе глянул еще раз, убедился: белая! Да, хватит тебе ездить по городам. Дома сиди.
Мурманский поезд на Москву через Питер… есть мурманский поезд на Москву через Питер! Публика специфическая, и, как войдешь, сразу чувствуешь, что едут издалека.
Соседка – тучная блондинка, видимо, бывшая красавица, а нынче непонятно уже кто, распихала свои клетчатые клеенчатые баулы по всему купе! И пространство над дверями забито, и обе верхние полки, и нижняя напротив, и моя, где я, собственно, собирался соснуть, занята частично ею, частично баулом, прижатым к пышному ее боку. А мне куда?
– Ой! – Глянула на часики, как бы обаятельно улыбнулась золотыми зубами. – А я уже думала, что не будет вас.
– Да как-то вот… – Я развел руками.
– Ничего, устроимся как-нибудь. Не буржуи! – бодро сказала она. И даже сделала вид, что подвинулась.
– Вы-то как раз, – кивнул я на сумки, – похоже, буржуй.
Эта ее бодрость совсем мне не по душе, с моим настроением как-то не стыкуется.
– Да какое там! Тащим, что достанем! – весело проговорила она.
Да. Из Заполярья, видимо, едут закаленные оптимисты. Я повесил пальто и изобразил все-таки намерение сесть.
– Да пожалуйста, пожалуйста, – ласково пригласила она, ни пяди, впрочем, не уступив. Мол, садитесь, какой разговор. Свои же люди – всегда выручим. Занимайте, ради бога, часть своего собственного места… если сможете. Чуть придавила баул к своему пышному боку, открыв мне узкую щель между баулом и коридорной стенкой. – Располагайтесь.
На своем собственном месте… Но слово “располагайтесь” не подходит сюда. Скорее – “втискивайтесь”! Втиснулся.
Что интересно, я не один тут такой. Напротив нижняя полка занята двумя баулами, и в такую же щель втиснут лядащий мужичонка. Устало улыбнулся мне. Его можно понять. Он под этим прессом уже восемь часов… или сколько сюда идет поезд из Мурманска?
Я посидел, сжавшись. Ну что же, переведу дух и буду приступать к активным действиям. Уж в этом зажатом виде точно не поеду!..
Опередила мои намерения. Предугадала. Их вообще-то нетрудно предугадать. И отвлекла, как думалось ей, меня от нелепых моих намерений. Дверь пока была отодвинута – единственная отдушина, – и по коридору с громкими воплями промчалась компания нетрезвой молодежи. Кажется, завтра в Москве какой-то футбол. Разогреваются, видимо, заранее. Женщина осуждающе глянула им вслед и подчеркнуто, чтобы я заметил, вздохнула. Ну и что? Затевает, видимо, отвлекающий спектакль, в котором я просто обязан принять активное участие и который, видимо, должен заменить мне сон. Молодец-баба!
– Моя дочь не такая! – вздохнула она.
Ее дочь – не моя дочь. Я с полным безразличием промолчал. Какая мне разница – какая у нее дочь? Будь она хоть ангелом – сидеть тут всю ночь в напряженной позе я не намерен. Не такая у нее дочь! Мне-то что? У меня папка не такая, денег не получу – вот это трагедия! Надо как-то сил набираться к утру. Непонятно, правда, для чего. Но там уже поглядим – были бы силы.
– Ну что? – Я решительно встал. – Будем укладываться?
Куда она свои баулы уберет – мне абсолютно неинтересно.
– Да уж, любой обманет ее.
Да, тему такую не оборвешь. Русская задушевность.
– Ну… и кто же ее обманул? – все же произнес я. Попался! Но остался, однако, над нею нависать. Буду вот так стоять, у нее над душой.
– Жених, кто же еще, – вздохнула она.
Грамотно излагает. Против жениха-обманщика не попрешь. Придется слушать.
Пьяная молодежь с воплями промчалась по коридору вспять, как бы подкрепляя позиции нашей Шахерезады. Да, ее дочь не такая. Что дальше? Уж помогать ей наводящими вопросами точно не буду…
Стоя, задремал.
– Ну и как он ее обманул? – услышал сквозь сон. Никак это мой голос? Все же помог ей! Правильно еще в школе говорила наша классная руководительница Марья Сергеевна: “Нет добросовестнее этого Попова”.
– Как?! – Она уже вполне разгневанно уставилась на меня. Сам ввязался. – Вы не знаете, как девушек обманывают?!
