Опубликовано в журнале Октябрь, номер 2, 2010
Долгое время документальное кино было таким видом кинематографа, которым интересовался узкий круг специалистов и редких любителей. До зрителей оно если и доходило, то все больше в виде необходимого “разогрева” перед фильмом в кинотеатре. Его смотрели, его терпели как нечто неминуемое, за которым последует праздник настоящего искусства, настоящих историй. Но вот уже двадцать лет настоящие истории происходят не на экране кино, а за окном любой квартиры. Теперь уже зритель начинает искать в художественном кино “правду жизни”, ту самую документальность, от которой так старательно отказывался раньше большой кинематограф. Родилось и успешно развивается такое направление в драматургии, как “театр.doc”, или документальный театр, когда “улица” без изменения переносится на подмостки. Документальность привносится и в кино (например, российский номинант на “Оскар” фильм “Палата №6” Карена Шахназарова снят в форме интервью). Жанры смешались. В телевизионных сетках документального кино становится все больше, а в России зреет и набирает силу фестивальное движение документалистов.
На конец года приходится несколько крупных докфестсобытий. В начале октября в Екатеринбурге проходит Всероссийский фестиваль документального кино “Россия”, через неделю после него в Перми стартует “Флаэртиана”, к этому времени уже формируется список номинантов “АРТДОКФЕСТА”, а следом за ним готовит награды для вручения национальная премия “Лавровая ветвь” в области неигрового кино и телевидения. При этом не надо забывать, что имеют номинацию лучшего документального фильма и “Золотой Орел”, и “Ника”, и многие другие кино- и телепремии.
Телевидение как главный законодатель моды и раздатчик милостей и здесь сыграло свою роковую роль. Дело в том, что документальное кино предполагает отсутствие выставленных заранее условий, телевидение же требует соответствия стандарту и шаблону. Так появилось “форматное” кино: научно-познавательные программы, расследования грабежей и убийств – кино не игровое, но и не документальное в чистом виде. Подобный “формат” редко попадает на фестивали. Это все равно, что заказная или массовая литература – такая никогда не попадет в шорт-лист уважающей себя литпремии. Но порой подход отборщиков не совпадает с пожеланиями профессионалов. Как раз такое столкновение мнений и произошло в Екатеринбурге на фестивале “Россия”.
В этом году самый крупный и самый известный в России фестиваль неигрового кино праздновал свое двадцатилетие – для любого фестиваля возраст солидный. Кстати сказать, интерес к документальному кино в уральской столице огромный. В просмотровых залах Екатеринбурга в прямом смысле “яблоку негде было упасть” – заняв все места, зрители сидели на ступеньках, стояли в проходах.
За четыре дня кинопросмотров было показано тридцать пять фильмов. Четыре приехало из Санкт-Петербурга, пятнадцать – из Москвы, семь были из Екатеринбурга; Новосибирск, Киев, Иерусалим, Пермь, Владикавказ, Таллин, Вильнюс, Челябинск, Краснодар представили по одной картине. Охвачены были почти все города, в которых существуют интересные киношколы.
Первый же день просмотров родил массу вопросов. Андрей Шемякин, председатель отборочной комиссии, крупный искусствовед, обладатель “Тэфи”, создатель и ведущий программы “Документальная камера”, утверждал, что программа подобралась сильная, интересная, что она демонстрирует весь спектр сегодняшней документалистики, все ее тенденции и направления. “Порой пугающие тенденции”, – тихо добавлял он. Это добавление было ключевым. Программа настораживала.
Авторов многих фильмов объединяла некая растерянность. Есть герой, да что о нем сказать; есть тема, да как-то неудобно докопаться до сути; есть красота, да что в нее еще можно вложить, кроме того, что на это приятно смотреть.
Едет из Москвы во Владивосток молодой француз Зигфрид (фильм “Поезд 44” Юлии Исхаковой и Александра Чернова, приз за лучший дебют). Как он туда попал, что пытается найти в бесконечной поездке по необъятной русской земле – об этом не знает ни герой фильма, ни его создатели. Сидит на пригорке милая девочка Маша, а вокруг – ее Карелия, с которой она не хочет расставаться, не хочет переезжать в город (фильм “Солнечный день” Юлии Киселевой). Деревня, где живет Маша, полузаброшена, живут в ней одни старики, школа еще держится – раз есть ученик, есть и учитель. Но Маша уезжает, школа закрывается, деревня продолжает жить своей жизнью. Мечтает о собственном бесплатном гектаре земли слесарь (фильм “Пространство Володи Торовина, или Гектар самодостаточности” Натальи Исаковой). Он в этой стране родился, его дети хотят жить на этой земле – так почему же за свою собственную землю, за эти “леса, поля и горы” российский человек должен платить? Этот вопрос перестает быть риторическим, когда становится ясно, что задается им сорокалетний мужчина, имеющий жену и четверых детей.
Неподготовленный зритель, привыкший считать документальным кино то, что ему показывают по телевизору – криминальные расследования, исторические изыскания, последние дни из жизни великих, – будет сильно удивлен, столкнувшись с истинными документальными работами. Оставшаяся за бортом телевидения настоящая документалистика не готова прогибаться под зрителя – она трудна для его восприятия, общается с ним на уровне образов и ассоциаций. Вербальное сообщение и однозначность понимания смысла часто уходят на второй план.
Катит по разбитым дорогам старенький автобус (фильм “Занавес” Владимира Головнева в номинации “лучшее короткометражное кино”), в нем – актеры провинциального детского театра. Об искусстве здесь давно забыли – люди просто зарабатывают деньги, а по инерции еще продолжают говорить о судьбах театра, о своем предназначении. Да и не игра давно все то, что изображают актеры. Очередная деревня, очередной спортивный зал, на время превращенный в сцену. Картонный Айболит, неубедительный Бармалей – от актерской игры остался только произносимый текст, а в зале смех, юные зрители перешептываются, довольно жмурятся, искренне переживают за незадачливого доктора. Вот вам и текст с подтекстом, хотите – считывайте, хотите – смотрите по верхам, и тот, и другой способ допустимы.
Зритель так и оценивал: “нравится – не нравится”, “понял – не понял”, “близко – далеко”, и голосовал… ногами. Как только к фильму терялся интерес, люди из зала начинали потихоньку уходить. Так было, например, с картиной прибалтийского кинодокументалиста Янины Лапинскайте “Стоянка поезда – пять минут” (приз Гильдии киноведов и кинокритиков). Медитативно, неспешно разворачивающееся повествование о жизни небольшого литовского городка, растянутое на пятьдесят семь минут, заставило пару десятков зрителей вспомнить о более насущных делах.
Жюри ориентировалось на художественность и профессионализм. Все то, на что пытался обратить внимание Андрей Шемякин и что называл тенденцией, жюри не разглядело, течениями не заинтересовалось, “нового слова” не услышало. На финальной пресс-конференции фестиваля “Россия” на головы отборщиков посыпались упреки за большое количество непрофессиональных картин в конкурсе. И хотя в начале фестиваля все были убеждены в том, что каждый приз найдет своего хозяина, к закрытию выяснилось, что лучшего полнометражного фильма так и не смогли найти. “Надо лучше составлять программу, серьезней относиться к отбору”, – в один голос заявляло жюри: председатель его каннский триумфатор Сергей Дворцевой (его фильм “Тюльпан” в этом году в Каннах получил приз как лучший дебют), кинооператор Вадим Алисов, кинокритики Валерий Кичин и Зоя Кошелева, кинорежиссер, обладатель “Ники” и “Лавра” Сергей Лозница. Интересно, что кино, которое отборщик Андрей Шемякин считал знаковым, жюри не отметило: ни “Части тела” Марии Кравченко (история молодых людей, чье детство и юность разрушила война в Чечне), ни “Чай вдвоем” Виктории Лопач (трогательный рассказ о старике и его подопечном слабоумном соседе), ни “Этюды о Гоголе” Евгения Потиевского (взгляд на писателя глазами поэтов и мыслителей Серебряного века).
“Это новое кино! – заявил на финальной пресс-конференции президент Гильдии киноведов и кинокритиков Виктор Матизен. – Может, у многоуважаемого жюри просто отсутствуют рецепторы для восприятия подобных картин?”
Вот здесь-то назрела и совершилась та самая война, победителей в которой пока что-то не видно. Потому что проблемы с “рецепторами” оказались не только у жюри (а претензии к фильмам были чисто профессиональные – отсутствие драматургии, внятной истории, интересного героя, глубины, значимости). Непонимание того, что происходит, обнаружили и сами начинающие документалисты. На представлении своих картин мало кто из них смог внятно объяснить, почему ими был выбран тот или иной персонаж (оправдания “Срочно для диплома нужно было кого-то взять” не принимаются), почему съемки проходили именно там, где они проходили (“Так ведь красиво” – тоже не аргумент), не говоря уже о том, что сформулировать, о чем их кино, смогли единицы (изложить не краткое содержание картины, а смысл).