Откуда мне знать? Похоже, что часть вины она уже на меня примеряет?.. Но все же, видимо, поняла, что конкретной моей вины в этом деле нет. Чуть смягчилась. Поняла, что, если пережимать, могу сломаться.
– В Италию уехал, подлец! – проговорила она.
Ну, в Италию – это, наверное, не так уж и страшно? – прошла сонная и потому странная мысль. Нет, так я сейчас упаду. И в проходе засну. А именно этого она, похоже, и добивается.
Вышел к проводнику и демонстративно вернулся с бельем в руках. Вот так!
– Да вы не надейтесь, что вам удастся заснуть, – обаятельно улыбнулась она. – Храплю так, что все трясется вокруг. Это с детства у меня, – добавила трогательно.
Понятно. Все, что касается детства, то неприкосновенно у нас!
– Когда геологом работала, мне все говорили: ты, Надя…
Вот так вот, непринужденно, и познакомились.
– …так храпишь, что комаров от палатки отгоняешь.
Чудесно!
Наверное, надо это записать, – мысль мелькнула в натруженном мозгу. – Вдруг пригодится?
Попался! Но на чем записать? Блокнота нет. На папке можно, она, благо, твердая. Не зря, значит, взял. В жизни все пригождается.
– Я сам храплю, – твердо произнес я, все же решив не сдаваться. Рухнул в щель.
– Да… И муж у меня всю жизнь храпел, – лирично произнесла она. – Вот – схоронила. Еду.
Тяжелую артиллерию пускает в ход. Я с отчаянием откинулся. И главное ведь – говорит правду, я это понимал. Теперь я просто обязан поддержать разговор. “Простите, от чего умер?” Нет, мастер диалогов, не то! Ею, впрочем, не надо руководить. Мастерство ее не на писателей рассчитано – на широкие массы и силу имеет непреодолимую. Не ее мне учить.
– Да-а… Кто всю жизнь проработал на Севере, тому уже на юг подаваться нельзя – говорила ему!
– Нельзя? – Это я просто обязан был ее спросить. Для знания жизни. Или, точнее, для знания смерти. – Ведь существует, кажется, государственная программа переселения… отработавших северян на юг, – в свою очередь знанием жизни блеснул.
– Ну да, – горько сказала она. – Нельзя нам уже туда. Месяц всего у сестры своей прожил в Крыму. Мгновенно этот… которого к пиву дают… выскочил. Двадцать лет в нашем климате спал. А тут сразу – хвать! Обратно привезла его… Врачи самые лучшие у нас – вы же знаете, – вскользь сообщила она, – но в один голос: поздно привезли. Какая программа! – махнула рукой.
Да. Теперь я уже просто не имею права на сон.
– Дачный домик бы достроить у себя на Севере, где жили всю жизнь… Программа… Вот по ней и начали строить. А тут обрезали враз. Руина осталась.
Ну что ж… Руина жизни и у меня.
– Да нет, у нас там хорошо, – вздохнула она. – Сначала кинулась я ругаться, по привычке своей. Участок – галька. А потом оказалось – самое то. Галька тепло концентрирует. И сквозь нее – самые всходы. Малина – с кулак! – показала.
У нее и на полюсе вырастет.
– Строить, конечно, нелегко было. Где там лес взять? А потом и программы прикрыли. Деньги закончились. Остановили строительство. На пенсии уже – много не построишь. Ну, тут он и смалодушничал. Уехал к сестре в Крым. Сказал, на разведку. А привезли на носилках. Говорила ему!.. Совсем уже был плохой. И вдруг: “На охоту хочу. Последний раз”. – И голову уронил. Ну, собрала кое-как. Сама села за руль. Приехали на мыс. А у песцов там как раз свадьбы идут. Веселые, обнимаются! “Поехали обратно!” – говорит. И потом уже и на сеансы не ездил. На даче лежал. Одна комната у нас только построена. Но не застеклена. Лежал летом, смотрел. Под окнами у нас поле камышей. Болото. “Надя, – вдруг говорит, – посмотри туда. Как-то странно там верхушки камышей шевелятся. Как живые”. Сапоги одела, пошла туда. И действительно – оказалось, там речка бьется. Узенькая, но живая! Я по камням там даже мидий набрала. Сварила, соседей угостила. И Колю, конечно. Но он есть уже не мог…
Опустила голову. Устала и она? Подняла взгляд.