Старушки в зале сколько угодно могли возмущаться, говоря, что это “не кино”. Да, в подобных опытах нет искусства, нет эстетики. Молодежь желает заявить о себе, продемонстрировать свою способность пользоваться новыми технологиями, когда не нужно ни к чему готовиться, не нужно ничего продумывать. Затопчет молодежь профессиональное кино или, перебесившись, пойдет читать учебники? Заставит принимать себя такой, какая есть, или уже через пару лет начнет каяться и отрекаться от ранее сделанного? Новых мыслей в молодом кино пока нет, есть только момент открытия чужой жизни – молодая камера готова вплотную фиксировать каждый поворот ее, а современная технология легко позволяет это делать. Причем если раньше главным героем становился человек, одиноко бредущий по мегаполису, личность, теряющаяся в социуме, – то теперь тот же одинокий герой становится демонстрацией потери личности. И чем крупнее этого человека пытаются показывать, чем глубже влезть в душу, тем страшнее разворачивающаяся картина внутренней пустоты.
Профессионалам оставалось только хвататься за голову и бормотать: “Они нас победят. Это другое по восприятию кино. Новое слово. Новый век”. Новый или не новый, но что это определенное явление – свершившийся факт. Вопрос о том, стоит ли серьезный, уважаемый фестиваль превращать в учебную площадку или, напротив, вернуть все на устоявшиеся классические рельсы, когда показывается только “настоящее документально кино”, до сих пор остается открытым.
И все же век веком, рецепторы – рецепторами, а последнее слово осталось за профессионалами. Награды на фестивале “Россия” получили не экспериментальные картины, а самые что ни на есть классические. Гран-при фестиваля достался создателю картины “Глубинка 35х45” новосибирской студии “Кино-Сибирь” Евгению Соломину. Он запечатлел печальную историю о том, как где-то в глубинке несколько лет назад происходил обмен старых паспортов на новые (для них необходимы фотографии, и вот фотограф колесит по этой самой глубинке, на минуту-другую вырывая людей из их повседневной жизни). Это кино – классическая картина, снятая на пленку, где за короткое время рассказана чуть ли не вся история России, от советских времен до нынешнего часа, о нашей жизни, где есть место всему, где мало какие события могут нарушить привычный уклад жизни.
На фестивале “Россия” было вручено пятнадцать призов. Два из них уехали в Москву, два остались в Екатеринбурге; не остались без внимания документалисты из Новосибирска и Владикавказа (лучший дебют – “Письма из будущего” Алины Акоефф), Санкт-Петербурга, Вильнюса и Киева. Недовольство обойденной молодежи, которую то ли не поняли, то ли не приняли, мы пока оставим. Революции, как известно, зреют, а войны готовятся. Посмотрим, что будет в следующем году.
Понятие “документальное кино” заметно размывается, многие начинают относить сюда всякую съемку, вплоть до роликов, снятых с сотовых телефонов, зафиксированных встроенной в компьютер видеокамерой. А значит, о профессионализме разговор идти уже не может, если каждый взявший камеру – уже документалист, свидетельствующий о реальности, не осмысливающий ее, а лишь фиксирующий. Но вот что странно: идущие следом за “Россией” докфестивали эту проблему решили просто не замечать. На “Флаэртиану” из программы екатеринбургского фестиваля попали всего несколько классических документальных картин. Здесь дали приз “Занавесу”, не заметили “Глубинку35х45” (Гран-при фестиваля “Россия”) и похвалили “Почтовую лошадь”, обойденную в Екатеринбурге. Идущий следом АРТДОКФЕСТ выбрал в номинанты четырехминутную зарисовку классика документального кино Герца Франка “AFTER” (“После”) – в Екатеринбурге мэтру поаплодировали, но наградой обошли – и полемичную картину “Части тела”, которую с возмущением осудило жюри “России”. Несовпадение программ и награжденных отчасти объяснимо: АРТДОКФЕСТ не очень дружен с “Россией”, а “Флаэртиана” – фестиваль международный, в его программе много иностранных фильмов.
АРТДОКФЕСТ отличает большая полемичность тематики, здесь не боятся показывать фильмы на острые темы – о националистах, о русских в Эстонии, о движении “Наши”. В этом году в жюри фестиваля – социолог и журналист Даниил Дондурей, театральный режиссер Анатолий Васильев и журналист Марианна Максимовская. Понятно, что в представленном кино они будут искать нечто совсем другое, нежели то, что интересовало жюри “России”. Это объяснимо – фестивали в кричащей Москве и в далеком Екатеринбурге и должны отличаться по уровню пафоса и по громкости голоса. Но не профессионализма (неизвестно, однако, что больше заинтересует московское жюри – качество работы, раскрытие темы или скандальность). Интересна в этом году внеконкурсная программа, среди которой есть “Лучшие документальные телевизионные фильмы 2009 года”. Екатеринбургские споры о “формате” и “неформате” здесь были разрешены просто: в Москве телевизионное “форматное” кино выделили в отдельную программу. И это кажется логичным.
∙