– А соседи благодарили. До этого они их только толкли, на корм свиньям. А тут сами покушали… А в последний его день вдруг прилетела к нам индоутка. “Смотри, смотри!” – слышу, хрипит. Думала – бредит. Выглянула: действительно, ходит по двору. Крупная, яркая! Откуда взялась – сроду здесь таких не было. Соседей спрашивала – может, от них? Нет, отвечают. А Коля хрипел уже: “Дострой дачу, умоляю тебя…”
Молчание необходимо было тут. Но длилось недолго.
– Вот, еду разбираться в Москву, – кивнула на узлы. – Дары Севера! – усмехнулась – Ну, наш шампунь из водорослей вы, конечно же, знаете?
Теперь просто обязан знать. Победила меня полностью! Ясно уже, что в баулах – неприкосновенное. Не-сдвигаемое. Ё-моё!
Только, – с отчаянием подумал я, – какие уж у нее такие дары Севера? Москва на такое вряд ли купится… на эти ее дары. Да еще в такой упаковке. Наивная тетка.
И это мгновенно просекла!
– Да ничего, справимся, – усмехнулась. – В управлении все наши бывшие кореша сидят. Вместе всякое повидали. Зажрались маленько, конечно, – кивнула на узлы.
Что, интересно, там у нее? Сглотнул слюну.
– Но ребята хорошие! – уверенно припечатала.
Попробуют они у нее другими быть! Ее не свернешь, похоже. Даже смерть мужа только подхлестнула ее. По струнке все сядут! Я и сам по струнке сижу.
– Из Москвы в Италию к дочке полечу.
– Как?!
– Так мебельный бизнес у нее там… Я говорила ж вам.
Говорила… но подробности опустила. Вот тебе и “не такая” дочурка!
И тут я уснул. Снились мне солнечная Италия с отличной мебелью, индоутка…
Проснулся от лязганья буферов. Спал? Все-таки она мне позволила ноги протянуть. И даже белье подстелила. Когда? Приподнялся. Ноги спустил. Она сидела на полке “визави”, где лядащий мужичок находился. Вторую половину ночи ему “повезло”. Правда, и поспать ему удалось – из-за нее его ножонки торчали.
Подмосковные платформы мелькают. Химки. Канал имени Москвы. Снова рельсы, желтым освещены. Мужик в желтом жилете – маленьким кажется издалека – навстречу нам тяжко тащит, руки закинув за спину… видимо, кабель? Потом вдруг еще один за ним – так же согнулся. И еще один, так же согнутый, в точности похожий. И еще… Через равные промежутки насчитал их двадцать два! Что за кабель такой? Десять минут вдоль него ехали… Обычный труд. А нам душу рвали “Бурлаками на Волге”!
– Так! – Я глянул на папку. Половину задней ее обложки вчера исписал речами Шахерезады. Поднял на нее взгляд. – Ну и как вы этого… бывшего дочкиного жениха наказали? Который в Италию слинял.
Теперь я уже от нее не отстану.
Она сладко потянулась:
– Да запросто.
– У мафии длинные руки? – не удержался, сморозил.
– А зачем нам их мафия? У нас своя, – просто ответила она. – Думала – он наши интересы будет представлять. А он пришел, наглый, тогда на фабрику. Мол, ничьей дочки не знаю, сам по себе. Те спрашивают: “Разве вы не их интересы представляете?” “Да плевал я на них!” Теперь дочка там.
– А он? – Ужасом повеяло на меня!
– Где надо. На фабрике сказали ему, что нужно срочно поехать на переговоры в один маленький город. И там по такому-то адресу зайти.
– И?
– И все! Теперь по гроб жизни там виноград будет собирать. А рыпнется… – подняла глаза… даже у меня по загривку пошел холодок. – Вот так!
Лядащий вдруг резко сел на своей полке:
– А у меня зато – разрешение на ношение оружия и пересечение нерестовых речек! – Выпятил грудь.
– А вы по делу едете или как? – внимательно посмотрела вдруг на меня. Решила, видимо, провентилировать мои шансы. Может, на что сгожусь?
Честное слово, лестно, что вызвал у нее интерес. До этого я как-то еще колебался: по делу я еду – или как? Но тут сказал твердо:
– По делу!
Снова на папку посмотрел. В свете желтых фонарей похожа, действительно, на желтую… но на самом-то деле белая… Ты чего? Стыдись! Люди такие проблемы решают, а ты? Тем более в руке твоей – верное перо. Я повернул папку к себе лицом, размашисто написал “ЖЕЛТАЯ” и, держа ее перед собой, вышел на платформу.
∙